Денис, опустившись на корточки, просматривал фотографии одну за другой. Охранники стояли в дверях гостиной, как два атланта в камуфляже.
Денис огянулся на Рубцова. Шеф-пилот фирмы стоял у стены и смотрел то на Дениса, то на охранников, прикидывая силы. Если бы вместо глаз у Рубцова был бикфордов шнур, Денис давно бы взорвался.
– Не знаю, зачем тебе это нужно, – сказал Рубцов. – Если б было можно, я бы тебя убил. Но за меня это сделают другие.
Денис смотрел на фотографию в своих руках.
Телевизор за его спиной сказал:
– Правоохранительные органы заявляют о раскрытии одного из самых громких убийств последнего месяца – убийстве вице-президента группы «Сибирь» Фаттаха Олжымбаева. Труп предполагаемого убийцы Алексея Крамера извлечен сегодня днем из болот к северу от Акантуя. Милиция опознала машину, на которой привезли труп. Она принадлежит службе безопасности Павлогорского горно-обогатительного комбината. Бывшему главе этой службы Григорию Епишкину предъявлено официальное обвинение в убийстве, а его начальник Денис Черяга объявлен в федеральный розыск.
Ященко, потерянно сидевший на диване, поднял голову.
– Денис, – сказал он, – что вы тут делаете?
Черяга усмехнулся.
– Ну Степан же сказал, что я следователь? Вот я и выполняю свои непосредственные обязанности.
Глаза Ященко задумчиво сощурились. Он был коммерсант, а не юрист, он был трус, и он ожидал от Черяги и Ревко чего угодно. Кажется, только сейчас он сообразил, что ни при каких условиях объявленный в федеральный розыск Денис Черяга не может лично проводить обыск по факту хищения средств с Черловского авиазавода, – особенно если у него нет ордера. Особенно, если с ним не милиция, а частный ЧОП. Особенно, если этот обыск происходит на квартире шеф-пилота завода, а не в конструкторском бюро.
Денис подошел к тумбочке в прихожей, выдернул из розетки телефонный шнур и оборвал с него разъем. В руках Дениса был небольшой, порыжевший от старости фотоснимок.
– Степан погиб из-за такого же снимка, – сказал Денис, обращаясь исключительно к Рубцову. – Можешь звонить и доносить на меня кому угодно. Но если ты хочешь, чтобы Степан погиб не зря, не говори, что я что-то забрал из квартиры.
Полпред Ревко переночевал в рублевском особняке АМК. В девять он должен был улетать в Париж в свите президента, и, пока Ревко, морщась, прихлебывал в столовой черный прогорклый кофе, к нему спустился зевающий Извольский в спортивных штанах и рубашке.
Голова Извольского раскалывалась. Он лег в пять утра, и это были не самые легкие пять утра в его жизни. Извольский с завистью оглядел подтянутого и благоухающего одеколоном Ревко.
– Кстати, – сказал Ревко. – Я тебя поздравляю. Денис улетел в Черловск.
– Почему в Черловск?
Ревко пожал плечами.
– Трудно понять. Человека прямо обвиняют в трех убийствах, убийства совершены в Черловске, черловский купленный следователь объявляет его в федеральный розыск. И куда ж он улетает? В Черловск.
– Трудно поверить, – пробормотал Извольский. – Ты не представляешь, как он мне был предан. Он спас меня. Мог убить. Взять себе комбинат.
– Это жизнь, Слава. Люди часто делают прекрасные поступки, а потом в них раскаиваются. Я думаю, что он ждал большой награды. Наверное, надеялся, что ты сделаешь его партнером. А что он получил? Пару каких-то фирмочек? Так он тебе завидовал больше, чем Фаттах Цою. Я не думаю, что он предавал тебя, Слава. Просто хотел показать свою важность.
Ревко помолчал.
– Проблема в том, Слава, что Дениса объявили в розыск не после показаний Самарина. Его объявили в розыск после того, как нашли труп Крамера. В Акантуйских болотах. А ты знаешь, что случилось в утро покушения? В это утро Гриша Епишкин поехал на охоту. Накануне арбитражного суда! Накануне захвата Павлогорки! Начальник службы безопасности ГОКа поехал охотиться, и знаешь куда? Правильно, на Акантуйские болота. Я совершенно точно знаю, что Денис и Крамер встречались. И после этой встречи у Крамера появились деньги. Слава, ты давал Денису указание разобраться с Цоем?
