Замгубернатора пил водку и жаловался на Цоя.
– Они даже Анастаса с вашей шахтой надули, – сказал замгубернатора, – они ему обещали половину, а выплатили треть.
– И что же?
– Ну, он ходил к папе и кричал, что шахту надо отдать вам, пока они не отдали ему вдвое больше.
Из раскрытого рта зама губернатора пахло вчерашним пикником.
Было уже заполночь, когда Денис краем глаза заметил, как в дверях появился охранник и поманил Гришу Епишкина с крайне озабоченным выражением лица. Гриша поднялся и вышел. Денис выждал десять минут и тоже вышел за ним.
Гриша стоял на балконе казино, самую малость пьяный, и тлеющая сигарета в его зубах служила отличной мишенью для снайпера.
– Слушай, Денис, у меня проблема, – сказал Гриша.
– Что такое?
– В офисе гранату нашли.
– Кто?!
– Да не беспокойся. Секретарша нашла. Она с любовником на вечер осталась, пошли вместе мыться, чего-то там пролили и под ванну полезли, а там две гранаты в пакетике…
– Твои?
– Денис! Я че, больной на голову – гранаты в офисе держать? Секретарша вспомнила, там вроде днем толокся какой-то сантехник, трубы проверял…. Там, наверное, наружка уже стоит…
Денис прокачал в уме ситуацию и понял, что Гриша прав. Если гранату в офис ему подложили, значит, это было сделано затем, чтобы устроить обыск и обвинить Гришу в незаконном хранении оружия. Когда такие вещи подкладывают людям, обязательно тут же ставят группу наружного наблюдения, которая будет отслеживать, не подъехал ли Гриша к офису и не пора ли его брать…
Денис решительно повернулся.
– Ты куда?
– Давай ключи от твоего офиса.
Через сорок минут Денис подъехал к офису Гриши на скромной белой «Пятерке», позаимствованной у кого-то из обслуживающего персонала клуба. Офис Гриши располагался на первом этаже обычной пятиэтажки. Была ночь, окна пятиэтажки светились розовыми и белыми прямоугольничками, и наискосок от подъезда Денис заметил белый «Рафик».
Денис зашел в подъезд и стал подниматься по лестнице. Сразу же из «Рафика» выбежал человек и пошел вслед за Денисом. Когда он услышал, что Денис поднимается на четвертый этаж, он вернулся в «Рафик». Видимо, он решил, что в подъезд зашел один из жильцов.
Денис подождал еще минут десять и спустился на первый этаж. Дверь офиса открылась вполне неслышно. Гранаты отыскались там, где их оставила перепуганная секретарша, – на коврике в ванной, и Денис чуть не споткнулся о них в темноте.
Окон наружу в ванной не было, как и говорил Григорий. Денис включил в ванной свет, вывинтил из гранат детонаторы и распихал их по карманам пальто. Потом сел на край ванной и принялся ждать.
Весь расчет Дениса строился на том, что «семерочник» наверняка имеет при себе фотографии людей, которые могут приехать в офис: Григория, его партнера и сотрудников службы безопасности казино. Но фотографии Дениса у них нет точно, и они примут Черягу за одного из жильцов. Тем не менее он не хотел сразу выходить из дома, иначе наружка могла заподозрить неладное.
Он просидел в ванной минут сорок, а потом выключил свет, осторожно выбрался из офиса и вышел на улицу. Из «Рафика» на этот раз никто не появился, Денис сел в «Пятерку» и уехал. Гранаты он выбросил с первого же случившегося по дороге моста.
В казино он вернулся к половине второго, – праздник жизни был еще в самом разгаре.
– Чьи гранаты-то? – спросил Денис.
– Да ну, не бери себе в голову! – расхохотался Гриша, – они теперь долго будут вычислять, куда делись гранаты и кто их вынес…
– А если вычислят?
– А если вычислят, так ваще в штаны наложат… Ты представляешь, кто таков должен быть Григорий Епишкин, ежели у него сам Черяга гранаты выносит…
И Гриша заразительно рассмеялся.
* * *
Гриша прилетел в Москву через три дня. Они с Черягой славно покушали, а потом Епишкин сказал:
– Есть тема, Денис. Уголовное дело на Бельского. В Черловске. Убийство.
Денис помолчал.
