Стали наводить справки. Запросили Минск. Оттуда ответили, что за нелегальный переход государственной границы Першин был осужден на три года и отбывает наказание в энской колонии. Из колонии сообщили: «Был такой, но недавно освобожден, выехал в неизвестном направлении».
Вскоре напали на след Першина в Москве. Тыльнер отлично понимал, что от такого преступника можно получить какие-либо показания, лишь арестовав его с поличным. Поэтому за Першиным установили наблюдение. Стало известно, что он в последнее время по ночам часто появляется возле института «Цветметзолото». Значит, готовится к взлому нового сейфа, приглядывается, выбирает удобный момент.
Подготовка велась на научной основе. У Першина был квалифицированный помощник Яровой — инженер по образованию. В его обязанность входила «глубокая разведка» перед решающей ночью.
По заданию «шефа» Яровой в день получения денег для выплаты стипендии студентам «Цветмета» крутился в банке около кассира института и выяснил, какая сумма получена. Затем пришел в институтскую бухгалтерию, с секундомером в руках определил, сколько времени занимает расчет с одним студентом, и подсчитал, скольким студентам выдана стипендия. Имея эти данные, нетрудно было узнать, сколько денег остается в кассе на ночь. Более пятидесяти тысяч. Есть смысл повозиться с сейфом.
Но совершенно неожиданно все карты Першину и Тыльнеру, который следил за каждым шагом преступника, спутала непредвиденная случайность. В комнате над кассой далеко за полночь в окнах не гас свет. Взломщик не решился проникнуть в помещение, его отпугнули освещенные окна. Раздосадованный неудачей, он дал Яровому задание узнать, в чем дело. Оказалось, в комнате над кассой расположен профком института. «Активисты» профсоюза почти до рассвета гоняли бильярдные шары. Взломщик был расстроен, но от своего замысла не отказался, решив ждать целый месяц — до новой стипендии.
Не меньше были огорчены и сотрудники МУРа. Значит, еще месяц напряженной работы. Ни на минуту не упускать из поля зрения Першина и при этом не дать ему ни малейшего повода заподозрить, что за ним постоянно наблюдают. Один неосторожный шаг, и преступник может затаиться. Арестовать его сейчас? Но нет доказательств, что именно он обобрал институтские кассы. Рассчитывать на чистосердечное признание такого матерого волка — нереально. Да к тому же не установлены еще все связи Першина. Возможно, ему помогает кто-либо помимо Ярового. Решили еще понаблюдать за поведением взломщика.
Выяснили, что Першин нередко укрывается на ночь в небольшой неохраняемой сберкассе на Самотеке. Придет вечером, откроет отмычкой дверь и, как дома, спокойно укладывается спать на диване в кабинете заведующего. Заведет будильник, разденется и на боковую. Проснется рано утречком, будильник в чемоданчик — и до следующей ночи. Заведующий даже не подозревал, какой гость наведывается во вверенное ему учреждение. Першина совсем не интересовали полупустые сейфы этой сберкассы.
Удалось установить также, что взломщик иногда ночует у своей знакомой в Кисельном переулке. Вначале думали, что у нее он и хранит свой нечестным путем приобретенный капитал. Осторожно проверили. Никаких денег в квартире не оказалось.
Тыльнер о Першине знал уже достаточно. И, взвесив все «за» и «против», решил: пора кончать игру в кошки-мышки, надо арестовывать. Доложил прокурору и получил санкцию на арест.
На следующий день утром Георгию Федоровичу сообщили, что Першин от знакомой направился завтракать в кафе «Артистическое», что в проезде Художественного театра. Он вызвал машину и поехал туда. Остановился перед входом. Минут через десять Першин вышел из кафе. Тыльнер открыл перед ним дверцу машины и очень любезно пригласил:
— Садитесь, Иван Петрович.
— Простите, но вы, видимо, обознались и ждете не меня.
— Вас, уважаемый, вас, садитесь, пожалуйста.
Приехали на Петровку, 38. Обыскали задержанного.
— Вы что, Иван Петрович, в студенты подались? — осведомился Тыльнер, рассматривая студенческий пропуск института «Цветметзолото» — на имя Першина и с его фотографией. — Не поздновато ли?