Извольский помолчал.
– Нет. Не давал. Никогда. Даже косвенно.
– Слава, ты понимаешь, почему они не арестовали Дениса? Им не нужен Денис, им нужен ты. Ты понимаешь, что будет с твоей компанией, когда ты окажешься за решеткой по обвинению в нескольких убийствах? Тебе было непонятно, как Цой хочет отобрать у тебя твой комбинат? Ты думал, для этого он будет скупать все ГОКи России?
Извольский молчал.
– Ты же сам говорил, что если у тебя не будет Павлогорского окатыша, ты просто заплатишь любую цену за окатыш с Михайловки! Это отвлекающий маневр, Слава! Цой никогда не наносит удара по одному направлению, его главный удар – это уголовное дело!
– Останови это дело.
– Слава, это же не липовое дело. Это реальные показания, реальные трупы. Я могу его здесь остановить, в Черловске его как остановишь?!
– Тогда что мне – уезжать из страны?
– Из страны тебе не поможет. Тебя не по политике будут искать, по уголовке. Слава, я еще раз повторяю: отдай комбинат федеральному холдингу! Никакой Цой его тогда у тебя не заберет!
– Нет.
– Слава, ты понимаешь, что ты сядешь в тюрьму и сделаешь это же самое в тюрьме, потому что у тебя будет выход: либо Цою продать за полкопейки, либо отдать государству. Только у меня будут уже слабые позиции в разговоре с президентом. Раньше у меня были сильные позиции. Я неделю назад пришел бы и сказал: вот Извольский все добровольно отдает государству, и поэтому он всем этим должен управлять. С ним – можно работать. Сегодня позиция слабая. А завтра, после твоего ареста, она станет еще слабее.
– Хорошо. АМК я отдаю в управление. А что взамен?
– Взамен я уже говорил: ты становишься гендиректором всего холдинга. Вместо Ахрозова. Пожалуйста, ты можешь стать совладельцем учрежденных холдингом сбытовых компаний. Все. Считай, что президент гарантировал тебе полный иммунитет. Я хотел бы посмотреть на следователя, который заведет дело против олигарха, отдавшего Кремлю свои заводы.
А если что, так этому следователю голову оторвут, вместе с Цоем.
– Хорошо. Пусть юристы подготовят документы, – приказал Извольский.
Вечером в «Кремлевскую», где за ужином сидели Цой и несколько его менеджеров, заехал Кирилл. Прошло всего два дня после смерти Степана, но по лицу Цоя никто не сказал бы, что он лишился своего близкого партнера и друга.
Цой улыбался за ужином и шутил, и самое удивительное было, что он не притворялся. Да, Степан погиб. Да, за него надо было мстить, и Цой знал, как будет мстить он сам и догадывался, как будет мстить Кирилл. Степан был для Цоя не просто партнером – а другом, одним из немногих друзей, с которыми можно было говорить почти откровенно. Если бы Цою сказали, «отдай твою правую руку, и Степан воскреснет», – Цой, не раздумывая ни мгновения, руку бы отдал.
Но правой руки никто не просил, и Степан был мертв. А раз так, совершенно не стоило думать об этом. Прошедшее сослагательное для олигархов не существует. Стоит ли вспоминать то, что нельзя переделать? Это неконструктивно, а Константин Цой всю жизнь был очень конструктивным человеком.
Кирилл обнялся с Цоем, а потом взял в руки стакан с водкой и встал.
– Братья, – сказал Кирилл, – у меня для вас новость.
– Какая? Что Черяга в розыске?
Кирилл рассмеялся.
– Нет. Мы сегодня справляем поминки по Степану. Такие, как подобает. Так выпьем же все за то, чтобы поминки прошли успешно.
Все выпили. Кирилл взглянул на часы, извинился и уехал. Цой остался в «Кремлевской», постепенно напиваясь. Он был сильно рассержен словами Кирилла насчет поминок. Степан бы никогда так не сказал. Степан вообще сначала делал, а потом хвастался.
В этом была разница между Кириллом и Степаном, и Цою было ясно, что с Кириллом ему будет работать гораздо труднее. Проще будет выкупить у Кирилла долю. Можно будет даже сказать, что в некоторых бизнесах эта доля уже выкуплена, и деньги переведены на счета Степана. А где счета? А кто знает? Только Степан знал. А второго раза платить никто не будет.