– Дело закрытое? – спросил Денис.
– Нет. На полке. Но если его продолжать, надо вытащить это дело в округ.
– Приличный следователь? – спросил Денис.
– Сам увидишь.
* * *
Денис появился в Черловске около восьми вечера. Сотовый телефон Гриши, как обычно, не отвечал, и Денис велел водителю ехать к Епишкину домой. По дороге он остановился у рынка и прихватил с собой самый большой букет, который нашелся у лоточницы. Букет был в половину Дениса ростом, а роста Денис был немаленького. Выглядел букет довольно безвкусно.
Когда черный «Мерс»-внедорожник остановился перед аккуратным трехэтажным коттеджем, было еще светло. Солнце как раз закатывалось за единственное, далеко на западе угнездившееся облачко, и лучи его, подобно струнам арфы, были натянуты между высоких розовых сосен, упирающихся прямо в небо.
Во дворе, над буйствующими сорняками, галдели грачи и лаяла собака.
Гриши дома, как и следовало ожидать, не оказалось. Ворота открыла какая-то старуха, видимо убиравшая в доме. Она сказала, что Григорий Ефимыч в казино и Дениса ждет туда же, а вещи можно оставить в комнате на втором этаже.
– А Настя дома? – спросил Денис.
– Дома, – ответила женщина.
Денис взял букет и пошел в дом.
Настя сидела в кухне у окна в коротенькой серебряной юбке и кофточке из оплетенных нитями дырок. А напротив нее расположился какой-то длинноволосый хлыщ: драные джинсы, синие глаза и подбродок, едва обросший половозрелой щетинкой, старательно выставляемой напоказ.
Настя кормила половозрелого хлыща тортом и радостно щебетала. При виде Дениса хлыщ оглянулся, сделал ручкой и сказал:
– Ух ты какой веник! И дядя при венике.
Денис неловко положил букет поперек стола, чмокнул Настю в щечку и спросил:
– А Гриша скоро будет?
– Не, он просил вам передать, чтоб вы в «Версаль» ехали, весь народ там.
Денис меланхолично окинул половозрелого хлыща взглядом и поехал в «Версаль».
«Версаль» сверкал в ночи рождественской игрушкой, случайно забытой на выброшенной в помойку елке, и внутри было как пожар на космическом корабле: красный свет и непонятный дым.
У входа выстроилась половина городских «Мерседесов», и молодые люди с короткой стрижкой решительно проверяли пригласительные билеты у жирных кавалеров и стройных дам. Сразу за входом необъятная мраморная лестница уводила наверх, и на всех ступенях этой лестницы стояли хорошенькие шлюшки в красных шортиках и красных же сапожках. Улыбчивый молодой человек поволок Дениса мимо шлюшек через целую анфиладу дымных, освещенных красным светом залов. В залах плясали, хихикали и играли в рулетку.
Гриша со товарищи сидел на втором этаже, в одном из приватных помещений. Рядом с Гришей сидел Царандой, гендиректор «Южсибпрома» и еще пара знакомых рыл, а в глубине комнаты, под балдахином из зеленого бархата, отплясывала девица в красных шортиках. Девица почему-то напомнила Денису Настю.
Из дивизиона бутылок на столе половина стояла опороженная, а девица уже успела снять с себя лифчик. Гриша радостно встал, покачнулся и провозгласил:
– О! Денис! А это Николай. Николай, это Денис.
Затем Гриша споткнулся о ножку стула, но был поддержан Николаем и общими усилиями водворен обратно.
– Гриша, – спросил Денис, тихо наклоняясь к Епишкину, – ты сделал, что я просил?
Гриша икнул.
– Потом, – сказал Гриша, – Дениска, ты посмотри, какие титьки! Цып-цып-цып…
Денис выпил сначала с Царандоем, потом с вице-мэром, а потом с неведомым Николаем. Красные тени в зале сделались еще краснее, и откуда-то потянуло дымком анаши. Вице-мэр взял Дениса за пуговицу и начал жаловаться ему на Константина Цоя.
Потом Денис начал куда-то проваливаться. В один из редких моментов просветления он обнаружил, что сидит со стаканом водки лицом к сцене, а на сцене почему-то стоит Царандой.
