дотянуться до запахов из ее кишок: что она ела последний раз. От нее пахло прокисшим молоком и забродившим хлебом. Этого в редколесье отродясь не найти.
Подумав еще некоторое время, людомар принялся собирать жуков и иных насекомых, которые девочка брезгливо отвергла. Охотник с удовольствием съел их сам. Лишь к вечеру ему повезло добыть нескольких ящериц, вылезших погреться на солнце.
Завидев эту добычу, девочка заулыбалась, ловко скатилась со спины иисепа и вытащила из-за пазухи рочиропс. Он был замызган и очень грязен. К тому же зелен, что говорило о его нижайшем качестве.
– Пфу! – показала она, что плюет на него. – Пфу! – и протянула охотнику. Тот плюнул на кристалл.
Тихое шипение со временем превратилось с пышущий жар.
Девочка снова взобралась на людомара, без спроса вытащила с его бока кривой нож-клык и поделила ящериц на мелкие кусочки. Каждый из них она принялась зажаривать и тут же есть. Куски, причитавшиеся людомару и иисепу, она аккуратно раскладывала в стороны от себя.
Иисеп с интересом втягивал запах жареного мяса, но по взгляду охотника понял, что ему нельзя подходить к девочке, ибо одного взмаха языка было достаточно, чтобы слизать не только кусочки мяса, но и самого ребенка.
– Сын Прыгуна, ты ли так зовешься?! – раздался голос позади охотника. Он резко обернулся. – Да-а, это ты, Сын Прыгуна. – Светлый, появившийся в нескольких десятках шагов от троицы, быстро подходил к очагу. Его седые космы свисали перед ушами двумя длинными косичками, а бородка была скреплена деревянными палочками.
Девочка подняла голову, быстро окинула взором лица людомара и иисепа, заметила спокойствие на них, и не нашла причин самой обеспокоиться.
– Ты в Редколесье, не забывай это. Чернолесье сокроет тебя и твои следы. Здесь все по-иному. Даже мой старый нос учуял запах жаркого.
Светлый мало чем отличался от Сына Прыгуна. Может быть, был немного выше него. Людомары все на одно лицо. Почти.
– Почему ты здесь? – спросил Светлый, и, не дождавшись ответа, спросил снова: – Ты оглох ли?
– Нет, мар… Я не оглох. Я устал. С последнего дождя я не сомкнул глаз.
Светлый остановился, оправил пепельного цвета волосы – лишь настолько иссиня-черная шевелюра людомаров могла выцветать к старости – и внимательно посмотрел на охотника.
– Ты долго не спал, но я знаю, с чем ты пришел. Иди за мной.
Приказав иисепу приглядывать за малышкой, охотник направился вслед за старцем.
***
Подходя к йордону, на котором стоял донад Светлого, людомар почувствовал присутствие другого охотника. Через некоторое время он заметил две ноги, высовывавшиеся из-под ближайшего куста.
– Он спит, – сказал старец, не оборачиваясь.
Они поднялись на верхний ярус ветвей.
Донад Светлого не представлял собой ничего особенного. Обыкновенное жилище старика: пяти шагов хватило бы, чтобы пройти его вдоль, и еще столько же – поперек.
– Эльениа, – проговорил старик и толкнул стену своего жилища. Стена разошлась в стороны и сокрыла старика.
Сын Прыгуна опешил. Он с удивлением заглянул за стену. Край донада свисал с ветвей дерева и пребывал на высоте пятидесяти локтей.
В этот момент старик снова возник прямо из стены, и с улыбкой посмотрел на молодого охотника.
– Тебе еще не ведома лесная магия? – спросил он. – Даже магия ходов неведома тебе?
– Я сторонюсь магии, – отвечал людомар. – Не по нраву она мне.
– Оно и верно! – закряхтел старик. – Ты молод, а потому тело и мысль твои подобны магии. На все способны. Но скоро и ты придешь к ней. Это верно, как и то, что старость настигнет тебя, как настигла меня. Но… – Он вздохнул. – Не об этом пришел ты говорить со мной, так ли? – Людомар кивнул. – Наш народ уменьшается, – со вздохом, перемешанным с кряхтением, произнес старик, усаживаясь на сук дерева, удачно расположившийся в доме и заменявший ему скамью. – Почему ты не присядешь?
– Я усну. Говори свое, а потом я скажу, зачем пришел.
– Ты зол. Ты не спал. Если все так, значит и ты видел омкан-хуута.
Охотник кивнул. Неожиданно его пошатнуло. Ноги подогнулись, и он оперся спиной о стену донада.
– Тот, который спит внизу, – тут же перешел к делу старец, – его зовут Темный лист. Он пришел ко мне по вчерашнему солнцу. Он рассказал, что перед дождем столкнулся в Чернолесье с омкан-хуутом у Прозрачного ручья, там, где Кровокамень поддерживает кумира Зверобога. Он видел останки дремсов. Они свалены в кучу неподалеку от Камня, в чаще. Где видел зверя ты?
– Три солнца прочь от донада по тропе к Гнилому озеру.
Старик нахмурился.
