взрывной рев, заставивший скалы содрогнуться. Людомар встал в проходе и смачно плюнул вперед себя, так, чтобы запах дошел до сокрытого тьмой чудища.
Из тьмы на него зажглись сразу восемь глаз. По их разбросу Сын Прыгуна понял, что нужно срочно менять планы.
Словно черные молнии, подобно стрелам некто выбрался из темноты и метнулся в сторону охотника. Тот быстро подскочил и в мгновение ока забрался на вершину расщелины. Подобно пушечному ядру из жерла он вылетел из расщелины, подпрыгнув на десять локтей, и бросился прочь от нее.
Вслед за ним расщелина явила лику богов тварей, которых навряд ли увидишь где-нибудь еще. Это были крупные, размером с двух пасмасов олюдеподобные существа. Их передние лапы с тремя пальцами, средний из которых был толщиной с руку пасмаса, были настолько длинны, что существо могло бы почесать себе низ спины через плечо. Густая лоснящаяся короткая черно-бурая шерсть не могла сокрыть развитую мускулатуру. Но самым страшным в них были их головы. Голова твари состояла будто бы из трех наростов. Боковые из них выдавались несколько вперед и служили местом для посадки двух вертикально расположенных круглых глаз, а средний нарост выполнял роль верхней челюсти. При этом нижняя челюсть располагалась на середине груди, поэтому раскрытая пасть чудовища раскрывала миру всю гортань животного вплоть до внутренностей. Ноги чудовищ были вполовину короче рук.
Троица, возглавляемая людомаром, помчалась по скалам, не уступая ловкостью друг другу. Пространство мелькало мимо них с умопомрачительной скоростью, а деревья леса слились в одну сплошную размытую черно-зеленую стену.
Охотник сделал большой прыжок и оказался на дереве. Падение задержало его, но он не терял времени даром. Одна из тварей, бросившихся к нему со скалы, взвизгнула, получив метательный нож в одну из ног. Запрыгнув на ветку, где за миг до этого сидел людомар, оно соскользнуло вниз и повисло на лапах.
Вторая тварь продолжала погоню.
Сын Прыгуна быстро взобрался на верхние кроны. Это хоть и замедлило его бег, но он получил неоспоримое преимущество по весу. Но хищник, следующий за ним, оказался не глупее и не стал взбираться вверх. Он шел низом и при помощи своих длинных лам ломал ветки, стараясь сбить с них людомара. Тогда охотник заприметил для себя упругую ветку, ускорил бег, обогнав монстра, запрыгнул на ветку и, оттолкнувшись от нее, прыгнул в противоположную сторону.
Резкая смена направления дезориентировала животное и оно резко остановило бег, проехало по инерции несколько веток, сбилось с темпа и тоже едва не сорвалось вниз.
Людомар помчался к раненному зверю. Тот следовал за ними, тяжело припадая на раненную ногу, и завидев охотника, взревел и замахал лапами, инстинктивно прижимаясь к стволу дерева. Его угрозы не смогли остановить второй метательный нож, вонзившийся в низ живота.
Охотник продолжил бег, соскользнул с кроны на звериную тропу, шедшую вдоль скальной стены, и опрометью побежал обратно к расщелине. Там он подобрал лук, две стрелы (больше он не носил на охоту) и копье.
Чудовище, следовавшее по его запаху, взревело, когда ему в холку вонзилось копье, а две стрелы проткнули плечи. Оно попыталось взобраться на стену, но порванные мышцы не дали этого сделать. Оно сползло вниз, тяжело дыша и жалобно рыча.
Невдалеке послышался шум переламываемых ветвей. Кусты расступились в стороны, и на тропу медленно вышла вторая тварь. Она медленно ковыляла, держась за рану в животе. Кровь обильным потоком просачивалась сквозь пальцы и орошала тропу. Животное подошло к своему собрату и легло рядом с ним.
