Гонимая этой мыслью, Ольга накинула на плечи халат и бросилась вслед за мужем. «Он вернется, — лихорадочно думала она. — Должен вернуться! Ведь мы так ни о чем и не поговорили…»
А Саша, сбежав вниз по лестнице, отбросил в сторону лопату, подпиравшую дверь в кладовку и выскочил наружу.
Навстречу Ольге вместо раскаявшегося мужа бросилась перепуганная бабушка.
— Мерзавец! Негодяй! Бандит!.. — задыхаясь от пережитого ужаса, сыпала проклятия бабушка. — Оленька! Что он с тобой сделал?!
— Ну что ты вечно лезешь ко мне?! — вдруг вытаращив глаза, заорала на нее Ольга. — Иди вон в комнату к себе! И Ваню домой! Достала уже!.. — в ярости прошипела она сквозь зубы и побежала наверх.
— Господи… — беспомощно прошептала Елизавета Андреевна, опускаясь на ступеньки…
* * * * *
Выскочив из дому, возбужденный Белов подхватил Ваню на руки и порывисто прижал к груди. На несколько секунд он замер, не в силах выпустить сына из рук, потом осторожно опустил его на землю и потрепал по голове.
— Будь умником и не обижайте друг друга… — глухо сказал он Ване, повернулся к другому мальчику и тоже ласково потрепал его по плечу. — Ну, пока!..
Белов выпрямился и направился к калитке.
— Пап, а ты когда приедешь? — крикнул ему вдогонку Ваня.
— Скоро, родной, скоро!.. — Саша обернулся, взмахнул рукой и быстро зашагал к машинам.
От всего случившегося во рту остался мерзкий железистый привкус. Саша плюнул от досады под ноги. Все вышло совсем не так, как задумывалось. Его визит не принес никаких результатов, похоже, наоборот — окончательно все испортил. Особенно стыдно ему было за свою павианью выходку. Зажмурившись, Белов чертыхнулся про себя и еще раз сплюнул на снег.
Навстречу ему с мобильником в руке двинулся Макс.
— Саш, Виктор Петрович звонил, — с ходу сообщил он.
— Кто? — переспросил Белов, погруженный в свои невеселые мысли.
— Виктор Петрович. Я сказал, ты перезвонишь.
— Да пошли ты его на хрен!.. — раздраженно рубанул рукой воздух Белый.
— Саш… — один из охранников показал кивком ему за спину.
Белов обернулся — по узкой улочке дачного поселка к ним приближался милицейский мотоцикл с коляской с одиноким стражем порядка за рулем. Не доехав до них метров пятнадцати, мотоцикл зачихал и заглох. Тщедушный милиционер в бушлате не по росту принялся судорожно дергать ногой, пытаясь оживить свою технику.
«Бабка вызвала!» — решил взбешенный Белов и кинулся навстречу мотоциклу.
— Ты меня арестовать едешь?! Ну давай, арестовывай!.. — размахивая руками, истерически кричал он. — Видишь, мне страшно! Я, блин, тебя испугался! Ну давай, придурок, хватай меня!
Милиционер, вытянув шею, настороженно вглядывался в приближавшегося к нему странного и явно неуравновешенного человека.
— Иди сюда! Что ты вылупился?! — все злее вопил Белов. — Доставай свои браслеты, чмошник!..
Вдруг он осекся на полуслове и тут же расплылся в широченной улыбке. В седле мотоцикла сидел тот самый участковый, которого в далеком восемьдесят девятом году они с Пчелой, удирая из-под обстрела, захватили в заложники!
— Лейтенант, ты?! — обрадованно воскликнул Саша. — Что, не узнаешь меня? Е-мое!.. Ну смотри — фас, профиль, затылок… — он юлой завертелся перед милиционером. — Ну?!..
— Белов, что ли? — неуверенно улыбнулся тот.
— Точно! — восторженно проорал Саша. — Блин!.. Вот встреча, а! Ну поехали, составим протокол, хрен ли!.. — он без приглашения полез в коляску и с необъяснимой радостью крикнул своим опешившим охранникам: — Братва, меня приняли!..
Ничего не понимающие бугаи в полной растерянности следили за удивительной сценкой.
— Ну, поехали, поехали… — повернулся Саша к Никитину.
Лейтенант без особой надежды попытался завести мотоцикл, потом смущенно вздохнул:
— Подтолкнуть бы…
Саша тут же залихватски свистнул своей охране:
— А ну, братва, навались!..
