Я шел по кривым закоулкам Ганзовки (поселка на окраине города), которая издавна пользовалась дурной славой среди горожан. Новостройки постепенно поглощали безобразное и хаотическое скопление довоенных бараков и мазанок, местами полуразваленных и вросших в землю почти по окна, крытых только кусками ржавой жести. Но все же Ганзовка не сдавалась, упрямо цепляясь за лысые бугры и поросшие чертополохом канавы, жила своей жизнью, темной, тайной и жестокой к чужакам, которые по недомыслию или случайно забредали на ее грязные колдобистые улочки без названий.
Искал я пристанище дружка Лабуха, адрес которого под большим секретом подсказала мне уборщица ресторана, рано состарившаяся женщина с испуганными глазами. «Только никому не говорите, что это я… Христа ради… Очень прошу…» — шептала она мне, дрожа всем телом…
Убогую покосившуюся развалюху, где жил дружок Лабуха, я нашел не без труда. Хорошо, помогли всезнающие мальчишки. На мой стук долго никто не откликался, и я уже было засомневался в благоприятном исходе моей «экспедиции», как вдруг за дверью послышался кашель, и хриплый голос спросил:
— Кто?
— Открывай, увидишь…
— Какого хрена… — проворчал хриплый голос, и дверь отворилась.
На пороге стоял худой человек в давно не стиранной голубой майке и «семейных», в цветочек трусах.
— Я тебя не знаю, — подозрительно глядя на меня, сказал он и попытался закрыть дверь.
— Погодь, Лузанчик, — я придержал дверь. — Разговор есть…
Лузанчик — кличка дружка покойного Лабуха. Фамилию и имя его я так и не смог выяснить, этого никто не знал. Все с незапамятных времен кликали его только так.
— Мент? — хмуро поинтересовался Лузанчик.
— Угадал.
— Имею право не пустить в свою квартиру, — нахально заявил Лузанчик, с воинственным видом загораживая вход.
— Имеешь, — согласился я, широко улыбаясь. — Но не стоит…
— Пугаешь?
— Чего ради? Я же тебе сказал — хочу поговорить. Важное дело, Лузанчик. Очень важное…
— Убедил… — как-то сразу боевой пыл Лузанчика рассеялся, и он, опустив плечи, поплелся, шаркая рваными шлепанцами по грязному полу, внутрь своей «квартиры».
— Ну? — исподлобья глядя на меня, спросил он, усаживаясь на кровать, кое-как прикрытую дырявым пледом.
Я не торопился: нашел себе стул, застелил его газетой, сел стараясь поудобней устроить раненую ногу, которая уже подживала, осмотрелся. Пыльно, неуютно, грязно На плите металлическая коробка из-под шприца, несколько игл лежат на пожелтевшей марле там же. Перехватив мой взгляд, Лузапчнк поторопился надеть пиджак, чтобы спрятать сколотые руки — он наркоман со стажем, это мне тоже рассказала уборщица.
Пауза несколько затянулась, и Лузанчнк не выдержал.
— Говори, чего надо. И уходи — я отдохнуть хочу.
— После каких трудов? — ехидно поинтересовался я.
— Не твоя забота.
— И то правда… — согласился я, если честно, мне почему-то было жалко этого изможденного, больного человека. — Ты знал Леху Осташко?
— Нет, — не глядя на меня, отрезал Лузанчик.
— Лабуха… — добавляю я.
Лузанчик упрямо молчит. Затем, видимо, кое-что начинает соображать.
— А почему — знал? — встревоженно интересуется он.
— Потому — отвечаю, пытаясь поймать тусклый ускользающий взгляд Лузанчика. — Чего же здесь непонятного?
— Леха… помер? — наконец поднимает на меня округлившиеся глаза Лузанчик.
— Не то слово…
— Кто? — понимает меня Лузанчик.
— Это и я хотел бы знать, — осторожно отвечаю — не говорить же ему, что именно благодаря мне его дружок отправился в мир иной, правда, вины своей почему-то не чувствую.
— С-суки… — шипит Лузанчпк, вскакивает, что-то ищет.
Находит брюки. Торопливо натягивает на свои худые журавлиные ноги и снова усаживается на постель.
Надолго умолкает, о чем-то сосредоточенно размышляя.
Острый большой кадык Лузанчнка, как ткацкий челнок, быстро снует вверх-вниз по тонкой жилистой шее.