— Знаете, гражданин начальник, денег у меня мало, вот я в студенческой столовой и питался, все дешевле обходится.
— Ну, при ваших капиталах экономить на питании — кощунство. А это что такое?
Тыльнер показал извлеченный из кармана Першина искусно сделанный набор отмычек.
— Сам не знаю, сегодня утром нашел эту штуковину на улице.
— Ой ли! Так и не знаете?
— Клянусь, даже не успел еще рассмотреть.
Понимая, что сам Першин ни за что не скажет правду, Георгий Федорович решил раскрыть перед ним карты: рассказал все, что ему было известно. И почему у Першина оказался студенческий пропуск, и о его ночных прогулках вокруг института «Цветметзолото», и где он устраивался на ночевки, и даже восстановил во всех деталях картину кражи из сейфа в кожевенном институте.
Першин был потрясен осведомленностью сотрудников уголовного розыска.
— Ну и ну, — покачивал он головой, — вот это да! Никогда не думал, что МУР так здорово работает. Предупреждали же меня, дурака, не поверил. Вы знаете, гражданин начальник, моей скромной персоной занималась полиция Варшавы и Берлина, Австрии, Латвии, да и некоторых других стран, так что, поверьте, возможности сыскной полиции я знаю. А потом в принципе я не болтливый человек. Как-то в Риге мы взяли сейф в американском посольстве. Попались. Били здорово, подбрасывали под потолок и швыряли на цементный пол, — ни слова не сказал. А вам расскажу все. Сам люблю ювелирную работу и преклоняюсь перед людьми, знающими свое дело. Слушайте...
И Першин начал рассказ о своих похождениях, назвал сообщников и тайники, где спрятаны деньги. Георгий Федорович Тыльнер терпеливо слушал излияния последнего профессионального взломщика в нашей стране — медвежатника международного класса.
На том и расстались. Но ии через два дня, ни через неделю Овчинников на Петровку, 38, не пришел.
«А не его ли это работа?» — сразу подумал Георгий Федорович, когда узнал о краже на улице Мархлевского. Очень уж квалифицированно обобрали церковь, чувствуется рука опытного преступника. Подобных преступлений в Москве уже лет пятнадцать не случалось. На месте происшествия обнаружили только две батарейки от карманного фонаря, и больше никаких следов. Видимо, преступники орудовали в перчатках.
Но где искать Овчинникова?
Тыльнер решил поднять старые дела Овчинникова еще 1911—1914 годов. Может быть, удастся за что-либо зацепиться. И действительно, в одном из дел обнаружил докладную записку надзирателя Бутырской тюрьмы о том, что «арестованному Овчинникову приносила передачу сестра». Здесь же был указан и ее адрес — Народная улица, 13. С тех пор прошло больше четверти века. И все-таки решил проверить. Послал по этому адресу своего помощника Колбаева.
Не прошло и часу — позвонил Колбаев.
— Овчинников здесь. Что делать, Георгий Федорович?
— Следи, чтобы не ушел, немедленно выезжаю.
Приехал на Народную, 13. Действительно, Овчинников там. Пьет чай у сестры. Пригласили его в МУР. При обыске в кармане нашли фонарик, а в нем батарейка с той же датой выпуска, что и на найденных в ограбленной церкви. Видимо, преступники подсвечивали себе в темноте и севшие батарейки выбрасывали.
— Опять за старое, Овчинников? А я-то тебе искренне хотел помочь. Где церковная утварь?
После недолгих запирательств вор признался. Рассказал, что поддался уговорам старого дружка Егорки Хромого и пошел на кражу. Егорка Хромой тоже был известным церковным вором с дореволюционным стажем. Это он в 1917 году очистил Успенский собор в Кремле.
Поехали на Домниковку к Егорке. У него под кроватью обнаружили два мешка с церковной утварью, уже превращенной в лом. Пришлось привлечь лучших реставраторов и заплатить более девяти тысяч рублей за восстановление всех этих чаш, крестов, кадил и риз с икон.
За границей перестали говорить о краже в церкви дипломатов лишь после того, как сотрудники МУРа изготовили альбом с фотографиями последних «клюквенников» и ознакомили с ним иностранных журналистов на пресс-конференции.