– Я не знаю никакого Юрия Ранналу, – отрезала жена Артура. – И мне кажется, что и вам не должно быть до него никакого дела. Пожалуйста, не звоните нам больше.
С этими словами она повесила трубку.
Я сидела в задумчивости, прикидывая, кому бы мне еще позвонить. Кто даст мне хоть какую-то информацию? И неужели Сергей правда арестован? Можно, конечно, опять позвонить Андрюхе и попросить выяснить, за что, но лучше попытаться идти другим путем. Как говорится, не имей сто рублей, а имей одну профессию.
Я знала нескольких друзей Сергея и его родителей. Может, родители мне хоть что-нибудь скажут?
Я нашла в записной книжке их номер, позвонила и напала на Серегину мать.
– Ой, Юленька! Как давно тебя не слышала! Юленька… Ты знаешь, что случилось?
Я решила разыгрывать невинность, только ввернула, что мы на днях случайно встретились с Сережей в Финляндии и договорились связаться. Он просил звонить родителям.
– Да-да, конечно, я понимаю. Алла с Еленой Сергеевной ему скандал устраивают, если кто-то из женщин звонит. – Серегина мать немного поругала родственников, а потом вдруг осеклась: – А ты не знаешь, Юля? – спросила она упавшим голосом. – Я как сейчас тебя услышала… Юля, ты не знаешь, что случилось?
– Что случилось?
– Сережу обвиняют в убийстве! – Его мать заплакала.
Она не смогла мне толком пояснить, кого, когда и где убил ее сын. Она была уверена, что он невиновен. О случившемся она узнала от Серегиной тещи. «Значит, органы туда сообщили?» – подумала я.
– Юленька, что нам теперь делать? – всхлипнула Серегина мать. – У нас с отцом одна надежда на тебя. Юленька, ты выяснишь, в чем дело? Я уверена: Сережа невиновен. Он не мог никого убить! Ты же сама его знаешь. Это недоразумение.
В последнем я сомневалась… Я очень многого не знала и даже предположить не могла, во что вляпался Сергей.
Поняв, что у его матери я больше ничего не выясню, я сказала ей несколько теплых слов, просила не очень волноваться (хотя как не волноваться матери, чей единственный сын вдруг оказался арестован по подозрению в убийстве?) и обещала звонить.
– В любое время, Юленька! Как только что-то выяснишь. И скажи, куда мне хоть идти? В милицию? Как ему передать вещи? Еду? Юля, где это все принимают?
– Надо вначале выяснить, где его содержат, – ответила я и обещала позвонить сразу, как только все узнаю.
Наконец распрощавшись с Серегиной матерью, я задумалась, кому бы еще позвонить. Решила теперь связаться с Борисом, давним дружком Сергея.
Когда-то они вместе чинили технику, привозимую из Финляндии. Чем сейчас занимается Борис, я не знала, но не исключала, что он тоже трудится на Редьку.
К телефону подошла женщина, а когда я попросила Бориса, поинтересовалась, кто его спрашивает. Я представилась подругой Сергея Татаринова, он же Кулешов, он же Зайцев.
– А-аа… – протянула женщина. – Сейчас позову.
Когда Борис подошел, я назвала себя и спросила, знает ли он, что случилось с Сергеем.
– Юлька, Серегу вытаскивать надо, – сказал Борис. – Я сам тебе завтра звонить собирался. Эти его родственники…
Далее последовала матерная фраза.
– Мы можем встретиться? – спросила я.
– Ты сейчас ко мне подъедешь?
– Да, – ответила я.
Борис продиктовал адрес.
* * *
Я остановилась у ларька, купила пива и поехала в гости. Дом нашла практически сразу, поставила машину в «карман» и поднялась на пятый этаж. Дверь открыла женщина лет двадцати шести.
– Здравствуйте, проходите, – пригласила она.
Борис был рад пиву («Моя не разрешает», – шепотом сообщил он) и выставил на кухне на стол два стакана.
– Я за рулем.
– Ну, Юля, не могу же я один?
– Боря, я за рулем не пью.
В кухне нарисовалась его жена.
– И правильно делаете, – сказала она. – Это ваш любимый кого-то сбил? По пьянке?
Я округлила глаза. Борис молча налил себе пива.
– Давай и мне, – сказала его жена, представившаяся Люсей.
