Во время стоянки лагерем у Лиенца в 4-й Терско-Ставропольский полк, в котором тогда состоял казак Зубенко, приезжал командир бригады генерал Тихоцкий.
Командир 7-й сотни спросил его об отношении англичан к казакам. Тихоцкий ответил, что англичане сказали, чтобы казаки продолжали занятия, что они скоро понадобятся.
25 мая англичане предложили казакам сдать оружие, причем разъяснили, что так как оно устарело, то будет заменено новым — современным. Офицерам оружие оставили, но 27 мая отобрали и у них.
28 мая все офицеры были вызваны «на совещание» в Шпиталь, как говорили, для обсуждения вопроса реорганизации Казачьей армии. Были поданы машины и на них увезено свыше двух тысяч офицеров казачьих и кавказских легионов, как строевых, так и проживавших с семьями. Лишь незначительное число офицеров не уехало, главным образом, это были из числа живших в станицах и не одетых в военную форму.
В тот же день, 1 июня, когда состоялся вывоз казаков и их семейств из района лагеря Пеггец, то же самое происходило и в терских станицах, расположенных дальше от Лиенца. По мнению Зубенко, оттуда удалось убежать, примерно, десяти процентам состава.
Местность, на которой это происходило, представляет собой долину шириною два-три километра, покрытую лугами, редким лесом и кустарником. Непосредственной английской стражи не было, но все выходы из долины были заняты их заставами, так что большинство бежавших попадали им в руки.
1 же июня грузились для выдачи советам казаки 1-го и 2-го Донских полков (вывоз казаков 1-го и 2-го Донских полков состоялся не первого, а 3 или 4 июня). Они грузиться отказались. По ним был открыт огонь из пулеметов. Было много убитых и раненых. Как и в станицах, на них были направлены броневики. Были раздавленные и искалеченные. Казаков гнали к вагонам и грузили в них.
Как потом слышал 3., 1 и 2 июня происходило то же у горцев. Второго утром началась погрузка 3-го Кубанского полка (в пять часов утра), Артиллерийского дивизиона и Запасного полка. Опять та же картина…
В этот день Зубенко бежал из лагеря и со скал наблюдал в бинокль, что происходило в долине. Вместе с ним была небольшая группа казаков. Он видел, как было приступлено к погрузке Терско-Ставропольского полка. Потрясенные всем происшедшим, казаки не оказали сопротивления. В этот день была вывезена половина полка. Было объявлено, что остальные будут вывезены завтра. В течение ночи большинство их разбежалось.
Третьего июня грузились остатки полков, а 4-го — беглецы, которых вылавливали англичане при помощи своей авиации, открывавшей огонь по уходившим.
Имущество казаков забирали местные жители. Лошадей — англичане. Для присмотра за ними и для выпаса были назначены казаки, по расчету один на двадцать лошадей. Лошади паслись на полях, казаки помещались без всякой стражи в сараях. Некоторые из них уходили.
После 4 июня вывоза не было, а всех пойманных беглецов-казаков и горцев помещали в лагерь при Лиенце, сначала в поле, а потом заплели проволокой. Охраняли англичане. Уйти из этого лагеря было довольно легко, но трудно было выбраться из долины.
Зубенко с группой казаков вышел со скал, направляясь на юг. По пути группа постепенно увеличилась — до 60 человек. У итальянской границы они повернули, беря направление на Инсбрук. В целях обойти английские заставы, казаки шли снегами и временами пересекали заснеженные поляны.
11 июня, при переходе одной из них, они были обнаружены английским самолетом и обстреляны, причем один казак был ранен. Казаки скрылись в скалах. Самолеты улетели, но когда беглецы продолжили путь и перешли перевал, то вновь появились воздушные разведчики и дальше следили за ними. Когда же казаки вышли из полосы снегов, то наткнулись на большую английскую заставу и принуждены были сдаться.
Англичане спустили их с гор, усадили в грузовики и доставили в Лиенц.
Заключенный в лагерь, в который потом привезли и «остов», желавших вернуться на родину, Зубенко через несколько дней бежал и благополучно прибыл в Зальцбург.
