– Тогда как же удалось найти парня?
– Чистое везение, – поморщился Андрей. – Даже ты наверняка знаешь, что если за поиск берутся не позже, чем через три дня после исчезновения человека, то только тогда есть реальный шанс найти его «по горячим следам». А потом…
Я пропустила мимо ушей шпильку «даже ты». Мне был интересен сюжет, а не оценка моих умственных способностей. Это я могла сделать самостоятельно и в комментариях со стороны давно уже не нуждалась.
– В общем, ребята просто пожалели родителей. Поехали к той девчонке, с которой у парня было свидание. Она сказала, что ее Ромео свинтил часиков этак в десять. Причем сказал, куда, но она не запомнила. Между прочим, прикинь: у парочки самый разгар страсти, кавалер исчезает, а дама и ухом не ведет. Решила, что поматросил и бросил.
– Обычно так и бывает, – пожала я плечами. – Мужчинам верить нельзя.
Один-один, шпильку я вернула. Если все бабы – дуры, то все мужики, ясное дело, подлецы. Как ты со мной, так и я с тобой. Равноправия пока еще никто не отменял.
– Будем надеяться, что присутствующих это не касается, – заглотнул приманку Андрей. – Разве я давал тебе повод…
– Не давал, не давал, – поспешила я погасить назревавшую дуэль. – Так что там с парнем? Не отвлекайся.
– В общем, стали опрашивать соседей девицы, – продолжил Андрей. – Глухо. Никто ничего не видел. И тут наткнулись на бабку, которая днюет и ночует на лавке у подъезда. А это бабка вдруг вспоминает, что в тот вечер во дворе приключилась драка и за кем-то даже приезжала «Скорая». Дальше, сама понимаешь, дело техники. Звонок ребятам в местное отделение, выход на врача «Скорой». Тот рассказывает, что парень без документов, пострадавший в драке, умер по дороге в больницу. Его подержали месяц, а потом кремировали. Одежду, правда, сохранили. Сегодня родители одежду опознали… Вот такая история. Нравится?
– Не очень, – честно отозвалась я, – но с заимствованиями из западной жизни тоже не получится. Слушай, даже меня уже тошнит от этого боевика. Как говорится, «мне бы ваши заботы, господин учитель». Главная проблема – поделить по честному миллион баксов. Нравится?
Андрей глянул на меня с острым интересом:
– И что же в этом противного? Параллели?
– Да ну тебя к богу в рай! – отмахнулась я. – Параллели, но не с нашей милицией, а с условиями работы. Вам бы их возможности, от преступников в России мокрого места бы не осталось.
– Не преувеличивай, – усмехнулся Андрей. – В Америке при всей демократии преступность тоже на убыль не идет.
– Это за счет эмигрантов из России, – отпарировала я, и мы оба расхохотались.
– Ты же умираешь от любопытства, – отсмеявшись, сказал Андрей, – почему я решил податься в ментовку. Правда?
– Правда, – не стала я спорить. – Пока еще не умираю, но интересно – жуть.
– Там есть реальный шанс получить квартиру.
– Квартиру? – слегка опешила я. – Разве ты… разве вы с женой не будете разменивать вашу? Ты же говорил, что вложил в нее ровно половину…
– Я мужчина, малыш, – неожиданно жестко сказал Андрей, – и ничего разменивать и делить не буду. Ни квартиру, ни пресловутое «совместно нажитое имущество». Разведусь и все. Алименты, слава Богу, платить не надо, сыночку уже двадцать.
О сыне Андрей говорил еще реже, чем о жене, и всегда – с явной неохотой. Я знала только, что юноша учится на платном отделении юридического факультета МГУ, что за учебу его платят поровну оба родителя, и что отпрыск особыми способностями, равно как и прилежанием, не блещет и никаких особых надежд не подает. К тому же отца не слишком уважает, поскольку мать зарабатывает раз в пять, если не в десять, больше, будучи заместителем управляющего одной из крупнейших риэлтерских фирм Москвы, а следовательно – России.