У Бориса с Люсей родился второй ребенок, и у ребенка сейчас как раз резались зубы. Люся не спала ночами, да и днем выматывалась, занимаясь готовкой, стиркой, уборкой, гуляньем и всем остальным. Борис работал с утра до ночи, чтобы прокормить семью. Люся оказалась иногородней, а отношения со свекровью не сложились, поэтому рассчитывать на бабушек не приходилось.
Борис работал в той же фирме, что и Сергей, но занимался только ремонтом техники. К тому же он регулярно бегал по халтурам: во всех окрестных домах знали, что к нему можно обратиться.
– Так что я еще и диспетчером работаю, – устало сказала Люся, потягивая пиво. – Бывает, ляжешь на полчасика – а тут обязательно кто-то позвонит.
Но меня, конечно, интересовали не их семейные проблемы, а случившееся с Сергеем.
Борис рассказал все, что было известно ему и другим сотрудникам фирмы.
Вчера утром, когда приехали какие-то важные партнеры, в офисе не оказалось ни генерального директора, господина Креницкого, ни его заместителя, и по совместительству зятя, господина Татаринова. Секретарша вначале позвонила на мобильный генеральному и услышала длинную матерную тираду, после чего директор трубку вообще отключил и стал недоступен для общения. Тогда она позвонила Сереге. У того трубка была отключена с самого начала.
Партнеры подождали двадцать минут, потом высказали секретарше свое мнение о ее начальстве и фирме в целом и отбыли, заявив, что больше никогда не будут иметь дело с такими безответственными людьми.
Сергей появился в офисе ближе к концу рабочего дня. В настроении был прекрасном, все время насвистывал какую-то веселую мелодию. На вопрос Бориса, что с ним, ответил с идиотским выражением на лице:
– Любовь у меня! Любовь! Душа у меня поет, понимаешь?
– От любви получаются дети, – грустно сказал тогда Борис.
Креницкий вчера в офис так и не приехал и даже не позвонил, чем удивил подчиненных. Такого с ним раньше никогда не случалось. Он появлялся и с дикого бодуна, и после ночи запретной любви. Иногда задерживался, но только не на назначенные деловые встречи, и всегда предупреждал секретаршу, что опоздает, а также сообщал, где его можно найти. Секретарше Наташке Креницкий доверял, знал, что она его жене не продаст.
Жена, кстати, несколько раз звонила в офис, но ей не могли сказать ничего вразумительного. Сами ничего не знали. Но она, скорее всего, решила, что мужа покрывают подчиненные.
Сегодня с утра в офисе появились оба – и тесть, и зять. Тесть, правда, немного подзадержался. Рабочий день начался с грандиозного скандала. Начальство орало за закрытой дверью, поэтому всех деталей не знает никто. Но тесть выгнал зятя с работы.
Выйдя из кабинета родственника, Серега отправился к своему столу собирать вещи. Коллеги, конечно, поинтересовались случившимся. Серега, как отметили все, не выглядел расстроенным. Он выглядел веселым. Потом высказывались предположения, что он мог быть слегка пьян.
– Меня вчера женушка с тещенькой выгнали за то, что не ночевал дома, – сообщил он. – Вот теперь после отлучения от семьи отлучили и от работы. Но ради того, чтобы больше никогда в жизни не видеть драгоценных родственничков, можно поискать и другое место.
– Так ты сегодня дома не ночевал? – спросили коллеги.
– Я и вчера не ночевал. То есть я не появился в ночь с позавчера на вчера. Ну и половину вчерашнего дня был недосягаем, – Сергей мечтательно улыбнулся. – Могу же я иногда позволить себе расслабиться? Любовь у меня! Любовь! А родственники не понимают. Вчера все-таки пришел. А мне раз – и на дверь показали. А я был не против. И эту ночь уже ночевал в другом месте. А сегодня – финита ля комедия. С доченькой разошелся – катись из фирмы.
«Так где же он провел эту ночь? В особенности время с двух до четырех, названное патологоанатомом?» – возник у меня вопрос. На него можно было предложить великое множество ответов.
Сергей собрал вещи, со всеми попрощался, его попросили сообщить, когда он устроится на новом месте. Серегу любили, и все понимали: без него в фирме обстановка резко ухудшится. Во время процедуры прощания в общий зал вылетел Креницкий, стал крыть Серегу матом, обвиняя его во всех грехах, правда, в первую очередь почему-то в разгильдяйстве, а не прелюбодеянии, как рассчитывали услышать члены коллектива.
