колонн; по наличникам на оконных проемах да по понуро опускавшим ветви в ожидании жара садовым деревьям.
Кин ощущал себя букашкой, которая волею циклопов, обречена метаться средь их ног-столбов и думать лишь о том, как выжить. Понятную и простую жизнь его, пусть тяжкую, опасную, но простую, город проглотил без остатка и изрыгнул на него груз непереносимый, груз непередаваемо опасный и непонятный ему самому. Что он должен понести, куда, зачем, – этого Хмурый не знал и, как ему понималось, никогда и не узнает до конца.
Кин не понял, скорее почувствовал, как нечто громадное и очень опасное для него поднимается над горизонтом вместе со светилом. Оно набрасывает тень на будущее и, несмотря на яркий жаркий день, отныне и надолго глазам Кина дано различать лишь только темные тона на сером фоне.
***
Бурракаш уходил все выше и выше в горы. Его отчетливые следы запечатлевались в глубоком снегу рыхлыми, скошенными у снежного наста ямами. Древко копья, торчавшее в боку, оставляло за беглецом след, словно бы слепой мастер малевал линию красной краской. Зверь тяжело дышал. Сиплые выдохи вырывались из его пасти громадными клубами густого белого пара. Он оглядывался и смотрел на существо, которое следовало по его следам. Оно находилось в самом начале трудного пути, у подошвы горы.
Отяжелевшие от снега тучи, готовые вот-вот породить очередную страшную стихию, поглощавшую все живое, медленно покачивая боками, проплывали уже совсем близко от бурракаша.
Животное захлебнулось собственной слюной, схаркнуло ее и кашлянуло, изрыгнув из себя шмоток крови. Сил оставалось все меньше и меньше.
Бурракаш знал, что впереди него, уже совсем недалеко был перевал, а за перевалом тропа, которая поведет его вниз. Внизу же его ждут сочные заросли вуонов, мякоть которых быстро предаст сил.
Зверь закатил глаза и тихо зарычал. Тело его напряглось, выжало из себя еще пару движений и отказалось повиноваться.
Животное со вздохом опустило голову в снег и с наслаждением приняло его морозную свежеть. На минуту для него перестали существовать и погоня, и жгучая боль в боку. Стало хорошо и очень спокойно.
Уже темнело, когда Гом-e-нав добрался до лежавшего в снегу животного. Оно еще дышало и смотрело на охотника своим большим черным глазом. Пасть утыканная множеством клыков слегка приоткрылась, едва взор уловил страшный силуэт, но куснула воздух перед собой.
Коротким громким вдохом отреагировал зверь на удар второго копья себе под ребра. Гом-е-нав отер пот с шеи, снова закутал ее в шкуру и без сил опустился рядом с добычей.
Битва во тьме
Большие сине-черные глаза внимательно наблюдали за тем, как две тени неслышно скользили между стволами деревьев; чуткий нос улавливал удушающий смрад разлагающейся плоти, исходивший от них; тонкий слух воспринимал каждый шорох, каждое шевеление, порождаемое тенями. Для любого другого наблюдателя, движения двух силуэтов могли показаться бесшумными, неуловимыми, словно бы это легкий ветерок потревожил листву крон, и листья затрепетали, раскачивая ветви, и тени ветвей, налагаясь одна на другую, сливались в нечто удивительное, почти живое, перешептывавшееся шелестом листвы. Любому другому наблюдателю, но не людомару.
Сын Прыгуна замер, вцепившись в ветвь дерева и большей частью не смотрел, но слушал своих преследователей. Его ожидания оправдались: погоня не была умудрена опытом, ибо гналась за ним по следам Лоовы. Охотник разгадал их замысел и намеревался сыграть на выявленной слабости врага.
Трава и листья, которыми он отер тело спящей девушки, служили теперь хорошую службу. Они подвели наемника и странное существо рядом с ним прямо в засаду людомара. Они не были охотниками, и он смеялся над ними.
Запах Лоовы растекался по лесу ровно так, как это было нужно Сыну Прыгуна. Оказавшись позади погони, людомар осторожно последовал за ней.
След девушки вывел преследователей к реке, подле которой они остановились.
– Они переплыли реку, Слуга Танвера, – сказал тот, который был олюдем. – Нам придется плыть. Животное у его ног заскулило. – Ничего не поделаешь. Вода омоет нас. – И наемник ступил в реку. Но зверь наотрез отказался идти в воду. Тогда рипс, вошедший в воду по пояс, вернулся и попытался взгромоздить пса на себя. – Нет, Слуга, так не получится. Ты погубишь меня. – Он вздохнул. – Плыви сам. Ну же! – Но животное, вдруг, рыкнуло и клацнуло зубами.
Сын Прыгуна, тем временем, закатил глаза и шептал губами: «Омэго трабаа тана». К его горлу подкатывала волна жажды и злости. Эти силы овладевали им, заставляя каждую мышцу, каждое сухожилие напрячься до предела своих возможностей.
