в Чернолесье, – согласно кивал старик. Он запыхался. – Но пройдем через Куупларг. Мой товарищ…
Людомар резко остановился.
– Куда направил ты стервятников? Туда? Что там? Куупларг. Нет?
– Да, – согласился старик. Он задыхался. – Я не подумал… Но это не то… это можно придумать… Дай мне отдохнуть! – неожиданно взмолился он и тут же бухнулся на придорожную кочку. – Подумать надо… поразмышлять… – Тикки потер руками голову. – Ах, как сложно это все! Стар я уже. Не думается совсем. – Неожиданно он пожаловался: – Мысли подобны телегам без двух колес. Толкнешь их вперед, а они в сторону идут. Стар я! Стар!
Сын Прыгуна прошел еще несколько шагов и остановился. Первая злоба на то, что он должен еще дольше оставаться в этимх треклятых равнинах с их полупрозрачными перелесками и рощицами – мысль о такой жизни едва не разорвала его на части. Тем более, что до Чернолесья оставались считаные дни пути.
Он подошел и опустился рядом со стариком.
– Как же такое может быть?! – недоумевал тот. – Помню я сказание, но… не помню. Протух я изнутри. Усох. – Он обернулся к охотнику. – Я тебя заклинаю в Куупларг пройти. Заклинаю всеми богами, твоими и моими! Нет мочи уже… – Старик растерялся (видимо, потерял мысль). – Перемрем мы все, коли и дальше все будет также. Оридонцы уничтожат все и на равнинах и в Великолесье. Не думай, что останешься в стороне. Повсюду доберутся. – Старик всхлипнул. – Мочи нет так жить. Видеть, как все это происходит… У меня все сотоварищи перемерли, когда холкун еще в расцвете сил. Погубили их Приполье и смердящая болотная грязь. Раньше в наших городах старикам возможно было собраться, посидеть и вспомнить. Сейчас же нет стариков в городах наших. Не доживают холкуны до старости. А то, что поросль молодая от жизни такой пищит в великой радости, то они не знают другой. Для них дебы заменой всему стали. Когда столь долго проживешь, как я прожил, особенно такое видится.
Наступила длительная пауза.
– Почему Куупларг? – спросил людомар.
Старик замялся.
– Говори все, как и я тебе говорю, – приказал вдруг охотник. – Не то я встану, и ты останешься один.
– Там есть такие, кто не сложил оружье перед оридонцами. Два города таких – тот и еще один. Не знаю я его названья, но он очень далеко отсюда, на Холмогорье, что в стране реотвов.
Людомар впервые слышал про такой народ, но не удивился: и без этого названия он привык к тому, что названия и запахи растений и животных были ему ведомы лучше, чем народы вокруг Великого леса.
– Если меня гонят стервятники; если они будут в Куупларге, то не путь нам туда, – попробовал он отнекнуться в последний раз.
– К нашему приходу они уйдут оттуда. Да и я не пущу тебя в город. Слишком ты высок для холкуна. Сам пойду. Сам узнаю. Идем?
– Идем, – кивнул людомар. – Если не будет меня в ларге, а только ты, – согласен я.
***
Куупларг отстоял от Чернолесья в двух днях пешего пути. Людомар понял это, когда восточный ветер принес ему запах лесного перегноя. Он смешался с запахом полей, рек и тухлой воды (непонятно, откуда она могла взяться?) и нежно щекотал нос Сыну Прыгуна.
Городок был одним из тех немногих, которым оридонцы позволили сохраниться, какими они были. Но путники не смогли дойти до самого города, ибо на подходе к нему людомар почувствовал запах бивака довольно внушительного войска, лагерем стоявшего подле города.
Как и условились ранее, старик пошел по дороге один, а людомар, не теряя времени и без ведома старика, что было духу бросился бежать в сторону Черных лесов.
Где-то стоя, где-то пригнувшись, а где и лежа он продвигался к заветной цели, от которой был отделен последние три десятка лет. Он бежал и отгонял от себя настойчивую мысль о том, что и в Чернолесье должно было что-то измениться. Нет! Он не хотел об этом думать. Не сейчас! Пусть надежда и сладостное чувство исполнившейся мечты наполняют его душу. Недолго, но пусть это будет, иначе он не выдержит. Он остановится и дико закричит, потому что все, что произошло в последние дни – от этого нельзя не кричать. Охотник хотел вернуться домой, забиться в самую отдаленную глушь Чернолесья. Ему хотелось прижаться к людомаре, потрепать за ухом иисепа, подбросил в воздух тааколов, потрепать за шевелюру маленькую Лоову. Ему хотелось взобраться на вершину мека, сплести гамак и улечься в него. Ему хотелось лежать и смотреть прямо в небеса. В их синеву. В их бездонность.
Он мчался вперед без отдыха. Перекусывал на ходу. Пил откуда придется.