— Спрашивай… — через какое-то время совсем охрипшим голосом отзывается Лузанчик. — Я им этого не прощу… — С угрозой добавляет: Терять мне нечего…
Я понимаю его — Лабух был единственным другом Лузанчика. Это мне тоже известно.
— На кого он работал в последнее время?
— А ты меня на понт не берешь, случаем? — вдруг просыпаются подозрения у Лузанчика. — Не верю я тебе, понял — нет?! — кричит он в истерике.
Я молча достаю из кармана фотографии, отснятые на мосту экспертами ЭКО, и сую под нос Лузанчику.
Он жадно рассматривает их, затем резко отворачивается и закрывает лицо руками.
— Так на кого Леха работал? — снова спрашиваю я.
— Этого я не знаю… — глухо отвечает Лузанчик. — Леха всегда был скрытным. А я нелюбопытен. Но уверен, что это штучки Додика. Собака…
— Кто такой Додик? Где живет?
— Если бы я знал…
— Тогда где можно разыскать? И как он выглядит?
— Жирная скотина метра под два ростом… — с ненавистью хрипит Лузанчик и довольно толково обрисовывает внешность Додика. — Он часто бывает в «Дубке» и в пивбаре «Морская волна»…
Лузанчика начинает пробирать озноб. Он ерзает по кровати, нервно потирая ладони, и часто посматривает в сторону плиты, где лежат иглы. Похоже, пришла пора впрыснуть очередную дозу отравы.
— Уходи, я все рассказал, — в конце концов умоляюще просит Лузанчик.
— Спасибо, — благодарю я и поднимаюсь. — Всего…
— Найди Додика… Это все он… Найди… — исступленно хрипит мне вслед Лузанчик.
Я киваю в ответ и стараюсь побыстрее выйти на свежий воздух. Едва уловимый запах наркотического зелья, который был так знаком мне по афганским духанам и который витал в развалюхе Лузанчика, еще долго преследует меня. Помочь бы Лузанчику, но как? Со слов уборщицы я знаю, что его принудительно лечили раза четыре. И без толку. Конченый человек…
КИЛЛЕР
Шеф встретил меня на удивление любезно. Я не видел его чуть больше месяца, но за это время он здорово похудел и осунулся, хотя и до этого был похож на трость с набалдашником в виде птичьей головы с большим клювом.
— Здравствуй, здравствуй, курортник, — шеф изобразил подобие улыбки, отчего морщины обозначились еще резче. — Наслышан, наслышан о твоих приключениях.
— О чем это вы? — безразлично поинтересовался я.
— Ну как же — любимая женщина… Это всегда приятно. В свои молодые годы я тоже был далеко не безгрешен, хе-хе… — будто не замечая моего скверного настроения, игриво продолжал шеф. — Симпатичная мордашка… — Он достал из письменного стола пачку фотографий и протянул мне. — Возьми. На память.
Я посмотрел на фотографии и от неожиданности вздрогнул: ах, сволочь, пустил по моему следу шакалов!
На снимках красовались мы с Ольгушкой.
— Спасибо, — сдержанно поблагодарил я, хотя внутри все закипело.
Шеф внимательно наблюдал за моей реакцией на «подарок».
— Но впредь прошу этого никогда не делать, — продолжал я. — Вычислю и шлепну. Будь то фотограф или «хвост», любого.
— Серьезная заявка. Верю, — благодушно согласился шеф, меня его тон насторожил.
Он встал, прошелся по кабинету, где мы расположились, и вдруг резко обернулся ко мне и зашипел, брызгая слюной:
— Пацан, желторотик! С бабой связался, мозги сразу набекрень съехали! Да тебя можно было голыми руками брать, ходил, будто слепой, на столбы натыкался. Я тебе свою жизнь доверяю, а она у меня одна. Слышишь, одна!
Я молча, с отсутствующим лицом, смотрел в окно, где виднелись стволы столетних сосен в солнечных веснушках — мы находились на даче шефа, в сосновом бору.
— Понял ты наконец или нет?! — шеф выкрикнул эти слова прямо мне в лицо.
Я брезгливо отодвинулся — от него разило перегаром. Сегодня он явно был с глубокого похмелья, что для меня внове — шеф никогда не злоупотреблял спиртным. Что бы это могло значить?