Мигом подбежали охранники, уперлись в грязные бока мотоцикла и легко, словно игрушечный, покатили его по дороге.
Этап на Север, срока огромные,
Кого ни спросишь — у всех Указ!..
Это в полный голос затянул песню Белов. Глядя на него, милиционер подхватил:
Взгляни, взгляни в лицо мое суровое,
Взгляни, быть может, в последний раз!..
Никитин подтягивал все уверенней:
А ты стоять будешь у подоконника,
Платком батистовым слезу утрешь,
Не плачь, не плачь, подруга моя верная…
«Ты друга жизни еще найдешь!..»
— радостно вопили они хором.
— У вас ларек здесь есть? — крикнул Саша сквозь немилосердный треск заведшегося-таки мотоцикла.
— А?..
— Ларек, говорю, есть?!
— Есть, как не быть!.. — закивал лейтенант.
— Тогда вперед! — махнул рукою Белов.
XIV
В тесной милицейской сторожке они расположились прямо за рабочим столом Никитина. Все бумаги участкового перекочевали в тумбочку, а на столешнице разместился чуть ли не весь ассортимент поселковой палатки.
— Ну, давай, за встречу! — поднял стакан Белов, расположившийся в кресле хозяина кабинета.
Они чокнулись и выпили. Лейтенант потянулся к жестяной банке, пытаясь вилкой выудить оттуда маслину.
— Да что ты мучаешься! — добродушно хмыкнул Белов. — Пальцами бери!
Никитин послушно отложил вилку, достал пальцами маслину и отправил ее в рот.
— Слушай, а что это ты до сих пор в лейтенантах ходишь? — спросил его Саша. — Начальство не ценит?
— Да меня же после того случая, — ну, с вами, — вообще из органов поперли… — чуть смущенно улыбнулся милиционер. — Четыре месяца без работы болтался, на хлебе и воде.
— Блин! А что ж ты тогда от денег отказался, чудила?! — удивился Белов. — К тебе же приезжал человек с деньгами — ты что?..
Никитин достал из банки еще одну маслину и небрежно отмахнулся.
— Ну, отказался и отказался… Чего теперь вспоминать?
— Нет, ну что ты, — возразил Белов. — Нашел бы нас, мы помогли бы, елки…
На столе зазвонил телефон, Саша без раздумий поднял трубку:
— Да… Никитина?.. Это ты, что ли? — прикрыв микрофон, спросил он. — Нет его, завтра звоните! — отрезал Белов и бросил трубку на аппарат.
— А я тогда сначала челноком заделался, — продолжил свой рассказ лейтенант. — В Польшу, в Турцию мотался, куртками кожаными торговал. Ничего вроде было, женился даже… почти. А потом меня ограбили, башку проломили, в больнице полгода провалялся. Выписался, а в стране совсем другие времена, да и страны уже нет. Попробовал бизнесом заняться и так, блин, влетел, что ой-ей-ей!.. Квартиру, машину — все за долги отдал. Хреновый из меня коммерсант вышел… Жена, конечно, ушла…
— Уж это само собой, — поддакнул Саша, поднимая стакан.
Они выпили по второй, закусили.
— Потом в Сербии воевал, — вспоминал Никитин.
— Да что ты! — неподдельно удивился Белов. — А за кого?
— За наших, — просто ответил лейтенант. — А после Сербии комитетчик один, сослуживец, помог в органах восстановиться. Сначала в Москве служил, потом сюда напросился, на старое место. А что, здесь спокойно…
«Эка его помотало…» — подумал Саша.
От рассказа лейтенанта ему стало не по себе, ведь к его искореженной судьбе приложил руку и он сам. Избегая смотреть на Никитина, он достал сигарету и похлопал по карманам в поисках зажигалки. Вдруг лейтенант выхватил пистолет и поднес его к самому носу Белова.
— Никогда не наводи оружие на человека! — Саша хладнокровно отвел в сторону его руку.
— Да это зажигалка! — засмеялся Никитин. Он нажал на курок, и из ствола выскочил крошечный язычок пламени. — У подростков отобрал — видишь, чем детишки-то играют?.. В дверях появился Макс.
— Саш, извини. Подольские прозвонились… — он настороженно взглянул на милиционера, но Белов еле заметно кивнул — говори, мол. — Нашли они этого банкира долбаного. Я «мерин» отправлю, пусть ребята смотаются?..
