— Правильно! Подсчитать расход энергии, сложиться поровну и схлопнуть желтого карлика!
— Почему поровну? Разложить расходы пропорционально радиусам планет, так будет справедливо.
— Неверно! Пропорционально массам, а не радиусам!
— Не надо трогать звезду! Мы, ящеры, просим дать нам возможность навести там порядок…
— Схлопнуть, схлопнуть!
— Не торопитесь, братья! Нет ничего страшнее, чем ошибка поспешного обобщения. Спору нет, доклад обстоятелен, но мы ведь не знаем никаких деталей. Вон сказано в докладе, что за последнее время ядерные взрывы там наблюдаются реже. Как понимать такую тенденцию, если она окажется устойчивой? Подумать надо, братья, накопить больше информации…
Ур замолчал.
В окно светила луна, и в ее неверном свете, раздробленном листвой айланта, лицо Ура было каменно-неподвижным, и глаза были немигающие, темные, без блеска. Ужасом повеяло на Валерия от этого лица, ужасом и межзвездным холодом — будто космическая пропасть разверзлась вдруг между ним и диваном, на котором лежал Ур.
Страшная мысль вдруг пронизала его: не робот ли лежит в его комнате? Робот-андроид, отправленный на Землю, чтобы «накопить больше информации»… Механизм, лишь притворяющийся человеком, а на самом деле бездушный, такой же равнодушный к судьбам человечества, как диван, на котором лежит… лежит только потому, что такова его программа: во всем неотличимо походить на людей…
А где-то за черными галактическими далями некие высокоразвитые существа ожидают его информации. Они, видите ли, обеспокоены: преждевременно вылезли в космос драчливые, неотесанные, не доросшие… как это?.. до второй степени разума… Как бы не смутили покой благоустроенных планет, не шарахнули бы по ним атомной дубиной… И нет им дела до нашей жизни, до наших радостей и печалей, до той трудной и долгой борьбы, которую силы добра ведут со злой силой, как раз этой атомной дубиной и размахивающей. Мы для них, высокоразвитых, все равно что… все равно что тараканы для дезинсекторов. «Планета хорошая, только позвольте нам, ящерам, навести там порядок, ликвидировать зловредных млекопитающих…»
Валерий сел на тахте. Бежать куда-то, что-то делать… предупредить людей, что страшная нависла угроза: в любое время могут «схлопнуть» солнце — и брызнут обломки планет, превращаясь в облачка плазмы…
А этого робота, лежащего на диване, — обезвредить как-то… молотком по затылку…
Ур заворочался опять, забарахтался в простынях. И вдруг, издав вопль, соскочил с дивана.
У Валерия сердце оборвалось.
— Ты что? — выдохнул он, объятый ужасом. — Ты что?..
Протянул трясущуюся руку к торшеру, дернул за шнурок. Вспыхнул свет. Ур, держась рукой за обтянутый плавками зад, метался по комнате. Потом бросился к своей постели, начал рыться в ней, переворачивая подушку, простыни.
— Вот она, зар-раза! — прорычал он и протянул Валерию нечто на ладони.
Это была кнопка. Хорошая чертежная кнопка, с медной головкой и тонким острием, мирно лежала на ладони.
— Как она попала в постель? — возмущался Ур, потирая другой рукой уколотый зад. — Со стола я ее смахнул, что ли, когда книгу брал?
Валерий тупо смотрел на кнопку. Космический страх медленно отпускал его, рассеивался, испарялся. И Валерий освобожденно вздохнул. И засмеялся. Тоже мне робот — заорал, как резаный…
— Не понимаю, что здесь смешного, — сказал Ур.
Он выглядел рассерженным. Топорщилась черная бородка, толстые губы были надуты, как у обиженного ребенка.
Скрипнув, отворилась дверь — в комнату заглянула тетя Соня в халате, украшенном абстрактными цветными трапециями.
— Что с вами, мальчики? Что за вопли? Весь дом разбудите!
Ур добросовестно объяснил, что случилось.
— Из-за такой незначительной травмы — такой крик? Не ожидала я от вас, Ур. А тебе, Валечка, стыдно смеяться над товарищем. — Она удивленно смотрела на Валерия, изнемогавшего от смеха. — Вместо того чтобы продезинфицировать ранку…
— Сейчас я ему йодом смажу! — Валерий сунул ноги в тапочки и пошел в кухню, где висела аптечка. — Ох и смажу!