Зверь снова заскулил и посмотрел на реку. По водной глади пошли круги – чья-то спина взбаламутила мерное течение воды. Но наемник ни о чем таком и не подозревал.
– Я пойду один, – сказал он зверю и стал погружаться в воду. Взбив сонм брызг, зверь подлетел к нему сзади, повалил на спину и вытащил из воды.
Неожиданно, на прибрежье реки налетел сильный порыв ветра. Он пригнул камышовые заросли в ближайшей запруде и прошелестел в кроне дерева над головой рипса. Каково же было удивление последнего, когда с дерева прямо перед ним стала осыпаться круповидная крошка цветом чернее ночи. Она опадала на землю рядом с животным с легким шуршанием, и внезапно вздыбилась к небесам, обретя облик вытянутый кверху пирамиды.
– Ты слышал, я сказал тебе, следуй за зверем моим, ибо он мысли мои. Почему противишься ты? Не видишь ты, что зверь не хочет, чтобы ты переходил реку? – спросила пирамида.
Наемник от неожиданности отшатнулся и едва не упал на спину.
– Я… – залепетал он, – о-о-о… Танвер… прости мою глупость… я… воин… я…
– Молчи. Ты дважды не послушался моего наказа. Третий раз я не прощу тебя, слышишь ли?!
– Да, о, Танвер…
– Ты хотел идти в реку? Так иди, но смотри, что ждет тебя там. – Черная пирамидальная фигура выкинула две руки в сторону речного потока, и прямо посреди водной глади взметнулся вверх мощный взрыв. Спустя некоторое время, повсюду от них стали падать маленькие тельца рыб-жуков.
Наемник нагнулся и подобрал одну из рыбок. Он молча уронил ее и сел в изнеможении. «Я не гожусь для такого дела!» – подумал Слуга Танвера про себя и нахмурился.
– Он здесь, не знаешь разве? – неожиданно крикнул ему черный силуэт. – Он провел тебя, как младенца. Ты ходил по следам, оставленным им. Он заманил тебя в западню, и ты, подобно старой кляче, шел на свою же смерть. Наемник насупился и исподлобья посмотрел на пирамидальную фигуру. – Я чувствую его присутствие. Его магию. Он недалеко. Он видит нас… Я найду его!..
– Не ищи меня, – долетело с одного из деревьев. – Не трать силы, чернец. Я здесь.
В темноту у корней дерева проскользнула тень и лишь крона, освещенная лунным свечением, слегка вздрогнула от этого движения.
Черный силуэт мага растаял в
воздухе, превратившись, видимо, в прежнюю форму.
– Чего вы ждете? – загремело пространство. – Убить его! Убить! – С рыком, и зверь, и наемник бросились вперед. – Не дайте ему подойти к реке!
Лес застонал от порыва ураганного ветра, который ринулся в лесную чащобу, куда убегал людомар. Деревянные великаны грудью вставали на пути у чернеца, и его сила разбивалась об их широкие стволы, рассеивалась средь их многочисленных ветвей.
Охотник намеренно бежал по нижним ветвям. Они были толсты и мощны, а потому чернец не мог ломать их у себя на пути. Всякий раз, с ревом, ему приходилось собирать свои силы воедино, и наваливаться на ускользавшего из-под носа Сына Прыгуна.
– Ты не в силах поймать меня, – кричал тот, – чего же ты ждешь от своих слабосильных слуг? – Позади него, за деревьями, разносился рев, и лесные великаны кряхтели от сотрясений, которым их подвергал черный маг. Его злоба быстро превратилась в чудовищное бешенство. Ненависть, не знавшую предела. Один из меков, остановивший мага, застонал, ибо вокруг него чернец стал вертеться с такой силой, что превратился в смерч.
Людомар остановился и расхохотался. Смеялся он нарочито громко, так, чтобы его могли слышать все участники погони.
– Стой, если ты воин… если не трус, – орал ему вслед наемник, скача между корнями деревьев в кромешной темноте, и через каждые три шага запинаясь и валясь на землю. В бессильной злобе он рубил корни деревьев своими мечами.
– Я горд тобой, Маэрх, но не забудь, что сказал тебе давеча, – прошептали рядом с людомаром, когда он на мгновение остановился, прислушиваясь к погоне. Сын Прыгуна обернулся. Никого подле него не было. Он улыбнулся.
Его расчет оправдывался: черный маг ни за что не войдет в Великолесье в своем собственном обличье – чернецы боятся лес более, чем кого бы то ни было еще, а потому для быстрой погони маг изберет магию; он обернется либо птицей, либо бурей, либо омкан-хуутом – более ничем, а потому нужно держаться ближе к земле, ибо птица может напасть с небес, равно как и буря, а омкан-хуут – он не страшен людомару; слишком много чудовищ было убито Сыном Прыгуна, чтобы страшиться очередное исчадье ада.