— Надоело… Все надоело… — Полнейшее безразличие вдруг овладело мной, я ссутулился в кресле, будто мне на плечи лег стопудовый груз. — Будь я проклят — надоело…
Шеф выпрямился и некоторое время пристально изучал мою физиономию. Затем, коротко вздохнув, сел и закурил.
— Тебе, я вижу, отдых не пошел на пользу. Только расслабил. Учтем на будущее. А пока… — Голос шефа стал жестким, неприятным, как крупный песок на зубах. — Пока есть одно дельце по твоему профилю. Серьезное. Оно поможет тебе снова набрать форму.
Я отрицательно помотал головой:
— Нет. С меня довольно. Сыт по горло.
— Удивил… — Шеф поморщился, будто жевал лимонную дольку без сахара. — Решил завязать?
— Возможно…
— Хорош гусь… — Шеф покривил свои тонкие, злые губы, — Почуял, что паленым запахло, — и в кусты?
— Просто устал… От всего устал…
— Ну тогда еще можно с тобой разговаривать… — Он открыл сейф, вмонтированный в тумбу письменного стола, достал пачку полусотенных и кинул ее на стол. — Это задаток. По окончании получишь вдвое больше.
Похоже, дело и впрямь не из легких. Такую сумму мне предложили впервые, а шеф особой щедростью не отличался. Деньги хорошие… Но я снова упрямо мотнул головой.
— Послушай… — шеф нервно пригладил седые виски. — Я не хочу что-либо от тебя скрывать. У меня сейчас серьезные осложнения и могут быть большие неприятности. Которые затронут, случись что, и тебя. Поверь, я говорю правду. Нужно выпутываться. Я все продумал, рассчитал. И очень на тебя надеюсь. Мы можем выплыть или утонуть только вместе. Другого не дано. Решай.
— Почему не Додик, почему я?
— Додик… — пренебрежительно махнул рукой шеф. — Тупоголовое быдло. А здесь нужен ум, опыт, смекалка. Ты просто незаменим.
— Кто? — Грубая лесть шефа меня не тронула, но, похоже, дело действительно дрянь, коль он так запел.
— Твои знакомые, Коберов и Заскокин.
— Ну? — удивился я, и впервые за все время моей работы на шефа поинтересовался: — Это за что же им такой приговор?
— Резонный вопрос… — бесстрастно посмотрел на меня своими серыми холодными глазами шеф. — За них мертвой хваткой вцепился угрозыск. А им кое-что известно такое…
— Откуда известно, что их «пасут»?
— У нас есть свои люди и там, — покривился в улыбке шеф. — Мы проверили. Все точно. Обложили их по всем правилам.
— Надо предупредить?
— Зачем? И как? Они теперь будто инфузории под микроскопом. Но так продолжаться не должно! Иначе это дубье приведет уголовку куда не следует. Если уже не привели… А потом прихватят их и расколют, как гнилой орех. Тогда хана всему и всем. Теперь понял, что только ты способен спасти нас?
Понял, понял… Впрягся ишак в телегу — тяни… Кому какое дело до моих переживаний? И вообще — чего я скис? Шеф хорошие деньги платит…
— Если потребуется, я тебе дам ребят для прикрытия, — кольнул меня острым взглядом шеф.
— Не нужно. Вы ведь знаете, что я работаю всегда один.
— Вот таким ты мне нравишься, мой мальчик, — благосклонно похлопал он меня по плечу. — А теперь давай перекусим…
Что Коберова и Заскокина «пасли», я убедился только на вторые сутки после разговора с шефом. Наблюдение было поставлено на высоком уровне, не мог я не отдать должное своим «конкурентам»: за моими клиентами и днем и ночью шли спецмашины, замаскированные под такси, продовольственные фургоны, «скорую» и частников. Машины постоянно менялись местами, и временами мне было трудно определить, кто есть кто. А это уже опасно…
Все это время Коберов и Заскокин мотались по городу с утра до ночи, как мне показалось, совершенно бесцельно. Неужто они чуяли «хвост»? А если нет, то что им давали эти гонки? Увы, выяснить это я не мог, ведь в моем распоряжении были только две машины шефа — «Волга» и «Лада», и «засветиться» мне не позволяла элементарная осторожность. И все-таки, как мне казалось, я нашел уязвимое место у моих конкурентов по слежке за Коберовым и Заскокиным. На этот раз я вооружился до зубов: кроме нагана и десантного ножа, прихватил и презент шефа — пистолет, «ламаавтомат» с глушителем. Где уж шеф откопал эту заграничную штуковину, трудно сказать, но пистолет мне понравился своим внушительным видом.