— Возьми лучше календулу, — посоветовала тетя Соня.
Спустя минут десять свет был потушен, и оба снова лежали в своих постелях. Луна уплыла. Теперь в раскрытое окно проникал только слабый шелест листвы на свежеющем ночном ветру.
После стрессовой вспышки и неожиданной разрядки Валерий чувствовал себя усталым, опустошенным. А все-таки странно, подумал он: почему Ур сочинил такую историю? Только ли потому, что начитался сверх меры фантастики?
— Зачем ты рассказал это? — спросил Валерий.
Ответа не последовало. Ур спал, лежа на животе, чтобы не потревожить невзначай уколотое место.
Глава седьмая
ЧТО ЭТО БЫЛО?
Там, внизу, когда шумел мотор,
Был у них последний разговор.
«Мисс, — сказал ей инженер Чарлз Хоулд,
Вы мне динамо милей».
Из старой песни
Мерно вращалась, слегка покачиваясь и как бы описывая полюсами конус, планета Земля — электрический генератор с ротором диаметром в двенадцать тысяч километров, с окружной скоростью у экватора почти пятьсот километров в секунду, с мощным магнитным ядром внутри. И, словно обмоткой, покрыта она соленой токопроводящей оболочкой Мирового океана, а над ней вторая обмотка — ионосфера, непрерывно питаемая космическим излучением.
Много на планете движущейся воды. Могучие струи холодных и теплых течений пересекают моря и океаны в разных направлениях. Несут к морям свои воды многочисленные реки…
Более ста лет назад Майкла Фарадея осенила великолепная идея: в воде — проводящей жидкости, пересекающей магнитные силовые линии, должен возникнуть электрический ток. И если его измерить, можно по нему определить скорость течения. На Темзе выбрал Фарадей участок, где река пересекала магнитный меридиан под прямым углом. Правда, не было еще в те времена точных приборов, и опыт Фарадею не удался.
Прошло целое столетие, прежде чем этот опыт был успешно повторен. Теперь существует готовая система ЭМИТ — электромагнитный метод измерения течений. Но годится он только для мощных течений вроде Гольфстрима.
Все серьезные океанские течения ныне, конечно, измерены для нужд мореплавания. А «несерьезные», слабые течения? Вроде бы они особенно и не нужны.
Тем не менее методику, предложенную Уром для измерения слабых течений, было решено испытать: прибор был прост, испытание не требовало особых расходов, и Вера Федоровна дала свое согласие.
— Вечно отрываете меня от дел! — проворчала она, выслушав Нонну, и подошла к стене, сплошь увешанной картами. — Ну-ка, давайте посмотрим на эту вшивую речку,
Джанавар-чай — Волчья река — протекала километрах в семидесяти от города. За тысячи лет существования она проела в суглинках довольно глубокий каньон. Летом речка пересыхала, обнажая усеянное камнями ложе. Осенью воды прибавлялось, и Джанавар-чай лениво текла к морю, нисколько не подозревая, что ей предстоит послужить науке. Высокая честь была ей оказана за то, что в нижнем своем течении она, как и Фарадеева Темза, текла строго с запада на восток, пересекая под прямым углом магнитный меридиан.
— Ладно, — сказала Вера Федоровна, посмотрев. — Заранее знаю: ни черта у вас не выйдет, на таком течении вы не сможете выделить ток из фона. Но ваше счастье, что я, как все женщины, любопытна… Что вы там разглядываете? — оглянулась она на Ура, стоявшего у глобуса.
В свое время Вера Федоровна Андреева прославилась оригинальным исследованием влияния океанов на магнитное склонение. Ей принадлежала идея тереллы — глобуса с медными океанами. Когда по катушке-соленоиду, помещенной внутри глобуса, пропускали ток, терелла превращалась в геомагнитную модель земного шара. Магнитные полюса оказывались точно на месте, из них расходились силовые линии. Подвешивая магнитные стрелки вокруг глобуса, можно было получить верную картину аномалий. Таким образом Вера Федоровна обосновывала гипотезу о том, что аномалии — искажения магнитных склонений — вызваны не чем иным, как своеобразием очертаний океанов.