Записано со слов И. К. Зубенко
Трагедия Казачьей Силы
(журнал «Часовой» № 284/4, апрель 1949 года)
Полки Походного атамана генерала Т. И. Доманова прибыли в австрийский Тироль, имея с собой табор казачьих семей и огромный обоз русских беженцев, всего около 32 тысяч человек. Полки в полном порядке расположились в узкой долине по реке Драве в районе Обердраубурга-Лиенца. Беженцы также разделили участь строевых частей и остановились под открытым небом, только небольшая часть заняла известный впоследствии лагерь Пеггец. Там же расположились некоторые учреждения. Штаб Походного атамана первые пять дней мая 1945 года стоял в Котчане (Кетчахе), но потом перешел в Лиенц, куда прибыл и генерал П. Н. Краснов с супругой Лидией Федоровной. Он был устроен в вилле, предназначенной англичанами для генерала Доманова, но уступленной последним генералу Краснову.
Генерал Краснов и генерал Доманов нередко навещали друг друга, и их отношения были самые дружеские: оба они беззаветно любили казачество. Никогда не было слышно, что между ними происходят разногласия, наоборот, все важные решения генерал Доманов согласовывал с П. Н. Красновым.
В Австрии генерал Краснов уже не имел официального положения и никаких сношений с англичанами не поддерживал. Это не исключало интереса П. Н. Краснова ко всему, что касалось казачьих дел. Поэтому он и написал свое первое письмо британскому фельдмаршалу Александеру (Главнокомандующему армией), обращая его внимание на особое положение казачьих войск; ответа он на это письмо не получил.
Поведение англичан было настолько загадочным, что тогда еще не вызывало ни у кого подозрений. Они не тревожили казаков, в полках царили порядок и дисциплина. Незадолго до ужасного 28 мая 1945 года британский генерал-лейтенант инспектировал казачье военное училище и остался восхищенным порядком в нем, шутил, смеялся, говорил о будущей России, пробовал пищу казаков и приказал увеличить паек. Вдруг, за четыре дня до выдачи, отношение резко изменилось. В ответ на жалобу генерала Доманова на то, что английские солдаты берут без разрешения казачьих лошадей, тот же генерал заявил: «Здесь нет казачьих лошадей. Они принадлежат английскому королю, вместе с пленными казаками». До этого времени термин «пленный» к казакам англичанами не применялся.
Извещенный об этом генералом Домановым, П. Н. Краснов немедленно написал второе письмо фельдмаршалу Александеру, которого знал еще в бытность его молодым офицером, как друга Русской Армии, каковым раньше считал себя фельдмаршал — с просьбой спасти казаков. И на это письмо ответа не было.
А вместо ответа пришел приказ: «всем офицерам, носящим оружие, сдать его к 12 часам дня 27 мая 1945 года по районам своих частей». Оружие было немедленно сдано.
На другой день, то есть 28 мая, к генералу Доманову явился английский майор Девис и приказал от имени британского командования явиться всем офицерам к часу дня «по месту сдачи оружия» для поездки в Шпиталь на совещание. Переводчиком этого разговора был подъесаул Бутлеров. Увидев стоявшего здесь военного чиновника, надворного советника Д. с узкими чиновничьими погонами, Девис неожиданно прибавил по-русски: «и чиновников».
Приказ о явке по месту сдачи оружия имел целью учесть всех офицеров, на которых были составлены соответствующие списки.
Походный атаман немедленно разослал приказ всем командирам частей и Окружным атаманам явиться к 11 часам утра 28 мая в его штаб. После этого в гостиницу генерала Доманова явился английский генерал высокого роста и еще раз подтвердил приказ, данный майором Девисом, и добавил: «Пожалуйста, не забудьте передать мою просьбу и старику Краснову. Вас очень об этом прошу». Кто мог думать тогда, что под этой просьбой британского генерала скрывается такая жестокая западня, тем более, что генерал тут же выразил Доманову, в самой лестной форме, благодарность за образцовый порядок в казачьих частях. Нет, русские офицеры, воспитанные на благородных традициях Императорской армии, думать о предательстве в тот момент не могли.