– Ну что, – сказал кто-то из замов Цоя, сидевший рядом, – за Степана! Пусть земля ему будет пухом!
Через толпу к Цою пробрался начальник его охраны – бывший сотрудник ФСО Борсков.
– Константин Кимович, – сказал Борсков, – там к вам один человек приехал. В машине ждет.
– Чего он ждет? Пусть заходит.
– Константин Кимович, вам лучше выйти.
Цой пожал плечами и спустился по широкой мраморной лестнице, окаймленной бронзовыми копиями античных скульптур. Его «Чайка» стояла у входа, негромко урча и светясь красными габаритами. Борсков отворил дверцу машины, и Цой нырнул внутрь. На заднем сиденье, откинувшись на подушки, курил человек.
– Ну у тебя и нервы, Денис Федорович, – промолвил Цой. – Приехать ко мне. И сюда.
– Разговор есть, – ответил Черяга.
Спустя полчаса Денис и Цой вместе поднялись по широкой мраморной лестнице на третий этаж арбатского особняка, принадлежавшего группе «Сибирь».
Весь этаж полностью занимал Цой: сразу за мраморной лестницей начинался изрядный холл, метров на пятьдесят, с огромным аквариумом посередине и двумя рабочими столами для секретарш. Справа был кабинет Цоя и переговорная. Слева белая дверь вела в столовую, где Цой обедал один или с гостями.
Денис заметил, что секретарш в предбаннике не было. Вместо них за одним из компьютеров сидел Саша Борсков.
В кабинете Цой нажал громкую связь, снял трубку с телефона и набрал номер. Денис с удивлением заметил, что номер Цою подсказывать не пришлось.
– Слава, – сказал Цой, – я тут подумал и решил, что мы должны с тобой переговорить.
– О чем речь. Конечно. Как насчет следующей пятницы?
– Сегодня. Сейчас.
– А в чем дело?
– У тебя под рукой факс есть? Я сейчас пришлю факс.
На том конце трубки озадаченно молчали.
– Зачем факс, Костя?
– Затем, что факс иногда труднее перехватить, чем разговор.
* * *
Цой повесил трубку, придвинул к себе лист бумаги и написал на нем четким почерком несколько фраз. Вверху он присовокупил номер факса.
– Отправь, – приказал он Борскову.
Спустя несколько секунд Борсков вернулся в кабинет.
– Он сам принял факс, – сказал начальник охраны, – спустился вниз и принял.
Цой снял с руки часы, пододвинул к себе телефон, положил часы с одной стороны, а мобильники выложил с другой, и принялся ждать. Мобильники молчали и телефон молчал тоже. Цой нажал кнопку селектора и сказал на всякий случай Борскову:
– Если позвонят от Извольского – немедленно соедини.
Но звонка не последовало ни спустя минуту, ни спустя пять минут, ни спустя десять.
Через пятнадцать минут на третьем этаже громко хлопнул лифт, и послышались возбужденные голоса. Цой молча показал Денису на кресло и вышел в предбанник.
Денис откинулся на кожаную спинку и уставился прямо перед собой. На стене перед ним висела фотография в большой раме. Подпись под фотографией гласила: «Ахтарский металлургический комбинат».
Через пять минут на столе Цоя зазвонил прямой телефон. Телефон прозвонил раз, другой и третий, а потом Денис не выдержал и взял трубку.
– Слушаю, – сказал Денис.
Дверь в кабинет распахнулась, и в дверях показался Цой, а за ним – Кирилл.
– Как приятно слышать знакомый голос, – сказал в трубке баритон Извольского, – этого и следовало ожидать.
Денис молча протянул трубку Цою и нажал на громкую связь.
– Слава, – спросил Цой, – ты все еще дома?
– Я уже уезжаю.
– Слава!
– Что?
– Ты не мог бы… не покидать дом? Мы к тебе сейчас заедем.
Денис в ужасе посмотрел на Кирилла. Тот улыбнулся и пожал плечами: мол, дело житейское. Один олигарх просит другого олигарха не выходить во двор, бывает…
На том конце линии Извольский повесил трубку, медленно оглянулся и наконец заметил Калягина, начальника промышленной полиции Ахтарска, временно вызванного в Москву на подмогу.
– Володя, – сказал Извольский, – меня тут попросили не выезжать. Задержи самолет. И будь добр, проверь все подъезды к особняку.