Ветер доносил ему запах леса. Людомар понял, что за небольшим склоном ложбины, по которой он мчался, начинается Редколесье. Вдруг лицо охотника словно бы впечаталось в запах древесной утробы. Терпкий аромат опилок и щепок, перемешанный с болью сотен деревьев, в который Сын Прыгуна во всего размаха влетел, едва не свалил его.
С остервенением людомар поднимался по склону, а когда поднялся, то от неожиданности растерялся, споткнулся, упал и кубарем покатился вперед.
На всем пространстве, на сколько хватало, глаз простиралось кладбище деревьев. Над их поверженными стволами копошились тысячи холкунов и пасмасов. Они усиленно работали топорами, очищая стволы от веток и листьев. На дальней дороге длинной вереницей тянулись телеги доверху набитые бревнами и поленьями.
Людомар потерял дар речи. Словно парализованный он лежал на траве, без сил, с ломящей от напряжения шеей и с не верящими в увиденное глазами.
Как они посмели сделать такое, стучало в его мозгу, как они посмели!!!
Придя в себя, он ловко проскользнул мимо холкунов и углубился в лесоповал.
Холкуны и пасмасы, которых он видел на своем пути, были сильно истощены. Они буквально валились с ног от усталости и апатично смотрели лишь на то место, куда должен был опуститься топор. Пройти мимо них не стало для него непреодолимой задачей.
Ближе к закату он достиг, наконец, первой лесополосы. К счастью, боги были благосклонны к нему и его никто не заметил.
Черный лес встретил его тревожной тишиной. Растения, ощутив рядом с собой людомара, едва уловимыми движениями тянулись к нему, прося защиты. А он шел, опьяненный исполнившейся мечтой, вдыхая изменившийся запах леса.
От радости и восторга он потерял бдительность и не ожидал, что лесополоса закончится. Сын Прыгуна оказался на открытой площадке под взорами сотен глаз.
– ОНИ! – раздался дикий визг, и десятки холкунских женщин бросились в рассыпную.
Людомар перепугался не меньше их. Быстро осмотревшись, он принюхался. Спереди него начинался настоящий сплошной лес.
– Фьють! – пропела рядом с ним стрела и с густым жужжанием впилась в ветвь свидиги.
Ноги сорвали охотника с места и быстро понесли прочь. Вслед ему свистели стрелы. Поднялся невообразимый треск и грохот.
Краем глаза он заметил, как в его сторону через завалы бегут странные существа с четырьмя руками. Они неуклюже перебирали короткими массивными ногами, но бежали довольно быстро.
Охотнику не составило труда быстрейшим образом оказаться под сенью деревьев.
Лес встретил его тишиной. Но эта тишь была безмолвием для всех других, но не для него. Людомар чувствовал, как ликовал лес. Он встречал его как своего родного, как своего хозяина.
Необычайно сильное чувство охватило Сына Прыгуна, он остановился и повернулся лицом к погоне. Небольшое усилие и вот снова жажда крови – теперь оридонской крови – стала возрастать в нем с неимоверной силой.
На первого оридонца людомар напал сверху. Он свесился на ногах, мечи сверкнули в глубине леса, как молнии, и голова преследователя слетела с плеч. Тело сделало еще несколько шагов и со всего маха врезалось в ствол дерева.
Второй оридонец увидел его и бросился на него, пытаясь ударить щитом. Людомар взобрался на ветку и перемахнул на другое дерево. Он слышал, как за вторым набегало не менее десятка воинов. Сын Прыгуна и сам не знал, что он делает, но делал он все очень уверенно, словно совершал такое уже много раз.
Делая скачки в разные стороны, он запутал погоню. Оридонцы разделились на несколько группок, перед одной из которых людомар и спрыгнул. Его колющий удар был стремительным, но оридонец успел закрыться щитом. Тогда охотник присел и пронзил ему стопу. Этого было довольно.
Деревья мешали солдатам набрасываться на него всем сразу. Обходя деревья, они теряли его из виду. Людомар пользовался эти, убивая их по отдельности. В бессильной злобе оридонцы изрубали ближайшие ветви, корни и стволы деревьев, а людомар делал прыжок и довольно быстро уходил от них по нижней кроне.
Раздался протяжный вой трубы. Оридонцы, все как один, развернулись и просились вон из леса. На лице охотника растянулась улыбка. Он пробежал к кромке леса, взял приставленный к стволу лук старика, подхватил колчан и, стреляя в спины убегавшим, убил еще восьмерых солдат.
Его поразило, что все это время холкунки – такие же изможденные, как и мужчины – стояли, прижавшись друг другу на другой кромке просеки и со страхом смотрели… в его сторону. Оридонцев они встречали, как своих защитников и гневно потрясали кулаками, глядя как он разил своими стрелами солдат-надсмотрщиков.