Об этом думал охотник, когда, заслышав приход чернеца, понял, что его планам не суждено сбыться. Он оставил черному магу лишь одно обращение – обращение в бурю. Чернец сделал, как хотел людомар, а потому быстро запутался и ослабел меж деревьев.
– Ежели в битву ты вступишь, – сказал ему много дней назад Доранд, ведя к богине Месазе, – вступай, но так, чтобы знал лишь ты, когда бежать, а когда нападать. Тогда победа будет тебе. – Доранд говорил ему это, надеясь, что Месаза созовет богов Владии и будет решено разрешить спор между беллером, людомаром и чернецами в споре или битве, как будет угодно богам. Доранд надеялся на битву, зная об умственном несовершенстве людомара.
Но Сын Прыгуна по-своему понял его слова, и теперь воплощал их в жизнь. Охотник мог бы легко уйти от погони, но преследователи не должны были терять его из вида. Он знал, что наемник, как и всяких олюдь, кроме дремсов и, само собой, людомаров, будет почти слепым в подлеске Чернолесья в ночную пору, а потому расправиться с ним можно было без особого труда. Черный маг – самый опасный из троицы – также был лишен своей силы. Но чудовище, которое шло рядом с рипсом – на него-то и нацелился людомар.
Соурр оправдывал ожидания охотника. Пес мчался во весь опор, ловко перемахивая через корни деревьев и неровности подлеска. Его челюсть грозно клацала, а глаза злобно мерцали во тьме. Он прекрасно видел силуэт Сына Прыгуна; он чувствовал его запах, и это приводило пса в неистовство. Все существо его стремилось вкусить кровь ненавистного людомара.
Охотник видел пса не хуже, чем тот его, но не спешил нападать. Из всех участников схватки, только у Сына Прыгуна было представление о том, как она пройдет. Он настолько цепко держал ее в своем уме, что несколько раз едва не сорвался с ветки. Для его мозга эта была слишком сложная задача.
Описывая круг, людомар подводил пса к наемнику только с другой стороны. Иной раз чудовищного зверя и охотника разделяли метры, но Сын Прыгуна ускользал, едва пасть соурра готова была сомкнуться на его шее.
Зверь бросался из стороны в сторону, ибо силуэт охотника мелькал то тут, то там. Клацанье клыков было настолько мощным, что заставило приречную живность, поющую ночами свои серенады, умолкнуть и в ужасе вслушиваться в леденящую кровь дробь.
Наконец, соурр ясно различил людомара между стволами и ринулся на него. Он вытянул морду и даже коснулся невыносимо вонючей для него кожи охотника, но тут же получил удар мечом в челюсть.
Невдалеке бушевал ураган, стараясь придавить к земле меки и свидиги. Чернец тратил силы в бесполезной борьбе с могущественным Чернолесьем. Оно отвечало ему ударами ветвей.
Совсем недалеко слышалось тяжелое дыхание наемника и хруст ветвей, которые он обламывал, двигаясь на рык соурра.
Кусок плоти вывалился из пса и упал во тьму к корням. Однако соурр лишь поперхнулся и снова принялся клацать челюстями.
Черный маг, наконец, оставил бесполезное занятие, и ринулся в сторону охотника тонкими струйками воздуха.
– Нет, – ревел он, – нет! Он у реки! Не-е-ет! – Но мага никто не слушал.
Соурр набросился на Сына Прыгуна и к своему удивлению не нашел под собой пустоты, как это было много раз до этого. Его встретил сильнейший удар в морду. Пес потерял равновесие и сорвался с ветки.
Охотник ринулся вперед и с одного удара опрокинул на спину наемника. Мечи последнего разлетелись в разные стороны. Рипс упал навзничь, но тут же перекувырнулся через спину и, подпрыгнув, встал на ноги. Его качало. В руках его были зажаты метательные ножи, но бросать их было не в кого. Тьма скрывала все вокруг.
Шорох пронесся слева от него, и рипс бросился в ту стороны. Он и соурр столкнулись один с другим.
– Ха-ха-ха! – захохотали над ними.
Людомар бежал вдоль реки. Чернец, вырвавшись на простор речной глади, стремительно полетел за ним. Он ломал прибрежные заросли, разрывал в полете птиц и ревел и бушевал на все лады.
«Не дай ему отстать», проникло в сознание охотника.
Сын Прыгуна хотел было свернуть в лес, но понял, что чернец уже не последует за ним: мага можно одурачить лишь раз, и охотник уже взял свое. Людомар стал забираться выше и, взбежав на ветвь, которая нависала над рекой, прыгнул и, раскинув руки в стороны, полетел в воду.
Чернец тут же обратился ураганом. Он подхватил тело людомара и стал поднимать его выше и выше. Сын Прыгуна шептал, закатив