Был широко известен ее опыт. На тереллу наклепывали медный лист, вырезанный по форме древнейшего Мирового океана, — то был палеоокеан, существовавший шестьсот миллионов лет назад. Включался ток, вздрагивали, поворачивались стрелки — теперь они показывали не на северный магнитный полюс, а на то место, где он был в те далекие времена, — между Маршалловыми и Каролинскими островами. Северный магнитный полюс на модели смещался на свое древнейшее место, подтвержденное палеомагнитными исследованиями…
Ура, как видно, очень занимала терелла. Услышав вопрос директрисы, он постучал пальцем по тусклой меди в южной части Индийского океана.
— Вот здесь, — сказал он. — Здесь, вокруг Антарктиды, единственное место на планете, где сливаются все океаны.
— Общеизвестно и очевидно, — обронила Вера Федоровна, возвращаясь к себе за стол.
— И здесь проходит единственное на планете замкнутое кольцевое течение, опоясывающее земной шар.
— Течение Западных Ветров, — сказала директриса, придвигая к себе бумаги. — У меня мало времени, Ур, чтобы выслушивать такие потрясающие откровения.
— Его не хватает на вашей модели, Вера Федоровна. Сделайте в этом месте кольцо, и пусть оно вращается вокруг глобуса. Модель земного магнетизма заиграет по-новому.
Вера Федоровна прищурилась на тереллу.
— Почему это она заиграет по-новому? — сказала она, помолчав. Допустим, в кольце будет наводиться электродвижущая сила, моделирующая электрический ток в течении, — ну и что?
— Ток можно увеличивать и смотреть, что произойдет при этом.
— Можно. — Вера Федоровна грустно покивала головой. — Можно увеличивать ток и смотреть. Все можно. А вы займетесь вместо меня вот этим. — Она накрыла ладонью кипу бумаг. — Вы отправитесь вместо меня на заседание месткома и будете разбирать заявления на получение квартир и приобретение автомобилей. А? Ну, что уставились на меня? Идите. Берите четверг и пятницу и проваливайте на свою речку. Если надо, прихватите субботу и воскресенье — меня это не касается.
— Хотела бы я знать, что у нас происходит, — сказала Нонна строгим голосом. — В группе совершенно разболталась дисциплина…
Это не было ни собрание, ни производственное совещание. Просто все были в сборе, и Нонна решила обратиться к группе с речью воспитательного характера.
— Перессорились, как дошкольники, — продолжала Нонна. — Аня не хочет ехать, потому что едет Ур. Валерий не хочет ехать, потому что не едет Аня. Меня не касаются ваши личные дела, но если они отражаются на работе…
Ур поднял голову от геодезической карты и сказал:
— Аня не хочет ехать, потому что еду я? Не понимаю.
— Ах, да ничего подобного! — выпалила Аня, порозовев и нахмурив тоненькие шелковистые бровки. — Мне абсолютно безразлично, кто едет, а кто нет. Просто у меня на выходные масса всяких дел. В конце концов, есть другие лаборанты.
— Я бы и взяла другого, — холодно проговорила Нонна, — но, как нарочно, Швачкин сдает экзамены, а Межлумов болен.
— Не понимаю, почему Аня теперь со мной не хочет разговаривать, сказал Ур.
— Не только с тобой, — вставил Рустам.
— Очень вы мне нужны! — Щеки у Ани пылали огнем, в глазах стояли слезы. — Никуда я не поеду, и вообще мне надоело…
Не договорив, она выскочила из комнаты.
Тут продолжительный звонок возвестил окончание рабочего дня. Валерий быстро покидал в портфель-чемоданчик бумаги и книжки, щелкнул замочком и устремился в коридор.
В соседней комнате никого не было, но Валерий заметил за матово-стеклянной перегородкой, отделявшей от комнаты лабораторное помещение, чью-то тень. Он заглянул в приоткрытую дверь и увидел Аню. Она сидела за старинным «ундервудом», занеся пальчики над клавиатурой. По щеке, обращенной к Валерию, скатилась слеза. Аня смахнула ее и ударила по клавишам. Написав несколько слов, опять застыла в раздумье.
Валерий тихо подошел. Аня вскинула на него испуганный взгляд и закрыла руками заправленный в машинку лист бумаги. Все же Валерий успел прочесть: «Директору Ин-та физики моря т. Андреевой. Заявние».