Авторитет держал в руках электрогитару, которую он отобрал у одного из членов ансамбля, и бил по струнам. Видимо, пока Царандой отнимал гитару, он успел выдернуть ее из розетки, и поэтому вместо звука было одно сухое шуршание.
– Ребята, – сказал Царандой, – вот все говорят, что Россия – дерьмо. А вот мы хорошо сидим… То есть я хочу сказать, что это неправда. Что Россия – это хорошо. Вот….
Царандой бросил гитару, взял под мышку случившуюся рядом певицу и пошел прочь с эстрады.
Денис повернул голову и увидел, что рядом с ним стоит тот самый Николай, с которым его пытался познакомить Гриша.
– Меня зовут Николай. – сказал человек.
– Что за Николай? – спросил Денис, – а, Гриша. Николай – это кто?
Но Гриша уже давно и безнадежно мок лицом в салате.
– Я из прокуратуры, – сказал Николай, – Гриша сказал мне, что вы готовы бороться с организованной преступностью. То есть что вас интересует Степа Очаковский.
– Готов, – сказал Денис, – всегда готов. С преступностью бороться надо.
– Хотелось бы перевести наше сотрудничество на деловую основу, – объяснил Николай.
Рядом остановилась девушка в красных шортиках и красном лифчике. На подносе у нее было несколько бокалов. Николай из прокуратуры замолчал.
Денис пошатнулся, взял бокал и выпил до дна. Шампанское было шипучее и скверное. Денис разжал руку, бокал полетел вниз и разбился.
– Ах черт, – сказал Денис.
Он выпил второй бокал, и на этот раз не выпустил его.
– Н-не уходи, – сказал Денис девице. Денис вытащил из-за пазухи пачку стодолларовых купюр и стал заталкивать ее в бокал. Пачка была без банковской ленточки и заталкивалась плохо. Несколько купюр упорхнули из бокала, и Денис изловил их в воздухе. Денис взял вишенку, украшавшую один из коктейлей, бывших на подносе, надел вишенку на деньги и протянул бокал человеку из прокуратуры.
– Д-держи, – сказал Денис, – достаточно?
Две самые верхние бумажки снова слетели с бокала, Денис поймал одну и вручил ее шлюшке.
– А это тебе, – объявил Денис, – мы будем трахаться. А, Николай? Ты с нами, а?
– Да-да, – сказала девица, – мы будем трахаться.
Она взяла Дениса за руку и сделала попытку повести его из залы, туда, где вдоль коридора располагалось несколько уютных комнат с широкими кроватями и зеркалами на потолке. Но Денис не дался. Он отступил на шаг, споткнулся и сел на диван. Николай из прокуратуры вытащил доллары из бокала и поскорее запихал их внутрь пиджака. Он тоже был пьян, но вид долларов, видимо, вызывал у него безусловный рефлекс.
– Мы будем трахаться здесь, – сказал Денис.
Потом он повалился на диван и заснул.
– Отдай деньги, – сказал Николай из прокуратуры девице.
Та взвизгнула, и Николай отвесил ей пощечину.
– А ну шлюха, – заорал Николай, – это не твое!
Девица испуганно выгребла зеленую бумажку из лифчика. В воздухе плавал красный дым, вилась вокруг шеста стрпитизерка, и где-то далеко за задернутыми окнами плыла круглая, как металлический рубль, Луна.
На следующий день Гриша отвез Дениса на дешевую и видимо, конспиративную квартиру, затарившись по дороге упаковкой пива.
Сотрудник прокуратуры Николай уже был на месте. В небольшой гостиной стоял низенький столик с диваном и креслами. Николай, в обтягивающем черном свитере, сидел в одном из кресел. На столике лежала пухлая папка, и туда же Гриша сгрузил упаковочку пива.
Двустворчатая дверь из гостиной была распахнута, и тут же за ней начиналась спальня с широкой, неровно заправленной кроватью.
Гриша вторично представил их друг другу, выпил с ними по кружечке пива и поднялся:
– Ну вы тут без меня побазарьте. А я домой и обратно в казино.
– За встречу! – сказал Николай, широко улыбаясь и свинчивая горлышко бутылке. Денис принялся за изучение папки.