— Давай… — кивнул Белый.
— На кабана похож, — повернувшись к выходу, Макс ткнул пальцем в одну из фотографий на «Доске почета».
— Так это он и есть, Макс! — усмехнулся ему вслед Саша.
— А что за банкир-то? — поинтересовался лейтенант.
— Да не бери в голову… — поморщился Белов и взял стакан. — Давай — за тебя!..
Пару часов спустя веселье, как водится, набрало обороты. Откуда-то появилась гитара, и Саша, уже в милицейской шапке-ушанке, развалившись в кресле, с энтузиазмом лупил по струнам.
Вдоль дороги лес густой
С Бабами Ягами,
А в конце дороги той
Плаха с топорами!
Пел он с надрывом.
— Эх, раз, да еще раз, да еще много, много раз!. — надсаживался напротив него изрядно захмелевший Никитин. — Сашка! А давай эту! — выкрикнул он. — Где мои семнадцать лет?! На Большом Каретном!..
Белов со смехом замотал головой и махнул на лейтенанта обеими руками.
— Не-не-не, только не эту! Вот давай лучше:
Мне бы жизнь свою, как кинопленку,
Отмотать на десять лет назад,
Чтобы стала ты простой девчонкой,
Чистой-чистой, как весенний сад!..
Никитин тут же подхватил песню и, взяв на манер эстрадных погремушек в одну руку пистолет-зажигалку, а в другую — табельный «Макаров», принялся отплясывать посреди комнатушки.
В кабинет вошел Макс. Он присел к столу и начал выгружать из объемистой сумки новые бутылки и банки. Саша отложил гитару, плеснул в стакан водки, протянул его охраннику.
— Макс, выпьешь?
— Саш, ты же знаешь — я не пью.
— Вот, Витек, какая у меня охрана! — с пьяной хвастливостью воскликнул Белов. — Не пьют, не курят, понял?! Ну, Макс, что нового?..
— Пацаны отзвонились — с банкиром все в поряде, — деловито доложил Макс. — Еще Виктор Петрович три раза звонил… Что хоть ему сказать, Саш?..
Белов поморщился:
— Ой, ну нет меня, на Луну улетел. Все, у меня День пограничника! — он чокнулся с Никитиным и выпил.
— Саш, День пограничника — летом… — возразил охранник.
Саша помотал головой, усваивая выпитое, и с уморительной беспомощностью развел руками:
— Ну что ж поделать?! Вот такое хреновое лето, Макс!..
— Да, еще этот паренек, режиссер с Мосфильма, звонил, — вспомнил Макс.
— Что надо?
— Деньги на кино просил, что ж еще?
— Дадим, какие проблемы? — кивнул Саша. — Творцам надо помогать… Все?..
— Угу… Ладно, я в машине. — Макс поднялся, окинул взглядом прокуренное помещение. — Окошко открыть?
— Не, мы и так задохнемся, — ухмыльнулся Белов.
Макс вышел. Саша задумчиво посмотрел ему вслед. Помолчал, о чем-то невесело размышляя, потом повернулся к осоловевшему Никитину.
— Лейтенант, а ты Валеру Филатова помнишь? — вдруг спросил он. — Да должен помнить!.. Ну?! Боксер, актер, каскадер… Он еще в кино много снимался?!..
— Н-н-нет… — медленно покачал головой Никитин. — А что?
— Да так… — неопределенно пожал плечами Саша. — Понимаешь, ведь все могло быть иначе, лейтенант!.. Мог быть и большой ринг, и вулканы, а стало… Стало так, как стало. Обидно…
— Да уж, не вернешь… — грустно пробормотал милиционер.
Белов снова взял гитару и тихо, очень тихо, запел:
Не жалею, не зову, не плачу,
Все пройдет, как с белых яблонь дым,
Увяданья золотом охваченнынный,
Я…
Вдруг голос его дрогнул беспомощно, сорвался, и он умолк, низко опустив голову.
— Сань, ведь полжизни уже прошло… Полжизни… — чуть слышно промолвил Никитин.
— Извини, брат… Я… — Саша шмыгнул носом и протянул лейтенанту руку, в его голосе звенели слезы. — Получается, что из-за меня вся жизнь у тебя наперекосяк пошла. Ты меня прости, брат, прости…
— Да я не в обиде, Сань… — Никитин ответил ему крепким рукопожатием. — Нормальная жизнь, что ты…
— Все! Вот в любой момент!.. — с хмельной пылкостью обещал Белов. — Я оставлю тебе свой мобильник — звони… В любой момент! Все сделаю! Приеду — любому башку оторвем на хрен!.. Ты мне веришь?..
Никитин кивнул и вдруг улыбнулся с загадочной хитрецой:
— Сань, а у меня для тебя сюрприз есть…
— Да ты что? Давай!..
Милиционер встал и, слегка пошатываясь, вышел в смежную комнатушку. Через минуту он вернулся с какой-то мятой бумагой. Торжествующе улыбаясь, Никитин, развернул ее перед Беловым.
— Узнаешь, а?
Саша пригляделся и ахнул — это была листовка из серии «Их разыскивает милиция» с его портретом. Та самая — из восемьдесят девятого года.
— Е-мое!.. — протянул он, расплывшись в улыбке. — Ну и рожа!.. Бли-и-ин… Вить, подари мне ее…
— Не-е-е… — ухмыляясь, покачал головой чрезвычайно довольный произведенным эффектом Никитин. — Не могу, это ж память!
— Ну дай на время, я ксеру сниму и верну.
— Да у меня есть ксерокс… — лейтенант вернулся в смежную комнату. — Сейчас…
— Побольше сделай, — Саша пошел за ним следом. — Штук пять… Или шесть…
Он вошел в комнатушку, где стоял ксерокс, и замер как вкопанный. Прямо напротив входа висел предвыборный плакат. На фоне строящегося дома был запечатлен мужчина в белой строительной каске. Его улыбающееся лицо как две капли воды было похоже на фас сгинувшего в Чечне опера Володи. В довершение всего, словно специально, чтобы рассеять все сомнения Белова, поверху плаката было крупно напечатано:
«Он воевал. Теперь он строит. Голосуйте за КАВЕРИНА!»
— Тебе сколько экземпляров?.. — Никитин повернулся к Саше и увидел его застывшее лицо. — Что с тобой?
— Первый раз в жизни призрак вижу, — совершенно ошеломленно пробормотал тот.
Проследив за его взглядом, лейтенант повернулся к плакату.
— Ты что, знаешь его? — спросил он.
— Трудно сказать… — Белов стремительно трезвел. — А куда голосование?
— Да в Думу довыборы, по нашему округу. А что? Достойный мужик, с биографией, — пожал плечами Никитин. — Тоже в органах служил, потом Чечня, ранение, плен, госпиталь… Так тебе сколько экземпляров-то делать?
Не сводя глаз с плаката, Белый медленно покачал головой.
— Ни одного.
XV
Закончив бриться, Владимир Евгеньевич Каверин обильно смочил лицо одеколоном и с наслаждением похлопал себя своей единственной — левой ладонью по щекам. Просторная ванная наполнилась терпким ароматом «.Хьюго Босс». Каверин улыбнулся и подмигнул своему отражению.
Да, не зря он столько лет гнил в горах Чечни. Не зря якшался со всяким бандитским отребьем. Не зря стоял на карачках во время намазов и бормотал чужие молитвы. Все было не зря. Не будь всего этого — не всплыл бы он из небытия в Москве солидным бизнесменом.
Не было бы этой шикарной квартиры, не было бы немецкого протеза, не было бы крепких связей и внушительного банковского счета. И всемогущая Контора не сделала бы на него ставку и не двинула бы его в депутаты.
Последнее обстоятельство Каверину было особенно приятно. Еще бы — ведь в подручные ему ФСБ приставила подполковника Введенского. Ситуация трехлетней давности перевернулась с ног на голову — теперь его бывший куратор превратился в некое подобие мелкого порученца. Отдавать ему распоряжения, называть Леонидычем и покровительски похлопывать Введенского по плечу доставляло Володе огромное, неизъяснимое удовольствие.
Впрочем, что там Введенский! Да и эта надоедливая избирательная возня — все это было только началом! Планы Каверина простирались куда как далеко, надо было только во что бы то ни стало влезть сперва в думское кресло.
Каверин еще раз подмигнул своему отражению и принялся натягивать на протез черную лайковую перчатку. Протез, что и говорить, был замечательный — металлические пальцы могли даже двигаться, — и все же каждый раз, глядя на это устройство, он мрачнел от досады. Потерянная в Чечне рука — память о предательстве Белова — была все еще не отомщена.