Торговое помещение кооператива «Свет» было построено год назад на месте пивного ларька, по которому «отцы» города в ретивой спешке прошлись бульдозером, чтобы он не портил общую картину отчетности в период глобальной трезвости населения. Сложенное из красного кирпича с двумя или тремя оконцами, забранными решетками, и металлической входной дверью, довольно просторное помещение кооператива напоминало хорошо подготовленную к длительной осаде крепость.
Внутри всегда толпились люди, в основном глазели на импортную электронику баснословной цены. Большая часть людей толклась у прилавков с комиссионной одеждой и тканями заграничного происхождения. Здесь торговля шла живее.
Я вошел в торговый зал, чуть опередив Кобсрова и Заскокина. С трех часов пополудни пришел их черед сменить напарников по охране кооператива, двух тяжеловесных апатичных верзил, изнывающих от скуки у входа. Не задерживаясь в зале, я неторопливо и деловито, как свой, прошел мимо довольно миленьких продавщиц в глубь помещения, туда, где находились подсобки и контора кооператива.
Дверь кабинета председателя Фишмана была приоткрыта. Он сидел вполоборота и что-то быстро говорил в телефонную трубку, энергично взмахивая рукой. Был он тучен, лысоват, чернокудр. Я быстро натянул свой шлем-маску и неслышно проскользнул внутрь.
И все же он меня заметил боковым зрением:
— Одну минуту… — в трубку и, поворачиваясь ко мне: — Вы к кому?
Не знаю, какие мысли появились у него в голове при виде моей особы, но он выпучил мгновенно остекленевшие глаза и беззвучно зашевелил большими полными губами. Я несильно ударил Фишмана ногой в висок, чтобы только оглушить на некоторое время — за его жизнь мне зарплата не причиталась. Он задергал ногами, будто кролик на бойне, и ткнулся лицом в бумаги на столе. Не теряя ни секунды, я подхватил его под мышки, оттащил в угол кабинета, к массивному сейфу, а сам спрятался за дверью. В коридорчике уже звучали шаги — это топали Коберов и Заскокин. Я знал, был уверен, что это именно они: за неделю распорядок их рабочего дня мне пришлось изучить досконально. Перед тем как занять свой пост у входа, они обычно заходили минут на пять к Фишману…
«Ну, не подведи…» — мысленно взмолился я, сжимая в руке пистолет. Наган я тоже приготовил, но стрелять из него было равносильно смертному приговору самому себе — такой грохот услышат не только в торговом зале, а и менты, которые окружили со всех сторон эту мышеловку.
— Пора его за жабры брать… — послышался мне голос, кажется, Заскокина.
— Сволочь… — согласился Коберов. — Сколько можно нас за нос водить. Вот и поговорим…
— Угу…
Первым зашел в кабинет Коберов.
— Где его нечистая носит? — проворчал он, подходя к столу.
— Наверное, в подсобке товар получает. Подождем… — Заскокин прикрыл дверь и увидел меня.
Я нажал на спусковой крючок. Конечно, «ламаавтомат» — машинка что надо: раздался тихий хлопок, Заскокина будто кто сильно толкнул в грудь, он отшатнулся и сполз по стене на пол.
Нельзя не отдать должное реакции Коберова, еще звучал в ушах выстрел-хлопок, а он уже выбросил кулак, целясь мне в скулу. И достал бы, в этом нет сомнений — уйти в сторону мне мешала стена, а сблокировать я уже не успевал. Оставалось одно: резко мотнув головой назад и подогнув колени, я упал на спину. И уже в падении вогнал ему пулю меж глаз…
В торговом зале все было спокойно: галдели покупатели, на экране японского телевизора полицейские в каком-то видеофильме ловили гангстеров, щебетали улыбчивые продавщицы, зевали охранники, одуревшие от теплого спертого воздуха… Не останавливаясь, я прошел мимо них с группой студентов, которые живо обсуждали последние видеоновинки, и очутился на улице. Некоторое время я шел рядом с ними, а затем, когда они свернули за угол, направился к своей машине.
ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ
В пивбаре «Морская волна» штормило — привезли свежее пиво. Этот бар был одним из последних островков прежнего пивного изобилия, влачащих жалкое существование после известных указов и постановлений.