Машину Цоя остановили у съезда с Рублевки, там, где дорога к особняку уходила в лес и петляла между соснами, вынуждая любую машину притормаживать.
Поперек дороги была натянута лимонно-желтая лента, возле нее стояли люди в камуфляже, и далеко-далеко, метрах в пятидесяти, двое охранников ковырялись в асфальте.
«Чайка» Цоя остановилась у препятствия. Денис сидел вместе с Цоем и Кириллом на заднем сиденье, следующей была машина Кирилла, а уж третьим шел джип сопровождения. К головной машине подошел Володя Калягин. Цой приспустил тонированное стекло.
– Вам придется выйти, Константин Кимович, – ровным голосом сказал Калягин, – и пройти до наших машин. Это всего сотня метров.
– А что случилось? – спросил Цой.
Калягин помолчал.
– Там мину на дороге нашли, – ответил Калягин.
– Мощную?
– ТМ-62. На танк хватает.
– Только мину? Без людей?
Калягин перевел взгляд с Цоя на Кирилла, сидевшего в глубине «Чайки». Открыл было рот, а потом нехорошо улыбнулся и произнес:
– А вы вот сидите и думайте, нашли или нет. Так что извините, Константин Кимович, проехать никак нельзя. Хотя я бы именно вашу «Чайку» пропустил с удовольствием.
Цой вылез из машины, прошел к Саше Борскову и что-то коротко приказал. Джип сопровождения начал пятиться назад, а за ним поехали «Мерседес» и «Чайка».
– Ну пошли прогуляемся, – сказал Цой.
* * *
Через двести метров выяснилось, что Цой угадал верно: за поворотом их ждала всего одна машина, и при ней непременный, как запаска, охранник, и если б Цой взял своих, то его охрана все равно бы в машину не влезла.
Спустя три минуты машина закатилась в подземный гараж. Свет в гараже был тускл и скуден, откуда-то капала вода, и двери лифта подпирали два массивных атланта в камуфляже и со «стечкиными».
Лифт в гараже по проекту не было. Его поставили три года назад, когда после покушения чудом выживший Извольский был вынужден почти год передвигаться в инвалидной коляске.
– Вам сюда, – сказал Володя Калягин.
Лифт остановился на третьем этаже, в гостиной, соединенной с зимним садом. Пальмы тихо шевелили растопыренными пятернями, и единственный свет, который был в гостиной, шел от приглушенных неярких светильников, укрепленных в стыках стеклянной крыши.
Извольский был один. Он сидел в мягких креслах у низкого столика, и рядом со столиком стояли еще два кресла и диван. На столике красовался трехлапчатый телефон с громкой связью и бутылка коньяка. В изысканном дизайнерском камине, похожем на стеклянную луковицу, догорали березовые дрова. Извольский был полностью одет, в свежей белой рубашке, видимо для самолета.
– А ведь ты, Денис, в федеральном розыске, – уточнил Извольский.
Денис молча сел в кресло наискосок от хозяина.
Цой и Кирилл уселись на диван.
Присутствие Кирилла сильно смущало Черягу. Кирилл был безмерно предан Степану, жесток, хитер и не очень умен. Последним аргументом в любом споре он всегда считал ствол, – то есть был бандитом в прямом смысле этого слова. В отличие от покойника Бельского.
– Итак, господа, – спросил Извольский, – что вы трое собираетесь мне сказать?
Денис кашлянул. От того, насколько убедительны будут его аргументы, зависела будущее ахтарского холдинга. И судьба группы «Сибирь». И уж конечно его, Дениса, собственная жизнь.
– Прежде всего я хотел бы уточнить, Слава, в каком состоянии находятся твои переговоры с Ревко о передаче всех активов группы в государственный холдинг?
– Это мои переговоры и мои активы.
– Вероятно, тебя заинтересует информация, что Ревко ведет аналогичные переговоры с Константином Кимовичем. И руководителем холдинга обещает назначить его ставленника.
Извольский внимательно поглядел на Цоя.
– В самом деле?
Цой, усмехнувшись, кивнул.
– И я хотел, чтобы вы уточнили, Константин Кимович, что вы согласились на это предложение, так как были убеждены, что Ревко работает на вас и что этот государственный холдинг, на самом деле – это всего лишь способ отнять собственность у Славки.