Наконец дверь салона раскрылась и выпустила из сияющих недр возбужденную парочку. Молодой человек жестикулировал, барышня что-то отвечала, ее щеки раскраснелись, и, если бы не безобразная одежда, ею можно было бы залюбоваться. Пакет перекочевал к ней в руки, и она ни за что не соглашалась отдать его своему кавалеру.
Ирбелин, забавляясь, щелкнул фотоаппаратом и взглянул на часы. Он успел изучить распорядок дня Субботиной, из которого следовало, что барышне пора домой: скоро ужин, она должна позаботиться о старушках – еда, лекарства и прочее. Ее обязанности вовсе не предполагали такой жесткой привязки к подопечным, и подобное усердие вызывало недоумение. Строит из себя мать Терезу! Или питает надежды, что получит дарственную еще на две квартиры?
Господин Ирбелин выругался, а парочка между тем направилась по той же улице обратно. Он колебался: ехать за ними или заглянуть в антикварный магазин – уж больно любопытно, зачем они там торчали почти час? Ему едва удалось припарковаться поблизости, втиснувшись между двумя присыпанными снежком легковушками.
«Зайду, – решил Ирбелин, делая выбор в пользу магазина. – Потом успею догнать этих деятелей. А если и нет, не беда!»
В салоне к нему сразу поспешил молодой худощавый продавец-консультант. «Анатолий», – гласила табличка, прикрепленная к кармашку его костюма.
Ирбелин не привык попусту терять время. Он достал из портмоне двадцатидолларовую купюру и протянул парню со словами:
– Здесь только что были молодой человек и девушка в зеленом пальто. Они приобрели какую-нибудь вещь?
– Нет, – вежливо улыбнулся Анатолий, не притрагиваясь к деньгам.
– Они просто рассматривали товар?
– Отчасти.
Ирбелин вздохнул и добавил еще двадцать долларов. А этот консультант не промах!
– Зачем они приходили?
Анатолий незаметным, тщательно отработанным движением взял купюры и спрятал во внутренний карман пиджака. Он подумал, что Виктор и девушка не просили хранить цель их визита в тайне, так почему бы ему не заработать? Раз клиент платит, надо пользоваться моментом.
– М-м, господа хотели проконсультироваться по поводу старинных шахмат, – бесстрастно произнес он. – Когда изготовлены, где, кем? Ну, и определить примерную стоимость.
– Шахмат? – переспросил Ирбелин. Опять шахматы! Глинский тоже упоминал о каких-то шахматах. Субботина закатила ему скандал из-за шахматной фигурки. Если набор антикварный, то ее поведение понятно. – И что же? Вы сделали оценку?
Анатолий повел худыми плечами.
– Весьма приблизительную. Набор восхитителен, но, скорее всего, это подделка под шестнадцатый век. И… двух фигурок не хватает.
«Так вот что было в пакете, – догадался Ирбелин. – Шахматы».
– Это все? – он смерил продавца пристальным взглядом.
– Все.
– Они собираются продать шахматы?
– Очевидно, да… только не сейчас. Потом. Возможно, они хотят получить еще чью-нибудь консультацию.
– Угу, – раздраженно кивнул Ирбелин.
Он чувствовал себя полным идиотом. Что думает о нем этот напомаженный Анатолий? Сумасбродный коллекционер охотится за вожделенной вещью, ради которой готов опуститься до вульгарной слежки. Прекрасно! Просто отлично. Вот во что втравила его эта девчонка! Впрочем, какое ему дело до мнения обычного продавца?
– До свидания, – без каких-либо объяснений произнес Ирбелин и двинулся к выходу.
Дюжий охранник посторонился, пропуская его, вежливо открыл дверь.
Ирбелин с трудом выехал, стараясь не зацепить соседние машины, чертыхаясь, вырулил на проспект и направился к дому, который в ближайшее время должен был стать его собственностью. Он успел нагнать молодых людей и проследить, как они вошли в парадное.
– Что дальше? – спросил он себя. Захотелось курить, но Ирбелин уже год как бросил, из-за сердца. Несколько приступов оказались убедительней любой пропаганды. – Проклятье! Вот влип.
Он пошарил рукой в бардачке, не завалялась ли там пачка сигарет. Не нашел и со злостью опустил стекло со своей стороны. Холодный воздух со снегом приятно коснулся горячей щеки.