– По всему выходит, что за один переход омкан-хуут прошел столько, сколько не преодолеет и самый лучший из нас.
Это замечание было верным: между двумя местами встречи было не меньше двенадцати дней пути. Даже лучший из охотников не смог бы преодолеть это расстояние за один день.
– Их двое, – сделал за него вывод Сын Прыгуна.
– Нет, такое не может быть. Чернолесье не выдержит двух омкан-хуутов. Они пожрут нас и все живое, что здесь есть. Заходи, – неожиданно закричал старик, – не стой подле него. Он спит.
– Прости, Светлый, – закричали от корней дерева, – прости, что пришел к тебе без спросу, но мое дело не терпит. – Ветви йордона натужно заскрипели под тяжестью тела, которое полезло вверх. В донад протиснулся детина-дремс, от которого за версту разило терпким запахом пота и перегнившей еды. Он был огромного роста и одет в толстую шкуру. Голову и лицо его прикрывала густая шевелюра из волос и бороды; за спиной висел толстый круглый щит, сплетенный из прутьев твердокаменного дерева; в руках детина сжимал два топора. Еще один, почти алебарда, висел у него за спиной. К поясу был приторочен широкий короткий нож.
– Ничего… ничего, – поднялся старик и улыбнулся: – Мы, людомары, к концу жизни становимся общительными. Нам в радость говорить с другими и многое приятно, что в молодости нашей было отвратительно. Заходи, Плакса. – Плакса покосился на Сына Прыгуна. – И ты ко мне пришел с той же новостью?
– Если ты говоришь о громадных древовидных змеях, то да, я с этим, – кивнул он.
– Змеи? – спросил старик, усаживаясь удобнее.
– Мигрон прислал меня к тебе. Ты помнишь его?
– Помню. Мы встречались и не раз… Как поживает его сестра… кажется, Зорона ее звали.
– Ха-ха-ха! – расхохотался Плакса. – Все наслышаны о вашем споре. Хорошо же ты его надул. Он до сих пор рассказывает нашим детям про этот случай и наказывает не верить людомарам.
Светлый улыбнулся. – Ты говорил про змеев, – напомнил он.
– Да, после дождя к Мигрону пришли наши охотники, а после них выходил он прочь из деревни. Когда вернулся, то призвал меня и послал к тебе. – Плакса замолк, прокашлялся и, глубоко вдохнув, начал говорить:
– Роды Чернолесья в дождь лишились шестерых охотников, а те, кто вернулся, говорят о том, что повстречали гигантских древовидных змей. Те, дескать, и потаскали охотников. После дождя тех
змеев и след простыл, а мы не знаем, что делать. Как теперь жить с Черным лесом. Я узнать хочу, не означало ли это, что Зверобог прогневался на нас?
Старик качал головой, в такт словам Плаксы, а когда тот окончил, долгое время молчал.
– Лягте и отдохните, – проговорил он, наконец, – не сможешь? – Светлый склонил голову набок и заглянул в глаза Сына Прыгуна. Тот что-то бормотал себе под нос. Еле различимо в пространство выплеснулись несколько слов: «омкан», «змеи» и «людомары».
– Бредит, что ль? – нахмурился Плакса.
– Нет-нет, – мягко улыбнулся Светлый, – он думает. Сын Прыгуна, иди за мной. Здесь лучше думается. – Старик повел людомара прямо к стене и втолкнул в нее.
Неожиданная прохлада и успокоение навалились на охотника. С удивлением очутился он в небольшой, но уютной комнатке, где царил полумрак, и еле различимо пахло свежими цветами.
– Ты говоришь то, что дремсам знать не надобно, – прозвучало грозно за его плечами.
– Прости… я… – людомар с трудом собирался с мыслями.
– Ты будешь спать. Спать недолго, но глубоко. Ты отдохнешь, – сказал Светлый. Он вытянул руку вперед и в самом центре его ладони зародился и вырос желто-зеленый шар, нежного-зеленого свечения. Подобно капле воды колыхался он на ладони старика. Светлый придавил его к лицу Сына Прыгуна. Шар лопнул. И перед глазами молодого охотника низвергся многоцветный водопад, унося его в кружении в небеса.
Глухолесье
Людомар спал с таким наслаждением, с каким спят только малые дети. Когда он проснулся, то почувствовал, как слюна сладкого сна засохла на его щеке. Перед глазами стояла пелена. Когда она разошлась, он увидел лицо другого людомара. Тот с интересом наблюдал за охотником.
Сын Прыгуна быстро сел, а потом вскочил на ноги. Пора было пускаться в обратный путь. Слишком многое предстояло сделать.
До его слуха донесся детский смех. Примерно в двух полетах стрелы от донада Светлого играли девочка и иисеп. За время его сна оба сдружились друг с другом с такой силой, словно были знакомы всегда.
Людомар потянулся, захрустев затекшими костями и сухожилиями.
Путь домой затянулся лишь на день и половину ночи. Этого срока хватило людомару, чтобы зайти в смердящую яму и захватить порошка для женщины. Он не понял, как, но ему еще всучили и идол Зверобога в виде разинувшего пасть чудища.