В 11 часов утра 28 мая 1945 года в штабе собрались все командиры частей и Окружные атаманы. Генерал Доманов, внешне спокойный, ровным и бесстрастным голосом изложил приказ британского командования. Воцарилось молчание, потом посыпались вопросы. Вот некоторые из них: «Можно ли брать вещи? — Нет. — Что делать с теми офицерами, которые не поверят и начнут уходить в горы?» Генерал Доманов посмотрел на полковника, задавшего этот вопрос, и тем же ровным голосом, не меняя выражения лица, ответил: «Вы командир полка. Вы меня поняли? — Так точно, господин генерал. — А что же нас ждет? — спросил кубанский генерал Т-о. — Хорошего мало. Наверное — проволока», — ответил атаман.
Итак, поехали все, за малым исключением, поехали не только офицеры, но и священники: о. Александр и о. Иоанн (были выданы тоже), журналист Тарусский, живший в стане как частное лицо, чтобы разделить участь его братьев-офицеров.
В час дня к штабу были поданы английские машины, в одну из них сели генералы Краснов и Доманов, к ним попросился английский офицер, которого они радушно пригласили. «Я верю в Бога и Его милость» — прошептал Краснов, отъезжая.
Остались в Стане лишь больные офицеры, инвалиды и дежурные, которые на следующий день были выловлены (обыски в квартирах) и отправлены дополнительно. Совершенно ясно, что англичане решили схватить и выдать всех без исключения, ибо через пять дней начались уже поголовные облавы беззащитных людей, без различия пола и возраста. В том, что большевикам нужен был генерал Краснов и что они удостоили англичан этой просьбой, нет сомнения. Это доказывала и фраза британского генерала: «Не забудьте сказать и старику Краснову».
Полковник Б. Степной
Полковник Степной (псевдоним) — бывший штаб-офицер для поручений при Походном атамане генерале Доманове, состоявший при нем до часа дня 28 мая 1945 года.
О численности офицерского состава Казачьего Стана
(Журнал «Часовой» № 275/6 от 1 июля 1948 года)
<…> На многомиллионный кровавый счет, начавшийся с подлого убийства Царской Семьи, занесен и неизмеримый яд Ялты — бесконечных насильственных репатриаций.
Всеми способами, извращая пункты ялтинского соглашения, лукаво и хитро используя неосведомленность союзников, большевики подвели под кровавый итог этого счета бывших противников — участников Белого движения.
Враги эти были старые, почти три десятка лет преследуемые, необходимые для расплаты, ранее избежавшие рук «чрезвычаек». Враги же были матерые, непримиримые контрреволюционеры 1917–1922 годов. Белогвардейцы всех «мастей» всех Белых армий. Тут были: деникинцы, мамонтовцы, крас-новцы, шкуровцы, колчаковцы, гетмановцы, петлюровцы, махновцы, кутеповцы — все, прошедшие тяжелый путь эмиграционной жизни, через острова смерти Принцевы, Лемнос, Кипр. Все они прошли и пронесли с собой непримиримость. Испытавшие ласку и горечь приема радушных чужестранных государств, королевств, жару колониальных островов и холод северных доминионов. Все они прошли школу, начиная с носильщиков, чистильщиков, разносчиков, лифтбоев, шоферов и кончая профессорами, артистами, врачами, изобретателями, — школу суровой жизни в чужих странах, и все они любили свою родину, как ненавидели тех временных поработителей, с кем теперь, на пороге смерти, приходилось снова встречаться, но не в открытом бою, а беззащитными, преданными вопиющей несправедливостью Ялты.
Все ужасы собственной смерти бледнели перед страхом пыток и допросов, терзаний и мучений.
Советское командование радовала такая встреча, обещая не только пролитие моря новой и свежей долгожданной крови, но и еще и то, что выкупавшиеся в крови этой получат лишние отличия, медали, ордена, звания, раздаваемые правительством.
Ведь перед советским командованием был цвет настоящих контрреволюционеров и подлинных, непримиримых, сознательных врагов советской власти.
На основании договора между представителями союзных командований, подписанного в Вене 23 мая 1945 года, в развитие Ялтинского соглашения, подлежало к насильственной передаче советскому командованию все население беженского лагеря «Казачьего Стана». Беженский лагерь «Казачий Стан» ушел от наступающей Красной Армии из северной Италии и временно расположился в долине бурной реки Дравы.