«О господи! Я слишком доверчив. Мне не следовало обращать внимания на сомнительные, неизвестно чьи заявления. Я клюнул, попался на крючок. Глупый карась! Что это, возрастные издержки? Или я расслабился, потерял бдительность? Наверное, и то и другое. У меня достаточно недругов, которые были бы счастливы «достать» неприступного Ирбелина. Я долго не давал им повода и наконец прокололся. – Острая боль в левой лопатке заставила его сжать зубы и глухо застонать. – Так и до инфаркта недалеко!»
Вдруг пришла мысль, что в случае его смерти имущество оставить некому – наследников-то нет. Труд всей жизни пойдет прахом.
Ирбелин откинулся на подголовник сиденья и глубоко вздохнул. В груди заныло. Он закрыл глаза и провалился в черноту: сказалась нервная нагрузка последних недель.
Его разбудили всполохи света: во двор въезжала машина «Скорой», видимо, кому-то из жильцов плохо. Снова одной из старушек или ребенку Курочкиных? Ирбелин, не соображая толком, зачем он это делает, сдал назад, в тень между домами. Не хотел, чтобы его «мерс» заметили, начали приставать с расспросами. Хотя, кто посмеет его допрашивать? С какой стати?
В теле ощущалась слабость, на лбу выступила испарина, руки дрожали. Если бы он даже решил уехать, то не смог бы.
Некоторое время Ирбелин боролся с дурнотой, положив под язык таблетку валидола, пока ему не полегчало. «Скорая», мелькнув фарами, уехала, почти все окна первого этажа горели. Метель… Ветер раскачивал лампочку над парадным, державшуюся на куске провода. Ее по просьбе жильцов кое-как приладил электрик, привезенный Глинским.
Ирбелин не поверил своим глазам, когда во дворе показалась милицейская машина. Что там у них, в доме, случилось?
Он так углубился во вчерашние события, что его компьютер «уснул». Ирбелин опомнился: он сидит не в «Мерседесе», а за столом в офисе, в своем кабинете, закрывшись на ключ, и рассматривает сделанные им вчера вечером и сброшенные на диск фотографии: барышня Субботина в профиль, анфас, сзади, вот она опустила голову, повернулась, нахмурилась, вот она улыбается. Хороша, черт бы ее побрал! Дивно прекрасна. Даже уродливое старое пальто, растоптанные полусапожки и серый платок на голове не могут ее испортить. Перед истинной красотой все бессильно. Это как природный алмаз: на вид – невзрачная сероватая стекляшка, внутри которой заключен колдовской блеск. Отмой, ограни, отшлифуй – и он засверкает.
Ирбелин выбрал самый удачный снимок, увеличил лицо девушки, хотя мог бы обойтись и без этого: ее черты нельзя спутать ни с какими другими, так они своеобразны, немного неправильны, именно их легкое несовершенство и есть тот божественный штрих, который придает лицу неповторимое очарование. Нельзя же назвать Джоконду безупречной красавицей, а весь мир веками замирает перед ней в восхищении.
Он тыльной стороной ладони прикоснулся ко лбу, смахнул мелкие капельки пота. Чего-чего, а такого поворота событий он не ожидал.
– Я думал, с женщинами в моей жизни покончено. Ан нет! Не зарекайся, болван.
Ирбелин связался с секретаршей и велел ей срочно найти Глинского.
– Георгий Иванович здесь, в приемной, – сказала она.
– Так что же ты не доложила?
– Вы приказали не беспокоить, – обиженно протянула она.
– Ладно, зови.
Ирбелин тяжело подошел к двери, открыл ее и впустил директора агентства «Перун». Не предлагая Жоржу сесть, приступил к делу. Его «вело».
– Субботиной нужны деньги. Она пытается продать старинные шахматы, видимо, единственную свою ценную вещь. Надо быть последовательным, раз я взялся помогать сироте. – Он осекся, помассировал левую сторону груди и выложил на стол пачку новеньких купюр. – Передай ей кое-какую сумму… вот. Пусть обувь себе купит нормальную, а то ходит чуть ли не… в онучах. Кажется, все.
Глинский предпочитал слушать, не задавая вопросов. Поведение патрона оставалось для него загадкой, а загадки на то и существуют, чтобы их разгадывать. Допустим, Ирбелин неравнодушен к Грёзе, тогда почему он избегает ее? Боится получить от ворот поворот? Или его смущает разница в возрасте?