Войдя в раж, людомар спустился с ветки, подхватил тяжелый щит одного из убитых и, выражая свое презрение, стал ходить и собираться стрелы в телах убитых. Дикий вой, и злобные крики раздались с противоположной стороны. В его сторону тут же полетели стрелы и проклятья.
Лес зашумел над головой Сына Прыгуна. Послышался птичий щебет. Людомар улыбался. Он улыбался так, словно собирал ягоды на самой тихой, самой глухой поляне Чернолесья.
***
– Привысокий, он здесь. Его видели сегодня вечером у Чернолесья. Он убил четырнадцать наших воинов.
– Скольких похитил?
– Ни одного.
– Предпочитает убивать? – Яабир посмотрел на Кина.
Кин перевел взгляд с воина на Яабира и неопределенно мотнул головой. Его большие зеленые глаза не выражали ничего, как и у всякого оридонца.
Несмотря на то, что Яабир был начальником Куупларгского воинства и дослужился до того, что ему было позволено командовать провинившимися оридонцами, когда сам он был пасмасом, в присутствии чистородного оридонца он всегда ощущал себя слугой.
Воин, который должен был обращаться к нему, стоял навытяжку в сторону Кина.
Кин поднялся на ноги и постучал щитом о пол. После этого молча вышел.
– Это все же он, – сказал он, подходя к своему кеорху.
Его ближайший друг, Эк, из расы брездов стоял, прислонившись к боку кеорха, и лениво жевал что-то съестное.
– Он быстро драпает от нас, – он сплюнул кости, перемолотые крепкими зубами, – но не боится биться с двумя дюжинами оридонцев, а?
– Он в своем проклятом леске, потому такой смелый.
– Мы должны выманить его?
– Да.
– Как?
– Не знаю. Я подумаю. Ты пригляди за Чостом. Он дремс. Между ними и людомарами была связь, я слышал. Не хочу потерять свою лучшую ищейку.
– Не беспокойся, Кин, присмотрю.
***
– А-а-а!
Громкий женский крик далеко разносился, ударяясь о кромку Чернолесья, как о великую стену. Стена деревьев глухо внимала ему, слегка шевеля ветвями, будто бы успокаивала потревоженный криком голос: «Тише! Тише!»
– А-а-а-а-а-а-а! – кричала девушка, бегавшая вдоль границы, где заканчивались владения Синих Равнин и начинался лес. Она задыхалась от бега, иногда падала, потому что ноги подкашивались от усталости. Она оглядывалась назад и смотрела на расстояние, которое пробежала.
Это была молодая холкунка, довольно милая на лицо, но несколько хрупковатая для жизни близ Черного леса. Ее изорванное платье сохранило на себе следы длительного бега. Оно было мокро в соответствующих местах, помято и грязно. В руках девушка сжимала какую-то тряпицу, которой размахивала у себя над головой.
День клонился к закату. Она пришла к Чернолесью рано утром, поэтому не было ничего удивительного, что к вечеру несчастная окончательно выбилась из сил. Ее «а» звучал все тише и тише. Становился прерывистее, а из груди вырывался хрип.
Птицы перелетали с ветки на ветку. Белки скакали по стволам и ветвям иной раз поворачивая к ней свои удивленные мордочки.
– А-а-а! – уже совсем тихо прокричала-просипела девушка, когда прямо перед ней в землю воткнулась стрела. Кровь гулко стучала в голове бегущей, потому она не слышала ни то, как стрела подлетела, ни, тем более, откуда она была выпущена.
Тихо вскрикнув, как будто ударившись о стену, девушка упала навзничь, но продолжала вытягивать к небесам руку с тряпицей. Она зажмурилась, и начала неистово молиться всем богам, пока ее шепот не был прерван вопросом:
– Кто ты?
Она открыла глаза и с ужасом увидела великана, который возвышался над ней, упираясь макушкой в сами небеса.
– Я… я… – Она задохнулась от страха.
Великан оглянулся по сторонам и опустился на землю рядом с ней.
Она разглядела его грубую зеленовато-синюю кожу, правильные овальные черты лица, маленькие ушки и довольно большие глаза. В нем не было ничего особо страшного, и все же она боялась. Ведь перед ней был живой людомар. Впервые в жизни она так близко подходила к смерти. Ей, всю жизнь прожившей в городке и выходивший за его пределы лишь дважды, да и то в толпе холкунов, ей бежать одной к Чернолесью было очень опасно. Но дядя настоял на своем. Он не попросил, но приказал ей. Он был ей вместо отца, и она даже помыслить не могла, чтобы его ослушаться.
И вот она здесь, а он возвышается над ней, подобно скалистому утесу, нависнув всей своей громадой над ее маленьким тельцем.
– Тикки, – выдавила она из себя.
Он кивнул ей.
– Я прождал его две луны. Он не пришел. Что с ним?
Но она больше не могла сдерживаться и залилась слезами.
Охотник взял ее за шиворот, поставил на ноги и