— Ты написала «заявние» вместо «заявление», — сказал он.
— А тебе какое дело? — Аня мельком взглянула на бумагу. — Сейчас же уходи.
— Ты пишешь заявление об уходе?
— Да, — сказала она, с вызовом тряхнув головой. — Надоело! Видеть всех вас не могу…
Под глазами у нее было черно от краски, размытой слезами. Аня отвернулась, всем видом выказывая, что ждет ухода Валерия. Он посмотрел на ее нежный затылок в легких белокурых завитках, потом потянулся к машинке и быстро написал несколько слов.
— Не смей! — Аня оттолкнула его руку.
Но Валерий успел дописать и молча вышел. Он шел по коридору, глядя себе под ноги, старый паркет скрипел под шагами. Он почти дошел до поворота, как вдруг услышал Анин голос и оглянулся. Аня выглядывала из-за двери своей комнаты.
— Подожди меня у выхода! — крикнула она.
Спешно она привела в порядок лицо. Потом выдернула из машинки лист, на котором после слова «Заявние» было напечатано «ялюблютебя», и, сложив, спрятала в сумочку.
Валерий ожидал ее у выхода. Аня взяла его под руку, и они пошли вниз по залитой солнцем улице.
— Это правда? — спросила Аня. — То, что ты написал?
— Да, — ответил он, поглядывая на ее белые туфельки.
Помолчали немного. Потом Аня спросила:
— Почему ты мне раньше никогда не говорил?
— А зачем? Сама должна была понять…
— Какие-то вы все… как дети… — сказала Аня. — Почему я должна догадываться сама? Почему ваши ухаживания, ваша трепотня должны меня к чему-то обязывать? Какие-то вы все собственники… Стоит мне пойти в кино или… или поехать на пляж, как ты напускаешь на себя оскорбленный вид. А потом появляется прямо из воды твой друг и грозится набить морду — спасибо еще, что не мне…
— Не сердись на Рустама. Он разозлился на Ура и… счел своим долгом передо мной, хотя я его не просил…
— Вот-вот. Все вы ужасно благородные друг перед другом. Прямо рыцари. Один считает долгом заступиться. Другой, узнав, что поехал на пляж с «чужой», — она подчеркнула это слово интонацией, — девушкой, приходит на следующий день и заявляет: «Аня, ты извини, я не знал, что ты принадлежишь Валерию, больше я с тобой не буду ездить»…
— Гос-споди! — простонал Валерий. — Так и сказал?
— Дурак такой, где он только воспитывался? — сердито сказала Аня, отпустив руку Валерия. — «Принадлежишь»!
— Действительно, глупо получилось…
Он хотел добавить, что сам-то он нисколько не виноват, потому что не подстрекал Ура к такому заявлению, но осекся. Разве он не дал понять Уру, чтобы тот держался от Ани подальше? И разве, зная идиотскую прямолинейность Ура, трудно было предвидеть, что он может выкинуть подобный номер?
— Он немножко неотесанный, — сказал Валерий, — со странностями. Но могу поручиться, что он не хотел тебя обидеть.
— Какая разница — хотел или не хотел? Как можно вообще сказать такое девушке? Тоже мне пришелец несчастный…
— Пришелец? — Валерий остановился, изумленно глядя на Аню. — С чего ты взяла, что он пришелец?
— А ты не слышал? Говорят, он прилетел не из Румынии, а с Луны, с Марса, — в общем, не знаю откуда. Он припадочный.
— Припадочный? — еще более поразился Валерий.
— Нинка рассказывала, какой он припадок закатил у директорши в кабинете. Ненормальный, в общем.
Аня снова взяла его под руку и осторожно пошла по свежевырытой земле: тут вдоль тротуара копали траншею. Несколько женщин в курточках апельсинового цвета, опершись на лопаты, оживленно переговаривались. Группка прохожих, загородив проход, обсуждала какое-то уличное происшествие.
— Он ему грубость сказал, — слышались голоса, — а тот не стерпел…
— Ка-ак швырнет его, он в воздухе распластался…
— Ничего он не швырял. Сам подпрыгнул, зацепился за что-то, а потом плюхнулся на песок…
— Ни за что он не зацепился, я сам видел: повис в воздухе и руками размахивает, будто плавает…
— Ну что это такое? — сказала Аня. — Граждане, дайте пройти.