– Нет, не все! – спохватился Ирбелин. – Что за фрукт за ней увивается? Лопаткин, если мне память не изменяет?
Глинский уже и сам навел справки, для порядка. Это входило в его обязанности.
– Бывший мент. Сейчас торгует на оптовом рынке.
– Странный виток карьеры. Почему Лопаткин уволился со службы?
Глинский пожал плечами. В подробности он не вдавался: смысла не было. А патрон, похоже, ревнует Субботину к молодому соседу.
– Почему люди увольняются? С начальством поругался, или зарплаты не хватало.
– Выясни, – потребовал Ирбелин.
– Хорошо. Я могу идти?
Патрон помедлил, блуждая взглядом по кабинету.
– Нет. Что там вчера произошло… в доме? Ты в курсе?
Предполагалось, что Жорж понимает, о каком доме идет речь.
– Одна из старушек скончалась. Приступ астмы, слабое сердце… В общем, проблема с ее переселением отпала. Вторая бабуля тоже на ладан дышит, у нее случилось что-то вроде инсульта.
– Надеюсь, мы тут ни при чем, – жестко произнес Ирбелин, ощущая ноющую боль в груди. Вот она, скорбная стезя человеческая, ведущая к смерти!
– Как можно?! – изумился Глинский. – Мы к пожилым людям относимся бережно, стараемся не нервировать. Старушки давно болеют! Врачи констатировали естественную смерть, милиционеры с этим согласились. Наши действия никак не сказались на…
– Иди, – перебил его патрон. – Мне отдохнуть надо.
Жорж вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь, а Ирбелин прилег на кожаный диван. На душе у него кошки скребли. Смерть старухи показалась ему дурным предзнаменованием.
* * *
Глаза Грёзы опухли от слез.
– Бедная Варвара! – причитала девушка. – Она умерла в одиночестве, когда никого не было рядом! Я бросила ее в такой ужасный момент!
– Не вини себя, – успокаивал ее Виктор. – Это могло произойти в любую минуту. Что же тебе теперь, не спать, не есть, не выходить на воздух? Ты не сиделка.
– Я должна была… должна была почувствовать! Зачем ты повел меня в дурацкий магазин? Если бы я осталась дома, то…
– Время смерти устанавливается приблизительно, – осторожно заметил Виктор. – Варвара Игнатьевна могла скончаться еще до нашего ухода. Пойми, есть вещи, которые нужно просто принять, смириться. Старики умирают, ничего тут не поделаешь. Вот Полина приняла это близко к сердцу, ее и парализовало – ни двигаться, ни говорить не может. Это хорошо, по-твоему?
– Они были как сестры, – заплакала Грё– за. – Прожили бок о бок много лет. Для Полины уход подруги – невосполнимая потеря. Я не удивлюсь, если она последует за Варварой.
Виктор промолчал. Он колебался: говорить Грёзе или нет?
– Полина совсем плоха, – всхлипывала девушка. – Врачи сказали, лучше не забирать ее в больницу, там за лежачими ухаживать некому.
– А здесь, значит, есть кому! – не сдержался молодой человек. – Ты, что ли, горшки носить будешь?
Грёза вытерла красные воспаленные веки, шмыгнула носом и собралась уходить. Она со вчерашнего вечера не заходила домой, ей нужно было помыться, переодеться. Предстоял длинный хлопотливый день.
Возвратившись вчера с прогулки, она заглянула к Варваре, обнаружила ту бездыханной и закричала. Началась суета, Виктор вызвал врачей и милицию; на шум из своей квартиры, бледная и вялая, на дрожавших от слабости ногах, выползла Полина. Печальное известие сразило ее, она упала, и приехавшие медики, убедившись в том, что Варваре Игнатьевне помощь уже не требуется, занялись ею.
– Кажется, инсульт, – сказала Грёзе молодая врачиха. – Вот список лекарств. Вызовите завтра невропатолога. Да, вы можете договориться с медсестрой из поликлиники, чтобы приходила делать уколы. – По выражению ее лица стало ясно: надежды на выздоровление мало. – У нее родственники есть?
Грёза не ответила, а врачиха и не слушала, она торопилась. Потом нагрянули стражи порядка, всех опросили и удалились. Виктор не отходил от девушки, бегал за водой, подносил то одно, то другое. Ночь тянулась бесконечно. Грёза провела ее у постели Полины Прокофьевны, а под утро, совсем разбитую от усталости и слез, Виктор увел ее к себе, напоил чаем, дал две таблетки валерьянки. На нее было жалко смотреть.