На основании фальшивой информации союзники, захватившие лагеря в районе города Лиенца, интернировали их население как специальные части немецких СС.
28 мая 1945 года все офицеры, как «возглавляющие отряды немецких СС-партизан, составленных из контрреволюционного и белобандитского казачества, перешедших на постоянную службу к немцам, а также дезертиров Красной Армии и изменников родины», подлежали переброске в город Шпиталь.
Весь офицерский состав, а равно состоящие в запасе, в отставке, на гражданской службе, числившиеся по списочному составу, переданному ранее союзному командованию штабом Походного атамана, на основании приказа коменданта майора Дэвиса подлежал беспрекословному выезду на «совещание» в город Шпиталь.
Приказ Походного атамана об обязательном выезде и присутствии на «совещании» в главной квартире распространялся (по списку штаба) на 2756 лиц.
Из них казачьих: генералов — 35, полковников — 167, войсковых старшин -283, есаулов — 375, подъесаулов — 460, сотников — 526, хорунжих — 756, военных чиновников — 124, медперсонала — 15, военных фотографов — 2, полевых священников — 2, капельмейстеров — 2, переводчиков — 2, офицеров связи РОА — 5.
Было погружено на автомашины, явившихся по приказу Атамана для отъезда на «совещание», с предупреждением, что «к вечеру все возвратятся обратно и с собою никаких вещей и даже шинелей не брать» — 2201 человек.
Освобожден еще в Лиенце под домашний арест переводчик, знающий английский язык (сотник Яковенко) — старый эмигрант, проживавший в Японии — один. Совершили побег по пути от Лиенца до Обердраубурга — пять человек. Бежало недалеко от города Шпиталя на ходу автомашин — три человека. Освобождено союзниками из лагеря города Шпиталя: священников — один, военных чиновников — двое, медперсонала и военных врачей — 12 человек (в том числе профессора Тихомиров, Вербицкий и другие).
Освобожден казачек-подросток, разведчик специальной парашютно-десантной казачьей школы, особой группы «Атаман», по прозвищу «Рыженький» и «Трассирующий» — один. Бежали из концлагеря в Шпитале — пять человек.
Пытался покончить с собой в лагере генерал Силкин. Покончили самоубийством: полковник Михайлов (имеются сведения, что полковник Михайлов был вынут из петли), Евгений Тарусский, Харламов — трое.
Бежали из-под стражи, выскочив из автомашин на ходу при переброске из лагеря города Шпиталь к Грацу, в то время занятому советскими войсками (в числе бежавших были: фотограф, военный чиновник и офицер связи РОА) — четверо.
Застрелены при попытке к бегству под городом Грац союзной охраной — 15 человек.
Обнаружены при разгрузке автомашин при передаче советскому командованию, отравившиеся по пути — два человека.
Передано частям особого назначения — 2146 офицеров (данные о количестве выданных офицеров не абсолютные); причем советским представителем полковником Лысым освобождены три человека как офицеры советской военной разведки.
31 мая из города Шпиталя особо был доставлен на легковом автомобиле генерал-лейтенант А. Г. Шкуро с его адъютантом сотником Александром Половиным.
Отправлены изъятые из штабного автобуса на допрос и для доставки в Москву генералы бывших Российской и Белой армий — 12 человек.
Судьба остальных 2133 офицеров выясняется приблизительно так. Расстреляно советским конвоем по дороге к Вене — 120 человек. Исчезли при повторных допросах (исполнение приговоров) при переброске от Граца до Вены — 1030 человек. Исчезли и изъяты для допросов в лагере в Вене — 983 человека.
Офицерский состав, переданный советам, состоял из: казаков Всевеликого Войска Донского — 870, Кубанского Войска — 550, Терского Войска — 233, других Войск — 203, русских — 176, украинцев — 63, белоруссов — пятеро, «фольксдойче» — трое, поляков — двое, калмыков — трое, армян — двое, грузин — трое, цыган — один, осетин — семеро, татар — трое, азербайджанцев — трое, кабардинцев — шестеро, карачаевцев — трое, черкесов — четверо, прочих национальностей — восемь.