Я подозревала, что основной причиной развода стало именно это несоответствие доходов. Начинали оба одинаково, в одном и том же городе, довольно далеко от Москвы, а именно – в Алма-Ате. Очень своевременно перебрались в Москву и купили неплохую квартиру. А потом карьера жены резко пошла вверх, а муж дослужился только до майора. Плюс постоянное отсутствие дома и командировки. В принципе, редкий брак может достойно выдержать такое испытание. Но все-таки такое решение вопроса – «в стиле настоящего мужчины» – мне не очень нравилось. И скрывать я этого не стала.
– Мне казалось, твоя жена достаточно обеспеченная женщина…
– Правильно казалось, – холодно ответил Андрей. – Но если я не смог обеспечить ей достойное, с ее точки зрения, существование, то вполне способен хотя бы достойно уйти. А жить за счет женщины… извини. Я не похож на твоего первого супруга.
Удар был меткий и достаточно болезненный. Иван действительно старался проехаться за чужой счет, если для этого представлялась хотя бы малейшая возможность. И мне самой пришлось в свое время решать после развода квартирный вопрос, причем решила я его так, что вся квартира полностью осталась Ивану, правда, с прописанным в ней сыном. Так что ситуация получалась почти забавной: зеркальное отражение. Оказывается, я в свое время поступила как «настоящий мужчина». Только не стала ждать, пока мне предоставят служебную или муниципальную квартиру, а снова вышла замуж и переехала к новому мужу.
Между прочим, никто не мешал Андрею поступить так же: переехать ко мне и жить себе, припеваючи. Он предпочел другой путь, за что его можно было только уважать. Так что зря я нервничала и анализировала странности в его поведении. Человек просто менял свою жизнь, как говорится «от и до», но опираться при этом на чье-то плечо не собирался. Особенно – на хрупкое, женское.
– Не обижайся, – положил Андрей мне руку на колено. – Когда я буду официально свободен, мы поговорим о нашей дальнейшей жизни. Но как бы она ни сложилась, у меня должен быть свой угол. Собственный. Пойми меня, пожалуйста, все эти годы я прожил совсем не так, как хотел. И только теперь появилась возможность…
– Какая возможность?
– Иногда побыть одному. Просто посидеть и поиграть в компьютерные игры, почитать любимую книгу, выспаться, наконец. Я правда люблю тебя, малыш, очень люблю. Но я пока еще точно контуженный, на меня накатывает… Ладно, это все лирика.
Вот так. На мгновение приоткрылся человек, которого я, оказывается, совсем не знала, и тут же дверца захлопнулась. Снова «настоящий мужчина» опустил забрало и приготовился путешествовать дальше в опостылевших тяжелых латах к одному ему ведомой цели. Бедняжка!
– Кстати о лирике, – тихо сказала я. – Почему-то вспомнила стихотворение Бродского. Одно из моих любимых. Хочешь, прочитаю?
Андрей кивнул. И я прочла ему это стихотворение, которое действительно входило в число моих самых-самых:
Мимо ристалищ и капищ,
Мимо храмов и баров,
Мимо шикарных кладбищ,
Мимо больших базаров,
Мира и горя мимо,
Мимо Мекки и Рима
Щедрым солнцем палимы,
Бредут по земле пилигримы.
За ними поют пустыни,
Вспыхивают зарницы,
Звезды дрожат над ними
И хрипло кричат им птицы,
Что мир остается прежним.
Да, остается прежним:
Ослепительно снежным
И сомнительно нежным.
Мир остается лживым,
Мир остается вечным.
Может быть, постижимым,
И все-таки – бесконечным.
А значит, не будет толку
От веры в святых и в бога,
А значит, остались только
Иллюзии и дорога.
И быть над землею закатам,
И быть над землею рассветам.
Удобрить ее – солдатам,
Одобрить ее – поэтам…
В машине воцарилось молчание, которое длилось, кажется, целую вечность. Потом Андрей спросил:
– Твой любимый поэт?
– Один из. Мне кажется, один из настоящих поэтов. Мне почему-то больше всего нравятся две его строки, самые, наверное, искренние: «Ни страны, ни погоста не хочу выбирать, на Васильевский остров я приду умирать…»
Андрей как-то странно хмыкнул:
– Да? Искренне? А ты знаешь, где он завещал себя похоронить и, между прочим, похоронен?