Людомар стоял над ними, но впервые в жизни не ощущал чувства победы.
***
– Зачем ты напал на них тогда? Всегда хочу тебя спросить, но забываю.
Ирима старательно вычищала наносы из грязи, навоза и груды костей, которые оставила после себя хищная пара.
Людомар сидел у входа в их новое жилище и внимательно оглядывал окрестности. Свою часть работы он только что завершил. Трупы чудищ были разделаны и разбросаны по лесу, а их кровь старательно выкорчевана с тропы вместе с землей.
Он промолчал на ее вопрос.
– Ответь мне. – Она перестала работать и отерла пот.
– Я не понимаю, что ты спросила.
– Когда я поехала к Черному лесу, а на обратном пути спрятала тебя в телеге.
– Я не нападал.
– Холкуны говорили. – Охотник нахмурился, припоминая и повторил, что ни на кого не нападал. – Ты убил пять холкунов. Зачем?
Сын Прыгуна усиленно вспоминал.
– Нет. Не я убил.
– Сказали, что ты.
– Я убил раньше, но их было больше, и это были не холкуны. Это были четырехрукие.
– Ты убил оридонцев?
Повисла многозначительная пауза.
Ирима стояла, застыв, потом улыбнулась, глядя ему в спину и продолжила шебаршить.
– В тот день, когда ты ждал меня у врат ларга, я поехала в заготовильню и пока ждала очереди, услышала, как холкуны говорили, что на них нападают людомары. Они убивают холкунов. Забирают их тела в Черный лес и поедают.
– Людомары не едят холкунов, – поднял верхнюю губу Сын Прыгуна.
– Ты не ешь, но другие…
– Людомары не едят холкунов. Ни я, ни другие. Продолжай.
– Это не первое нападение. Я много раз слышала про такое. Потому мне было удивительно, когда он так посмотрел на тебя тогда… Помоги мне сдвинуть… В последние луны такие нападения не редкость.
– Нападают не людомары.
– Кто же?
– Я не знаю. Не людомары.
– Почем ты знаешь?
– Я не слышал их запах в Чернолесье. Их там нет уже много снегов.
– Холкунов убивают из Черного леса.
– Это могут быть омкан-хууты, огнезмеи могут быть. Не людомары.
На этом их разговор был прерван движением охотника, призывавшего к тишине. На тропу вышло довольно упитанное животное, похожее на свинью с головой гуся. Через некоторое время его туша лежала перед холкункой.
– Не сливай кровь. Оставь для ааги.
Даже Ирима не знала, что людомар принес с собой целый природный арсенал, состоявший из растений убийц, муравьев скоросшивателей плоти, гигантских москитов, прекрасно обезболивающих раны, и других средств.
– Корми его. Он будет знать тебя и не убьет.
– А ты?
– Ааги знают нас издревле. Мы им как братья. – Он поднялся. – Я пойду к Эсдоларгу.
***
– Паршивые псы. – В лицо ближайшего к Дигальту соседа вонзилась струя слюны, выпущенная существом неизвестной брезду расы, стоявшим перед ними. – Кого мне шлют?! Этими даже тропы не охранишь у замка…
Тот, кто стоял перед ними, походил на олюдя, но черты его лица были тоньше, чем у дремсов, а кожа какого-то странного желто-коричневого цвета. Нос ругавшегося был крючковатый, но не худой, а потому не походил на клюв; глаза слегка навыкате, черные как смоль; большие уши трясли мочками при каждом крике.
– Как тебя зовут? – Большеухий неожиданно предстал перед брездом. – Ты не они? Почему ты здесь?
– Я ударил привысокого.
– И все? За это теперь ссылают сюда? У них там, что, много воинов развелось. Был ли ты предан?
– Да.
– Почему ударил?
– Он дразнил нас… и бил.
– Поэтому только?!
Дур-рак! – И обернувшись к еще одному такому же на рожу воину большеухий приказал: – Выпускай его в холодную сторону. – Он снова повернулся к Дигальту: – Ты был в Холведе?
– Нет.
– Я беру тебя к себе. По тебе вижу, что воин старый. Мне такие нужны. Меня зовут Перош. – Неожиданно он небольно ударил брезда по скуле. – И не перепутай. – Остальных в колодцы. Там нынче много передохло, а мы хотим пить. – А ты куда? Я же сказал, что ты со мной теперь. Тупой ты?.. хотя, это хорошо… хорошо… очень хорошо. – Перош осклабился, явив взору Дигальта два ряда крупных кривых зубов.
– Иди за мной, – обратился к нему один из стоявших однорожих воинов Пероша.
Они прошли в сырую комнату, оказавшуюся арсеналом, подобрали ему ржавую кольчугу, старинный тяжелый щит, обоюдоострый топор, чрезмерно длинный кинжал.
– Вот еще возьми. – Воин протянул ему большой облезлый шлем. – Не смотри, что он большой. В Прибрежье их носят не на голове, а на шапке, иначе застудишься до коликов между ушами.
Неужели потому уши такие большие становятся здесь, почему-то ужаснулся про себя Дигальт.
– Вон ту стену видишь? С нее видна переломанная пополам сосна. Иди под нее. Скажешь, что от Пероша. Там тебе укажут дальнейшее.
От чего бежал? К тому, чтобы какой-то неведомый кто указывал ему, куда идти и что делать? Чтобы смотрели как на собаку и даже еще презрительнее? Воистину, боги смеются над страждущими!
Брезд вздохнул и медленно побрел на стену, передергивая плечами. Холодало.
***
Ничего необычного в крепости не было. Более всего внимание людомара привлекла полу деревенька полу городок у ее стен. Она словно всем своим существом жалась к замку, стараясь обнять его как можно шире.
Лес остоял от деревни на полет стрелы, выпущенной из добротного боевого лука, но, видимо, это мало успокаивало ее обитателей. Все пространство между лесом и деревней было изрыто рвами, утыкано кольями, рогатинами и другим боевым инвентарем.
Как ни странно, но это намного облегчило людомару задачу проникновения внутрь. С наступлением сумерек, он спокойно дошел до кромки леса и огляделся по сторонам. Невдалеке виднелось преломленное посредине дерево. Его очертания постепенно растворялись в темноте.
Над горами разнесся далекий вой. Из какого-то ущелья выстрелом донесся рев двух дерущихся хищников.
Людомар и сам не заметил, как мыслями унесся к Ириме. Как она там? Запах оставленный чудищами должен был уберечь ее от зверья, но все же.
Он моргнул, отгоняя эти мысли. Они не давали сосредоточиться.
Ему нужен кто-то, кто поймет имя Тикки. Он будет произносить его между прочим, как бы невзначай. Надежда небольшая, но навряд ли Тикки умолял его идти в крепость. Скорее всего, речь шла об этой деревне.
Подобно тени людомар скользил по полю, умело скрываясь за малейшим его выступом. Когда он добрался до первых домов деревни, то без труда определил куда ему идти.
Его удивил многоголосый шепот, доносившийся с улиц. Сын Прыгуна не привык слышать подобное.
Едва он ступил на деревянную мостовую деревни, как невольно замедлили шаг. Он не ожидал увидеть в этом, на вид, маленьком поселении столько много олюдей и брездов. Ему попадались даже мумы – потомки пасмасов и тааколов. Они деловито вылезали из нор, коих по обеим сторонам дороги было безмерное количество, и бежали в разные стороны – каждый по своим делам.
Дома здесь не играли ту роль, которая отводится жилищам везде и всюду. Нет, дом в этой деревне был тамбуром для прохода в дюжину дверей, ведущих вертикально вниз. Стены помещений были усеяны мелкими желтыми кристаллами. От них исходил теплый свет.
– Двигай быстрее, – подтолкнули его.
Людомар намеренно сутулился, чтобы показаться ниже. Но это оказалось напрасной предосторожностью. Большое количество брездов: воинов и просто поселян, добавляло местному люду высоты и мощи. Охотник выпрямился и вошел в одно из строений, спустился по лестнице и очутился в харчевне, служившей одновременно и спальным местом.
К нему подошла пухлая пасмаска – он впервые видел пухлую пасмаску – и спросила, что ему принести. Он попросил поесть и выпить. Она не удосужила его дальнейшим расспросом и ушла. Рядом зашевелился спящий холкун. Он был пьян, и его кусали блохи – людомар чувствовал их запах.
– Дебы давай, – приказала пухлая пасмаска, тяня к нему ручку-плюшку. Она была настолько белой и какой-то чистой, что смотрелась неуместно в грязи харчевни.
Сын Прыгуна вытащил деб, добытый у убитых воинов.
– Много. Дай меньше.
– Меньшего нет.
– Тогда жри больше, – решила пасмаска и поставила перед ним все, что было у нее в руках: три жарких с овощами, четыре кружки с напитком, пахнущим омерзительно, и два клубня какого-то растения, скорее всего прикуска.
Близлежащий холкун снова зашевелился и сел. Его мутные глаза медленно сфокусировались на еде, и он потянул к ней руку. Путь его руки к еде преградила воздушная на вид ручка пасмаски. Она подошла и с такой силой шибанула холкуна по голове, что тот рухнул под стол и снова затих.
– Жри быстрей. Чего расселся?
– Не кричи на него, Лэлла, – проговорил густым басом какой-то олюдь. Он сидел недалеко от людомара. – Он не знает наших обычаев. Он новый здесь. Верно, говорю?
Сын Прыгуна кивнул и произнес: – Тикки.
– Ха! Какое у вас смешное согласие. Ты откуда? – подсел к нему басист.
– Из Куупларга.
– Чего здесь надо?
– Пришел… – Людомар услышал, как общий говор стихал, едва он произносил слово – все вслушивались в его слова, – чтобы… жить…
– Правильно это. А чего там не жилось?
– Долги, – нашелся Сын Прыгуна.
– Еще один долгокоп, – утробно загоготал холкун-басист. – Ну, тогда братья мы с тобой.
– Не набивайся ему в братья. Здесь половина таких как он, – донеслось откуда-то слева сзади.
– Мне сказали, что здесь не ищут, – стал развивать тему людомар.
– Верно сказали. Только не ищут потому, что долго не протянешь здесь. Прибрежье да Холмогорье долго нашего брата не терпят. Хрясь! – Он рубанул ребром ладони себе по горлу и ухмыльнулся. – Ты, вижу, не из сдающихся, – добавил он шепотом. Людомар запахнул плащ-рубище, сокрыв рукоятку ножа, и промолчал. – Куда желаешь вступить? – Спросив это, самовольный собеседник взял кружку с напитком, которую принесла Лэлла, и опрокинул в себя. Его бороду, усы и грудь украсили маслянистые разводы.
Выпив, он крякнул: – Лэлла, продери тебя судорога, хороша митта. Почему такую не льешь мне?
– Ты уплати долг мне, буду лить. А без этого только помои твои.
– Тьфу, толстуха злобливая.
– А по морде хочешь.
– Успокойся уж. Не со зла я. – Он взял другую кружку, но не смог сдвинуть ее с места. Людомар держал ее крепко. – Охо-хож-ты! – с натугой выдавил из себя холкун, тяня кружку. – Силен, – сдался он.
– Куда я должен вступить?
– А выпить дашь?
– Дам. Но после.
– Я за так говорить не приучен. У меня горло сведет. Мы здесь все молчуны.
– Молчи, – вспомнил людомар.
Собеседник поперхнулся и замолк. Он стал медленно мотать перед собой