Уголовное дело на Степана Бельского поражало своей классической простотой. События, послужившие его возникновению, произошли в 1995 году, в самом начале приватизации, когда на пути будущей группы «Сибирь» подвернулся Черловский авиационный завод. Завод едва держался на плаву за счет контракта на модернизацию сирийских «МиГов» и имел довольно неплохие перспективы в случае, если ему разрешат самостоятельный экспорт. Группа зашла на завод и принялась модернизировать «МиГи».
Директор завода довольно трезво оценил положение и сообразил, что для подкупа губернатора у группы имеется куда больше денег, чему него. Поэтому он зазвал Цоя в кабинет, где и предложил ему уплатить пятьсот тысяч баксов и дербанить завод, как хочет.
Цой вручил директору требуемую сумму, после чего директор отправился к губернатору и, передав ему двести тысяч долларов (из пятисот), объяснил:
– Это тебе мои личные деньги, чтобы ты прогнал Цоя с завода.
Губернатор, добрая душа, получил деньги и выкинул Цоя.
Возмущению Цоя не было предела. Во-первых, будучи выкинута с завода, группа понесла значительные материальные убытки. Во-вторых, еще значительней был нематериальный урон: выходило, что крутейших москвичей, о жутких обычаях которых и связях в правительстве говорили не иначе, как шепотом, поимел директор свечного заводика. Ослушника надо было давить в зародыше: быстро, примерно и жестоко.
Генерального директора изловили прямо на летном поле. Генеральный, разумеется, знал о недовольстве москвичей и принял соответствующие меры предосторожности. В частности, он обзавелся службой безопасности во главе с известным в городе спортсменом Курбановым по кличке Курбан. Этот-то Курбан и встречал его на летном поле на собственном джипе.
Единственное, до чего не додумался директор – это до того, что Степан Бельский вульгарно перекупит Курбана. Директор влез в поджидавший его джип и поехал с поля, очень довольный собой и судьбой. И только когда джип свернул с привычной дороги, директор запаниковал и принялся рваться на волю.
Директору дали по зубам и привезли в заброшенный пионерский лагерь, где его поджидал Бельский со товарищи. Московских братков было шестеро, и курбановских спортсменов тоже было шестеро – обе стороны не слишком доверяли друг другу. Дело было в конце октября, в опустевших домиках было холодно и сыро, сторож пионерлагеря – брат одного из курбановских спортсменов – благоразумно сидел в своей будке, включив телевизор, и ни во что не вмешивался.
Курбан и Бельский завели директора в небольшую служебную комнатку, приковали к стулу и принялись объяснять, как он неправ. Главным логическим доводом служил включенный в сеть электропаяльник. Паяльник убедил директора, тот видимо упал духом и согласился на все их условия.
Тогда из соседней комнаты призвали юриста областного фонда имущества, и юрист принялся составлять договор, согласно которому директор Мельников продавал все контролируемые им акции ОАО «Черловский авиационный завод» трем фирмам, принадлежавшим соответственно Бельскому, Цою и Курбану.
В комнате, кроме Курбана и Бельского, были еще двое братков с автоматами, и юрист, составляя договор, время от времени косил на них глазом испуганной лани.
Планируя всю эту операцию, москвич Бельский не учел одной существенной детали. А именно, того, что грузный шестидесятилетний директор Мельников во время Великой Отечественной Войны служил диверсантом-разведчиком и даже имел Героя Советского Союза за подвиги в тылу врага. Поэтому, когда юрист кончил писать договор и ражий спортсмен по знаку Бельского снял с директора наручники, то директор ухватился не за протянутую ему шариковую ручку, а, напротив, – за автомат, свисавший с плеча спортсмена.
Директор спустил предохранитель и, рванувшись со стула, обдал комнату широкой веерной очередью. Первые же несколько пуль попали в стоявшего рядом с ним спортсмена: тот сложился, как картонка, и рухнул на пол. Еще одна пуля швырнула на пол юриста. Бельский находился слишком далеко от директора, чтобы остановить его или сбить с ног. Дуло автомата начало разворачиваться в сторону московского авторитета. В следующую секунду Бельский выстрелил: пуля попала директору точно между глаз.
Это была катастрофа.
Ни у Бельского, ни у Курбанова и в мыслях не было гасить директора: лоха следовало закошмарить, отобрать завод и отпустить с миром. Может, когда потом его бы и пристрелили – но уж, разумеется, не лично Бельский и не на глазах посторонних людей.