К стыду моему, я этого не знала, поэтому промолчала.
– А похоронен он, – продолжал Андрей, словно не заметив моего молчания, – в Венеции. Всего-навсего. Кстати, сам выбрал. Так что правильно сам же сказал: «мир остается лживым». Все так или иначе лгут, малыш. И лирики, и физики, и поэты, и прозаики.
– И мы с тобой? – не удержалась я.
– О присутствующих обычно не говорят, – сухо ответил Андрей. – Кстати, мы приехали. Так что давай-ка возвращаться с небес на грешную землю, иначе нас в этом доме просто не поймут. Тут все больше прагматики, лирика не в почете.
Это я и без него знала.
Глава четвертая. Сумасшедшие – всегда хитрые
Отрывок из когда-то прочитанного детектива вспомнился Ирине совершенно неожиданно. Она мало читала, ее никогда не интересовала жизнь других людей, а если и доводилось перелистать книгу, то ее содержание тут же улетучивалось из памяти. Почему вдруг всплыла эта сцена – непонятно. Ирина не помнила ни названия, ни автора, ни сюжета. А вот неведомая женщина у зеркала, которая увидела в стекле свою душу, а не лицо, застряла где-то в глубинах подсознания и неожиданно вынырнула на поверхность.
– Что с тобой происходит, девочка? – спросила Ирина сама себя. – Что ты мечешься? Уймись, я чертовски устала от твоих выходок.
Привычка разговаривать сама с собой появилась у нее в швейцарской клинике, где больше и поговорить-то было не с кем. Персонал вымуштрованный, но по-русски никто не понимал ни слова. Врачи общались с ней через переводчицу – женщину без возраста и внешности, которая была совершенно незаметной. Оставалось только листать журналы с красивыми, понятными без слов рекламными фотографиями, посещать маленький кабинет красоты при клинике и гулять по парку. К концу лечения Ирина готова была пешком уйти в Москву и работать там дворником – лишь бы оказаться среди своих, понятных людей и обстановки.
Какие клятвы она себе давала в клинике накануне выписки! Не прикасаться к спиртному и сигаретам, заняться спортом, быть милой и послушной женой, перестать мотать деньги. Она мечтала, что научится разбираться в делах мужа, станет его помощницей, его правой рукой, и тогда ее будут называть Императрицей не с насмешкой и ненавистью, а с уважением. О, она станет совсем, совсем другой, только бы выбраться из этого стерильно-безупречного кошмара, только бы вернуться к нормальным людям!
Благих намерений хватило ровно на три дня. После первой же ночи, проведенной с мужем, Ирина почувствовала знакомые тоску и отвращение. После нее она впервые в «новой жизни» крепко напилась, пытаясь утопить в алкоголе стойкий привкус какой-то мерзости, которую ей пришлось проглотить. И пошла на компромисс с самой собой: пусть снова будет алкоголь, она откажется только от наркотиков, никогда больше не будет ни колоться, ни принимать «колеса». А выпивка… Ничего страшного, свою меру она знает.
Самое главное: ей было смертельно скучно. У них почти никто не бывал, они нигде не бывали, и роскошные туалеты и побрякушки некому было демонстрировать. Ирина с тоской вспоминала первые годы супружества: тогда еще у нее сохранялись связи с бывшими подружками, которых можно было позвать в гости и наслаждаться, наблюдая их перекошенные и позеленевшие от зависти лица.
Можно было пригласить компанию в ресторан и небрежно, даже лениво заплатить по счету четырехзначную сумму в «зеленых». Тогда еще не приелись магазины, загородный особняк только строился, и можно было целыми днями выбирать мрамор для ванной комнаты или экзотические растения для зимнего сада. А теперь? Чем теперь было заполнить жуткую пустоту в жизни?
– Любовника, что ли, завести? – спросила она свое отражение в зеркале. – Молодого, изобретательного…
«И платить ему, – ехидно ответила она уже мысленно. – Все правильно, так и должно быть. Первый раз женщина краснеет, когда отдается, второй раз – когда делает это за деньги, третий – когда сама за это платит. Стукнуло тридцать лет: готовь бабки. В этом возрасте шлюхи выходят в тираж».