Проблема с прокормом малышки разрешилась сама собой. Иисеп вошел в интуитивный контакт и с ней, и заведомо знал, когда ей хочется пить и есть.
Лишь тогда, когда они подошли к Чернолесью, малышка заставила всех остановиться, потому что захныкала, поняв, что ее ведут во мрак. Пришлось взбираться на самый верх кроны для того, чтобы девочка не теряла связь с солнцем.
– Тссс! – наказал ей людомар, хотя это и было излишним.
Восторг по поводу того, что ее вознесли на сотню метров к небесам, быстро истощил силы малышки, и вскоре девочка крепко спала. До дома Сын Прыгуна добрался без каких-либо заминок. Ааги – растения, извечные стражники, охранявшие вход в донад людомаров, расступились, узнав хозяина.
– Ты! – улыбнулась Дочь Прыгуна и обняла брата. От нее пахло жареным мясом и лесными пряностями. Вопреки мнению окружающих, Чернолесье, при умелости, давало многое для хорошей жизни. Людомара заглянула в глаза Сына Прыгуна и опечалилась. – То был омкан-хуут? – Ее интонация чуть-чуть не дотянула до вопроса. И она разочарованно оглядела свою вотчину.
«Кхи», донеслось до них. Дочь Прыгуна изменилась в лице, с ужасом посмотрев на брата. Ее губы готовы были зашевелиться, когда он остановил ее жестом, не надо.
– Ессь. Ессь хосю, – прогрохотало позади.
Оба вздрогнули. Глаза людомары распахнулись еще шире, и она с опаской заглянула за спину охотнику, так, словно на его спине сидела опасная тварь.
– Это пасмасский детеныш. Ты украл их детеныша? Зачем? – изумленно проговорила женщина.
– Нет. Они отдали сами. Они заплатили.
– Детенышем?
– Да. Я вернул им одного. Они мне дали… этого. Я отдам его дремсам, когда уйдем отсюда. Ему не место с нами. Он громкий. – Людомар почесал затылок, вынул оттуда какую-то гниду и съел. Потом взял большой кусок жареного мяса и жадно впился в него своими полу зубами полу клыками.
Женщина принюхалась и пошла в сторону иисепа, который стал отчего-то отступать от нее.
– Се-е… Пить… хосю пить, – громко требовали с его загривка.
Краем глаза людомар наблюдал, как маленькие белые ладошки взвились над холкой зверя и ударили его. Девочка не только не боялась, она уже не просила, но требовала поесть и попить – окончательно обвыклась.
– Иисеп, стой. Куда ты пятишься? Отдай ее, – подошла женщина к зверю.
– Р-р-р-р, – неожиданно донеслось от него.
Людомара остолбенела. Иисеп никогда не рычал на нее. Удивило это и охотника.
– Иисеп, отдай ей детеныша.
Спорить с хозяином зверь не решился, и людомара наконец-то заполучила ребенка в свои руки. Едва девочка оказалась близко к женщине, она тут же намертво вцепилась в ее волосы и с силой потянула.
– Что ты делаешь? – вскричала та, а ребенок от всей души расхохотался:
– Впеле-е-ед… ессь… ессь…
– Отпусти. Брат, она… непонятная…
Охотник поднялся с места и подошел к ним. Девочка тут же приняла самый смиренный вид. Она отпустила волосы женщины и улыбнулась ему во всю ширь своего рта. Едва он отошел, она пнула ножкой людомару по руке и уже двумя руками вцепилась в прядь ее волос.
– Ай! – встрепенулась та. – Пусти же!
– Говори громче. Пасмасы плохо слышат… очень плохо, – пережевывая куски мяса, проговорил охотник.
Бросив часть еды иисепу, он пошел собираться в дорогу.
Войдя в удлиненный угол одной из двух комнат, Сын Прыгуна протянул руку и вытащил толстое древко. Древко оканчивалось виловидным наконечником, состоявшим из двух острых как бритва кинжалов. Это был знаменитый людомарский хар. Традиционное оружие, которое выделяло людомаров из всех олюдей. Его толстое древко содержало внутри себя два небольших дротика и ниус – плевательную трубку, с помощью которой в тишине Чернолесья находила свою кончину мелкая дичь.
Покончив со сборами, он вышел вон, призвал иисепа и отправился в путь даже не распрощавшись с людомарой, занятой борьбой с цепкими ручонками пасмасского детеныша.
***
То, что посоветовал ему Светлый, не шло ни в какое сравнение со всеми задачами, которые людомару доводилось выполнять до этого момента. Оказалось, что отстроить донад – это не такая уж и легкая задача. На это потребуется очень много времени, учитывая те особые меры безопасности, которые должен предпринять людомар, чтобы уберечь свой дом от омкан-хуутов и гигантских змеев.
Сначала предстояло сделать самое простое: найти дерево-мек, на котором расположится донад, затем пойти в Глухие леса и раздобыть там взрослого окрунистого паука, после этого разыскать растения под названием крацирик и чапа, и только потом начать возводить дом.
Больше всего не нравилось людомару то, что Светлый указал ему переселиться ближе к Редколесью. Хотя там и больше пищи, но в Редколесье