– Оставайся у меня, – предложил Виктор. – Душ я отремонтировал, мойся и ложись на диване, вздремни пару часов.
– А ты?
– Мне на работу пора.
– Пойду лучше домой, – упрямо сказала Грёза. – Там кот голодный.
– Я его к себе забрал, накормил колбасой, вон он дрыхнет!
Только после его слов девушка заметила Никона, свернувшегося калачиком на табуретке.
– Где шахматы? – вдруг спросила она.
Виктор с укоризненным вздохом подал ей пакет с сундучком.
– На, бери. Никуда они не делись.
– Извини, я хочу домой, – повторила Грёза. – Проводишь? Что-то мне боязно.
Виктор взял под мышку кота и пошел следом. Он все не решался сказать ей…
В ее квартире было холодно и темно. Кот недовольно мяукнул, вырвался из рук Виктора и побежал в кухню.
– Включи свет! – попросила Грёза.
Виктор нашел выключатель, щелкнул им. Она почему-то сразу кинулась к этажерке… и попятилась, с тихим стоном покачнулась. Виктор подхватил ее, чувствуя через одежду тепло ее тела.
– Это шахматы! – прошептала она. – Это они! Те самые!
– Ерунда!
– Смотри… – Ее дрожащий палец показывал на этажерку. На излюбленной шахматами полке стояла белая пешка: воин в средневековой амуниции. – А-а-а! Это уже третья… Как там сказано, в легенде? Они… питаются жизненными соками. Вот почему Варвара умерла!
– Что-что? – не понял Виктор.
– Ну… они появляются, и кто-то умирает. Теперь еще кто-то… умрет.
Девушка побледнела и задрожала сильнее.
– Какая чушь! Не выдумывай, пожалуйста, – неуверенно возразил сосед. – Что за глупости приходят тебе в голову? – Он взял пешку-воина в руки и покрутил, разглядывая. Фигурка ничем не отличалась от тех, которые мирно лежали в сундучке.
– Как она здесь появилась, по-твоему? – спросила Грёза. У нее даже глаза просохли от волнения. – Вчера вечером мы отправились на прогулку и взяли с собой шахматы, чтобы показать их твоему знакомому. Сундучок все время был с нами, а когда мы вернулись, то застали Варвару мертвой…
Виктор и без ее объяснений отлично помнил, как Грёза, едва переступив порог парадного, устремилась к Варвариной двери, благо старушки доверили ей запасные ключи от своих «апартаментов» на всякий случай. Обнаружив, что ее подопечная не подает признаков жизни, Грёза подняла крик. Виктор кинулся на помощь, осмотрел тело и понял, что торопиться уже некуда. Сундучок, чтобы не оставлять его без присмотра, Виктор отнес к себе в квартиру.
– Давай пересчитаем фигуры, – предложил он. – Может быть, ты сама, уходя, забыла эту пешку на этажерке?
– Но ведь Анатолий все пересчитывал, – напомнила она. Впрочем, Виктор тоже не забыл подробности посещения антикварного салона. Но должен же он хоть как-то ее успокаивать? – Это та самая пешка, которой не хватало. Теперь в наборе отсутствует только черный ферзь!
Они все-таки достали шахматы из футляра и проверили. Грёза оказалась права: учитывая обнаруженную пешку, все фигуры, кроме черного ферзя, были на месте.
– И что это значит? – рассеянно спросил Виктор. В данный момент его занимал совершенно другой вопрос: говорить ей или нет? – В моих шахматах тоже не хватает фигур, я же не паникую из-за этого?
– Но у тебя они не появляются, словно из-под земли.
Он вынужден был согласиться с ее словами. От навязчивых мыслей о шахматах ее могло отвлечь только нечто более насущное. И Виктор решился наконец поделиться с ней своими подозрениями.
– Вчера двери всех квартир, кроме моей, оставались открытыми?
– Да, – выпалила она, не задумываясь. – Ты сам знаешь. Я носилась туда-сюда как угорелая, мне неудобно было возиться каждый раз с ключами.
– А когда ты заперла все двери?
Грёза подняла глаза к потолку, потом перевела их на Виктора.
– Перед уходом на прогулку.