Серега в долгу не остался и выплеснул поднакопившиеся отрицательные эмоции на тестя. При всем честном народе они минут пятнадцать орали друг на друга. Правда, сотрудники по большей части не понимали, о чем идет речь. Поняли одно: Серега не туда смотрел.
Затем Серега развернулся и офис покинул, хлопнув дверью так, что навесной потолок аж закачался – как и все здание. Редька еще поорал, затем удалился в свой кабинет и велел секретарше налить ему сто пятьдесят «Перцовой».
А через несколько часов в офис нагрянула милиция. От непрошеных гостей сотрудники и узнали, что недалеко от офиса произошла авария. Один человек погиб на месте, другой в тяжелом состоянии доставлен в больницу. Сергей отделался царапинами.
– А что милиции нужно было в офисе, если Серега попал в аварию, пусть и по своей вине? Какое отношение фирма имеет к дорожно-транспортному происшествию?
Борис залпом выпил полстакана пива и внимательно посмотрел на меня.
– Дело тут темное… Мы сегодня до конца дня его обсуждали… У него что-то случилось с тормозами. Я не знаю деталей: нам не сказали, а Серегин «Форд» я, как ты понимаешь, после аварии не видел. Но Серега, когда его менты повязали на месте, сразу стал говорить, что это ему по приказу тестя машину попортили. Ну и выдал и про жену с тещей, и про тестюшку. Нас допросили всех. Ну мы, конечно, подтвердили, что дикий скандал был. Что Серега отсюда на всех парах вылетел. Я, честно, когда про аварию услышал, подумал: Серега завелся, поэтому и врезался. Остыть надо было, а потом ехать. Может, тяпнул из горла – у него в «бардачке» всегда фляга лежала. Да наверное тяпнул – и дыхнул на ментов… Удивительно, что они так быстро в офисе нарисовались. С Креницким они долго в кабинете общались, потом ушли.
Я кисло улыбнулась.
– Во-во, мы все о том же подумали, – сказал Борис.
– Откуда ты знаешь, о чем я подумала?
– О том, что Редька ментам отслюнявил от толстой пачки небольшую толику. Чтоб его драгоценное тело не беспокоили. А Серегино поместили в такое место, откуда ему до Редьки не дотянуться.
Я задумалась. Борис был прав. Редька вполне мог решить наказать Серегу. За что – вопрос десятый. Но он на него дико разозлился, а тут предоставляется такая великолепная возможность…
– В общем, Серега сел. Вопрос: на сколько? – тем временем сообщил Борис.
– Но почему? – впервые подала голос Люся. – Ведь если с его машиной кто-то повозился, значит, он не виноват! Пусть там кто-то и погиб на месте! Не сам же он себе колесо отвинчивал, или что там у него произошло? Тормоза, ты говорил? За что его посадили?
– Его еще не посадили, – устало сказала я. – Просто для него избрали такую меру пресечения: содержание под стражей. И ее даже, наверное, еще не избрали. Он просто задержан на трое суток.
– Но почему?! – опять воскликнула Люся.
– Это вопрос не ко мне. Но есть такая вещь, как причинение смерти по неосторожности. Сто девятая статья УК. До трех лет. Двум или более лицам – до пяти. Хотя тут она, пожалуй, не очень подходит…
– Наши все считают, что, если бы не Редька, Серегу бы уже отпустили, – заметил Борис. – Он сидит из-за этого гада. И будет сидеть, если мы все ничего не сделаем. Редька воспользовался возможностью. Юля, надо что-то делать! На наших ребят ты можешь рассчитывать. Используй свои журналистские связи. А мы с ребятами… Ты только скажи, что нужно делать.
Я медленно кивнула, попрощалась с Борисом и Люсей и поехала домой.
Вернее, это я думала, что поехала домой. Мне не дали туда доехать.
Глава 9
Было уже поздно, машин на дороге попадалось немного. Внезапно из переулочка, перерезая мне дорогу, вылетел огромный джип. Я только успела нажать на тормоз. Дверцы джипа тут же раскрылись, из него вылетели четыре амбала, подскочили ко мне, раскрыли дверцу и накрыли мне лицо тряпкой, пропитанной какой-то дрянью.
Я отключилась.
Очнулась я в кромешной тьме в незнакомом месте. Ничего рассмотреть вокруг не могла. Поняла, что правая рука прикована наручником к гладкому металлическому шесту, правда, наручник ходил по нему свободно, и я могла опустить его в самый низ, когда лежала, чтобы не держать руку на весу. Вставая, вела наручник вверх. Другой рукой ощупала шест. Вероятно, он шел от пола до потолка. Хотя до потолка я не могла дотянуться. Лежала я на каком-то матрасе – довольно толстом и, по всей вероятности, набитом старой ватой. Постельное белье, подушки и одеяла не предусматривались. Пол был деревянный. В помещении было ни жарко, ни холодно. Я не чувствовала ни сырости, ни сквозняка…
В тот вечер я так и не смогла определиться, нахожусь ли я под землей или над землей. Обойдя шест с другой стороны, добралась до ведра, плотно прикрытого крышкой – моей параши. Крышка закрывалась настолько плотно, что запаха не было никакого. Неподалеку от параши нашлась трехлитровая банка с водой. «Не пей, Иванушка, козленочком станешь», – почему-то вертелась в голове идиотская строчка, но пить хотелось страшно. Вначале я просто дотронулась до поверхности воды кончиком языка. Вроде нормальная. Сделала один пробный глоток. Потом еще один. Вода оказалась на удивление вкусной, словно из родника. Или это мне так показалось после отключки?
Я еще пошарила руками вокруг, но еды не обнаружила. Даже хлеба тюремщики не положили. Гады.
И кто это меня прихватил, интересно? Наверное, из той же компании, что наведывались в квартиру. Нет, надо было все-таки принимать Танино предложение и брать с собой Сару или Барсика. Хотя когда бы я успела их вытащить из сумки?
И где теперь моя сумка? Там же документы, ключи, сотовый. А моя машина?! Это «подозрительные мужики» могут себе без труда новые тачки покупать, но не я со своих гонораров. Ну я эту сволочь пропечатаю в следующей статейке!.. Заснять, наверное, не удастся… Но в статье… Хотя ведь следующей статьи может и не быть – вдруг мелькнула жуткая мысль. Я тут же приказала себе не раскисать, хотя очень хотелось пустить слезу: себя было жалко.
Орошая матрас слезами и время от времени попивая водичку (в горле и во рту стояла сухость), я прикидывала возможные варианты развития событий. В конце концов заснула.
* * *
Меня разбудил яркий свет, вдруг ворвавшийся в место моего заточения. Продрав глаза, поняла: кто-то открыл ставни в моей тюрьме.
За окном светило солнце, виднелся участок голубого неба, на фоне которого в легких порывах ветра покачивались деревья. Сама я находилась в деревянном доме или сарае, в пустой комнате. Из мебели здесь был шест, к которому меня приковали наручником, и две табуретки у одной из стен. Матрас, на котором я спала, оказался полосатым (красно-белым) и даже не очень грязным. Вообще пыли кругом не было: кто-то тут регулярно убирался.
Не успела я осмотреться, как единственная дверь открылась и на пороге появились дедуля с бабулей неопределенного возраста, правда, оба верткие, юркие и сухощавые. Создавалось такое впечатление, что они высушены на ветру. Оба были загорелыми, одеты просто, причем в льняную одежду, выглядели свежими и ничуть не побитыми жизнью, как городские пенсионеры. Из открытой двери до меня донеслись запахи: сена и еще кое-чего, до боли знакомого.
– Доброе утро, красавица, – сказал дедок, улыбаясь. – Умыться не желаешь? Водичка холодненькая, колодезная. Или ты только теплой умываешься?
Дедок держал в руках небольшой тазик и ведерко средних размеров, наполненное водой. Он подошел ко мне и поставил их передо мной.
– Давай поливать буду, а ты умывайся.
«И куда ж это я попала? – подумала я. – Но первым делом следует установить контакт с тюремщиками. Так я скорее что-то выясню».
Я вежливо поздоровалась в ответ, умыла лицо одной левой, прополоскала рот, поблагодарила дедка, а затем вытерлась протянутым бабкой льняным полотенцем.
– Что на завтрак желаешь? – спросил дедок.
Бабка стояла молча.
Хотя обычно я не завтракаю, но тут мне страшно захотелось есть. Или свежий деревенский воздух в место моего заточения проникает?