Она снова взглянула в зеркало. Нет, в тираж ей еще рано. Только вот эти злые морщинки в углах губ нужно убирать. И подтянуть глаза. Она приложила кончики пальцев к вискам, разгладила кожу и зафиксировала. Вот так. Где-то у нее был записан телефон косметического центра. Надо позвонить и договориться…
Правильно, а перед этим идти к мужу, просить денег и объяснять – зачем. А эта старая обезьяна, этот чертов Попугай будет мучить ее вопросами, подозрениями, дурацкими рассуждениями о том, что в ее возрасте еще рано делать такие операции. Потом поставит условие – всегда одно и то же – и ей придется, стиснув зубы, «отрабатывать номер» в койке. Черт, как же ей все это надоело! Хоть бы он сдох поскорее…
И ведь есть же дуры, которые ей завидуют! Как же, поймала «бобра». Ничего сложного, нужно было только грамотно подобрать наживку. Она тогда работала «девушкой из эскорта» в дорогом, практически закрытом для случайных людей ночном клубе. Сначала Босс только поглядывал на нее, но выбирал других, причем на деньги не скупился.
Девчонки же между собой болтали, что этот клиент – крепкий орешек, об него и зубки обломать недолго. Вот тут-то ее и «заклинило»: поспорила, что женит на себе этого страшненького коротышку во что бы то ни стало, хотя на самом деле всерьез о таком замужестве не думала. Если выходить замуж – так за иностранца, чтобы уехать из этого кошмара. Но – поспорила, пришлось соответствовать, чтобы выдержать марку. Правда, про себя считала, что просто заставит его сделать ей предложение, засыпать подарками, завалить деньгами. А «динамо крутануть» никогда не поздно.
Первым делом она дала ему понять, что ни он, ни даже его деньги лично ей совершенно неинтересны. Она работает – вот и все. А каждый труд должен быть оплачен, это святое.
Ирина знала: Босс никогда не был женат, считая, что семейная жизнь – это только обуза, никогда не влюблялся и даже не привязывался к тем многочисленным девушкам, которые у него были, он их просто покупал, как дорогой десерт на закуску. С женщинами он никогда не был жесток, наоборот – щедр и почти ласков, хотя сквозь эту оболочку отчетливо проглядывали равнодушие и даже презрение.
«Врага надо любить его же оружием», – это парадоксальное правило Ирина исповедовала свято. И держалась с независимой дерзостью, которая, ко всему прочему, выгодно ее отличала от прочих девушек, обслуживающих подобные заведения. Подметив однажды взгляд Босса – холодный, циничный и жесткий, – она постаралась усвоить такое же выражение глаз, как бы говоря: я работаю – ты мне платишь а остальное никого не касается. Рыбак рыбака видит издалека – очень скоро она стала официальной любовницей Босса.
Через полгода их близких отношений она вдруг с удивлением обнаружила, что Босс ее любит. Сначала это приятно пощекотало ее самолюбие, потом несколько встревожило: влюбленный «спонсор» оказался безумно ревнивым и неудобным в повседневном обиходе. Ирина постаралась отодвинуть его на максимально безопасное расстояние и… просчиталась. Постулата: чем меньше любим… и так далее никто на самом деле не отменял.
Чем больше Ирина капризничала, жаждала независимости и откровенно издевалась над любовником, тем крепче он к ней привязывался. Она в открытую стала ему изменять – он побесился неделю, потом смирился, услышав резкую отповедь:
– Женись на мне, тогда хоть ложкой хлебай! А пока отвянь.
За десятую долю такой дерзости любого другого человека на следующий же день не было бы в живых. Ирина прекрасно это знала, но откровенно играла с огнем: опасность только придавала пикантности уже тяготящей ее связи. Но… коготок увяз – всей птичке пропасть. Босс уже не мыслил себе жизни без своенравной и стервозной красавицы. Правда, жениться все-таки не спешил, хотя в конце концов сделал ей предложение – стать его законной женой. Она только удивленно подняла одну бровь: