– Найдены какие-либо отпечатки?
– Только жертвы. Никаких посторонних следов.
– Следы взлома?
– Я вам говорил – это очень примитивный замок – «Микки Маус». Его можно открыть целлулоидной пластинкой. А потом – кто его знает? Возможно, он был знаком с убийцей и сам открыл дверь.
– Не заметили ли вы каких-либо признаков того, что у него кто-то был?
– Например?
– Стаканы на столике... орешки в вазочке... чашки и тому подобное.
– Вы ищете следы губной помады?
– Да нет, ищу, за что бы зацепиться.
– Ну, мы все этим занимаемся, – сказал Ларкин. – У меня создалось впечатление, что он читал книгу и пил кофе, когда вошел убийца. Мы нашли чашку с недопитым кофе на столике у кушетки и книгу на полу.
– Вам показалось, что ее уронили или?..
– Она просто лежала на полу, – повторил Ларкин.
– Значит, вы думаете, что его застали врасплох?
– Я пока ничего не думаю.
– А где было тело? На кушетке или?..
– На полу около кушетки. Оно уже разлагалось. Ведь в воскресенье на Пасху было еще холодно, и он включил обогреватель. А потом сразу потеплело, так что процесс разложения пошел очень быстро.
– Кто-нибудь в доме видел или слышал что-нибудь?
– "Ничего не видел, не слышал, не знаю", – мрачно процитировал Ларкин. – Как всегда.
– Вы уже разговаривали с кем-либо с его работы?
– Собирались заняться этим сегодня. Так что будем делать, Уиллис? Вам он нужен или нет? Если да, то я поговорю с начальством.
– Думаю, он все же наш, – вздохнул Уиллис.
– Отлично, – обрадовался Ларкин.
– Вы не могли бы прислать нам все отчеты?
– Я велю снять копии и передам курьеру. Обычно он развозит документы в одиннадцать.
В десять минут двенадцатого того же дня, 2 апреля, в среду, Стив Карелла позвонил в дверь квартиры 12а одного из зданий на Франт-стрит в микрорайоне Айсола. Его уже ждали. Дверь открыл мужчина примерно пяти футов, десяти дюймов роста и около восьмидесяти килограммов веса, со светло-русыми волосами и такими же усами. За очками в темной оправе приветливо поблескивали голубые глаза. На нем были спортивная клетчатая куртка, серые брюки и синяя рубашка, расстегнутая у ворота. Карелла подумал, что ему, должно быть, лет сорок с небольшим.
– Доктор Элсворт?
– Детектив Карелла? Проходите, пожалуйста.
Карелла прошел за ним в гостиную, где самым неожиданным образом сочетались модерн и старина. Резной английской работы буфет стоял напротив секционных кожаных диванов. Над диванами висела абстрактная картина в ярко-красных тонах. На противоположной стороне находилось полотно, сделанное в манере Рембрандта. Два современных кожаных черных кресла соседствовали с викторианским стулом с прямой спинкой, обитым шикарной зеленой парчой.
– Сожалею, что вам пришлось ловить меня по всему городу; – извинился Элсворт. – Среда мой выходной день.
Карелла подумал, что не дай Бог, если зуб заболит в среду. Почему-то почти все стоматологи этого города предпочитали по средам не работать.
– Ничего страшного, – сказал он. – Ваш домашний телефон был указан прямо под номером кабинета.
– Ну все же, – Элсворт виновато улыбнулся. – Не хотите ли кофе?
– Нет, спасибо, – отказался Карелла.
– Итак, – начал Элсворт. – Вы пришли из-за Джерри МакКеннона?
– Да.
– И что вы хотите узнать?
– Судя по записям в его еженедельнике, он был у вас восьмого марта...
– Да?..
–...в семь.
– Угу.
–...а потом еще раз пятнадцатого, в то же время...
– Угу.
–...и должен был прийти к вам в прошлую субботу двадцать девятого... но, разумеется, так и не пришел.
Элсворт тяжело вздохнул и печально покачал головой.
– Он приходил восьмого и пятнадцатого марта?
– Да, по-моему. У меня нет при себе книги регистрации, но...
– Он обычно всегда приходил, если записывался на прием?
– Да, всегда.
– МакКеннон давно у вас лечился?
– С января.
– Что он был за человек?
– Я знал его лишь с одной стороны.
– Понимаю.
– Но он всегда казался очень приятным и общительным человеком. Вы понимаете, что многие из тех, кто приходит к зубному врачу, ожидают всяких гадостей. Боюсь, что стоматологи не пользуются всенародной любовью. А когда шел «Марафонец» – вы смотрели этот фильм?
– Нет, – ответил Карелла.
– Так вот там Лоренс Оливье, играющий бывшего нациста, ужас что проделывает над зубами Дастина Хофмана. Я решил, что ко мне уже не заманишь ни одного пациента. А совсем недавно... вы не смотрели «Компрометирующие ситуации»? А может быть, читали книгу?
– Нет, к сожалению.
– Это об одном распутнике-стоматологе, которого потом убивают. Вы даже не представляете, сколько насмешек я после этого наслушался! Даже от своей собственной жены! «Ах, ты опять мчишься на работу, лапочка?» Намекает, что если у женщины раскрыт рот... то... – он огорченно покачал головой. – В любом случае, мало кто считает зубных врачей... ну, скажем, приятными людьми. Вам нравится ваш зубной врач?
– Ну...
– Нет, конечно. Мы все – негодяи, – Элсворт снова покачал головой. – Хотя все, что мы пытаемся сделать... да ладно, хватит об этом. Я вовсе не собираюсь читать проповедь на тему «Стоматолог – это рыцарь без страха и упрека». Я лишь пытаюсь объяснить, что Джерри МакКеннон никогда не вел себя так, как будто в моем кабинете его собираются подвергать пыткам. И вообще, он мне обычно рассказывал ужасно смешные анекдоты. И между прочим, ни одного о зубных врачах.
– И много на свете анекдотов о зубных врачах? – поинтересовался Карелла, который не мог вспомнить ничего подобного.
– Ой, только не надо об этом, – поморщился Элсворт и заговорил серьезно: – Дело в том, что до недавнего времени... да... он всегда был веселым и общительным и спокойно чувствовал себя в моем кабинете.
– Вот вы только что сказали «до недавнего времени»...
– Да, дело в том... – Элсворт покачал головой. – Может быть, это из-за лечения. Я не знаю. Некоторые при словах «чистка канала» воображают, что врач собирается ковырять в их зубе канал вроде Панамского или Суэцкого. Но это довольно обычная процедура. Мы удаляем убитый нерв, прочищаем и пломбируем канал, а затем ставим коронку.
– И последние визиты к вам были связаны именно с этим? Обычная чистка и пломбирование канала?
– Да. Какие, вы сказали, числа? Я помню, что принимал его в феврале несколько раз...
– У меня есть данные только за март, – сказал Карелла.
– Где-то в начале месяца, так?
– Да, один из визитов приходился на восьмое.
– Да, где-то в это время. В феврале я удалил нерв, прочистил канал и заделал его. А в марте...
– Заделал?
– Запломбировал. Восьмого марта, очевидно, поставил ему временную коронку. А где-нибудь примерно через неделю...
– Да, пятнадцатого...
– У вас это число? Значит, так и есть. И тогда я снял слепок с зуба... гипсовый слепок, чтобы изготовить постоянную коронку... а потом снова надел временную. Я думал, что поставлю постоянную через несколько недель.
– Это было бы двадцать девятого...
– Да, очевидно.
– И он так и не пришел.
– Да.
Элсворт снова покачал головой.
– Знаете что... у меня было предчувствие, что может произойти что-то подобное...
– Что вы хотите сказать?
– О стоматологах нечасто говорят как о врачах, однако мы изучаем такие же науки, как и терапевты. Анатомию, биохимию, бактериологию, гистологию, фармакологию, патологию... мы все это изучаем. И если жизнерадостный по натуре человек неожиданно приходит, и у него такой... убитый вид... я начинаю подозревать, что существует какая-то психологическая проблема.
– То есть он казался подавленным, так?
– Да, и даже очень.
– У него была депрессия?
– Ну, это почти то же самое.
– Он не сказал, в чем причина?
– Нет.
– И не намекнул...
– Нет.
–...Даже как-нибудь косвенно?
– Нет.
–...Что могло бы его тревожить?
– Не знаю.
– Я полагаю, вы не были удивлены, – сказал Карелла.
– Чем?
– Его смертью. Отравлением.
– Вы хотите сказать, не считаю ли я, что он склонен к самоубийству?
– А вы так считаете?
– Нет. Мне и в голову не могло прийти, что он способен покончить с собой. Никогда. И, честно говоря, я был просто поражен. Когда об этом услышал... Господи, я был потрясен. Мой пациент покончил с собой! Отравился! И... скажу вам правду, мистер Карелла... я чувствую себя виноватым.
– Виноватым?
– Да. За то, что не проявил бдительности. За то, что не понял, что его депрессия носит гораздо более серьезный характер, за то, что я не предвидел возможного самоубийства. – Он покачал головой. – Знаете, мы многое считаем само собой разумеющимся. Не обращаем внимания на важные вещи.
Карелла кивнул и снова заглянул в свою записную книжку.
– Он никогда не упоминал при вас каких-либо имен? – спросил он. – Например, Мэрилин Холлис?
– Нет.
– Нелсон Райли?
– К сожалению, нет.
– Чарльз Эндикотт, или Чип.
– Нет.
– Бэзил Холландер?
– Нет.
Карелла закрыл книжку.
– Доктор Элсворт, благодарю вас за то, что уделили мне время. Простите, что побеспокоил в ваш выходной день. – Он встал, вытащил бумажник и протянул Элсворту свою визитку. – Если что-нибудь вспомните, позвоните вот по этому телефону. Буду вам благодарен.
– Да, конечно, – сказал Элсворт.
– Еще раз спасибо, – поблагодарил Карелла. – Если мне понадобится хороший стоматолог...
– Не ходите к Лоренсу Оливье, – с улыбкой посоветовал Элсворт.
Бумаги из 12-го участка были доставлены где-то после часа. Практически там повторялось все то же самое, что сообщил Уиллису Ларкин, указано лишь было точное время, когда Холландер вернулся домой в воскресенье. Один из соседей видел, как он поднимался на лифте примерно в половине восьмого вечера. Холландер вышел на четвертом этаже. Медэксперт, учитывая те обстоятельства, что температура в комнате менялась и тело лежало на поглощающем тепло ковре, дал весьма приблизительное время смерти – это, по его мнению, случилось ночью в воскресенье или ранним утром в понедельник. Во всяком случае, в половине восьмого он был еще жив и шел, по всей вероятности, в 401-ю квартиру. «Интересно, – подумал Уиллис, – а что делала Мэрилин Холлис вечером в Пасхальное воскресенье после половины восьмого».
Он не видел Кареллу с самого утра, когда оба пришли на работу. Карелла еще не знал, что им достался из 12-го участка еще один труп. Не знал об этом и лейтенант Бернс.
– Ты что, с ума сошел? – ахнул Бернс после того, как Уиллис сообщил ему новость.
Оба окна кабинета были распахнуты навстречу весеннему апрельскому ветерку. Бернс сидел без пиджака, в одной рубашке, склонив седеющую голову с коротко стриженными волосами над грудой бумаг, наваленных на столе. Жесткие, синие глаза с удивлением уставились на подчиненного. Уиллису на мгновение показалось, что он сейчас перепрыгнет через стол с бумагами и вцепится ему в горло.
– Какого черта?..
– Они наверняка связаны, – спокойно сказал Уиллис.
– Я тоже связан родственными узами со своей четвероюродной сестрой в Пенсильвании...
– Это не четвероюродная сестра, Пит, – заметил Уиллис. – Это вторая жертва, связанная, причем достаточно близко, с женщиной по имени Мэрилин Холлис.
– И ты хочешь сказать, что это она их убила?
– Подожди, Пит, я такого не говорил.
– А что тогда ты говорил? У нас и так дел невпроворот – до следующей Пасхи не разобраться...
– Так что ты от меня хочешь? – довольно грубо спросил Уиллис, забывая, что он все же говорит со своим начальником. – Чтобы я отдал наше дело Ларкину?
– Кто такой, черт возьми, этот Ларкин?
– Из двенадцатого, – ответил Уиллис. – Ты этого от меня хочешь?
– Я хочу, чтобы следующий раз, прежде чем брать на себя половину убийств в этом чертовом городе, ты бы спросил моего разрешения!
– Ты прав, мне надо было бы это сделать.
– Да уж. Кто занимался составлением отчета?
– Ларкин.
– Вот и отлично. Поручим Мисколо...
– Нет, этим занимается двенадцатый участок.
– А ты уверен, что Ларкин не станет поднимать шум? Если мне наверху устроят головомойку, я...
– Он опытный коп, Пит. Он все устроит, не беспокойся. Он был рад избавиться от этого дела.
– Еще бы, – усмехнулся Бернс.
В грязноватой столовой, находящейся неподалеку от их участка, Уиллис рассказал о своих новостях Карелле.
– Так, значит, нож? – спросил Карелла.
– Да, какой-то острый инструмент.
– Но не яд.
– Не яд, это точно.
– Я чего-то не понимаю, а ты? Делать все возможное, чтобы получить запутанное убийство...
– Но ведь это действительно убийство, разве не так? – заметил Уиллис. – То есть я хочу сказать, что если раньше и были сомнения, то теперь появилась вторая жертва, и тоже друг Мэрилин Холлис. Они наверняка как-то связаны между собой.
– Да, конечно, – согласился Карелла. – Но вот в чем загвоздка. Кто-то использует никотин, уж не знаю, каким способом он его достает, смертельный яд, действующий в считанные минуты. И почему, спрашивается? Потому, что хочет, чтобы мы считали это самоубийством, понятно? Он хочет, чтобы мы списали это дело на самоубийство. Но затем идет и кого-то режет. Очень простой способ, примитивный. Даже не пытается скрыть факт убийства. Так почему же в первом случае мы имели дело с первоклассным и хорошо продуманным преступлением, а во втором – с этим варварством на уровне уличной поножовщины. Вот чего я не понимаю.
– Да, в этом-то вся и штука, – вздохнул Уиллис.
Они немного помолчали.
– Думаешь, эта женщина, Холлис, как-то с этим связана? – спросил Карелла.
– Гм, возможно. Но если она одного за другим убирает своих приятелей...
– Или заставляет кого-либо делать это...
– То зачем она дала нам список? Ведь это значит самой нарываться на неприятности, разве не так?
– Да, пожалуй, – кивнул Карелла.
Они снова замолчали.
– А она знает, что Холландер загнулся? – спросил Карелла.
– Я с ней еще не разговаривал.
– Тогда надо сделать это прямо сейчас.
– Я это сделаю сам, – сказал Уиллис.
Карелла подозрительно посмотрел на него.
– Я пойду один.
Карелла все еще смотрел на него.
– Она хочет стать моим другом, – объяснил Уиллис и улыбнулся.
Глава 6
– Я только что узнала из газет о бедняжке Бэзе, – прорыдала в трубку Мэрилин.
– Когда бы я смог прийти к вам? – спросил он.
– Приходите прямо сейчас.
Она отворила дверь сразу же, даже не спросила, кто. Не успел он пройти в подъезд, как загудел зуммер внутренней двери, и она открылась. Внутри никого не было.
– Мисс Холлис? – окликнул он, а затем вспомнил, что она просила называть себя Мэрилин. – Мэрилин? – сказал он и почувствовал себя глупо.
Ее голос послышался откуда-то сверху.
– Проходи, пожалуйста.
На верхний этаж вела широкая лестница с покрытыми ковровой дорожкой ступенями, полированными перилами орехового дерева. На втором этаже он увидел столовую со множеством зеркал на стенах и столом, за которым вполне могли бы разместиться человек двенадцать. Дальше располагались кухня со сверкающими плитами, холодильником и духовкой и комната, дверь в которую была чуть приоткрыта – что-то вроде кабинета – он разглядел секретер, книжный шкаф и большое удобное кресло с висящим над ним бра.
– Мэрилин? – снова окликнул он.
– Поднимайся выше, – позвала она.
Выше находилась спальня. Стены ее, как и в остальных комнатах, были отделаны деревянными панелями. Напротив кровати располагалось большое, в полный рост, зеркало в бронзовой оправе. Еще одно бра. Персидские коврики на паркете. Громадная кровать под пологом. Два старинных комода. Маленький, на двоих, диванчик, обитый ярко-синим бархатом. На окне, выходящем на улицу, висели занавески такого же ярко-синего цвета. На диванчике сидела Мэрилин.