Его последнюю ленту предлагали назвать «Нечто из Хичкока», но «Семейный сюжет», так он считает, звучит интригующе. Да, и это «наиболее веселый» его фильм — «комический триллер». Теперь, к сожалению, почти разучились владеть этим жанром. В США литературный триллер не считается престижной работой, как в Англии, во времена, скажем, Уилки Коллинза. Впрочем, хорошая литература вовсе не обязательно становится блестящим фильмом. Каждый раз — это риск. Он привык планировать картину заранее, расписывать каждый эпизод, обходиться без импровизаций. Так что при монтаже вырезать почти нечего.
Насилия на экране он всегда избегал (!). Обратили ли внимание, что «даже „Психоз" сделал в черно-белом варианте, дабы не снились потом цветные кошмары»? Игру цвета, эффектного приема киновыразительности, использовал профессионально — съемки ключевого эпизода в картине «К северу через северо-запад» вел, например, только с желтым фильтром: жаркий день, холодный пот, ужас героя Кэри Гранта, которого преследует на открытой равнине самолет-фантом. Зритель начинал ощущать беспокойство уже тогда, когда блекли другие краски и желтый неподвижный воздух заполнял пространство экрана, на котором фигурка человека казалась ничтожной и нелепой. Но нет, он не стращал, всегда старался соблюсти такт и грубо не пугать. Помучить, продлить кошмар — да. Но к зверствам в своих произведениях никогда не призывал, хотя с удовольствием исследовал преступные характеры, неординарные типы. По сути, насилие — на экране — не так уж и вредно: «Ведь мы наслаждаемся опасностью, мы с восторгом охаем в „туннелях привидений", где бродят тени и пляшут скелеты, мы кричим от ужаса и смеемся одновременно — и это естественная работа нашего подсознания. И, что небезынтересно, мы платим за подобные страхи-увеселения». Читает ли он собственные сборники страшных историй? Нет, теперь, на склоне лет, отдает предпочтение биографиям интересных людей. Глядя в «волшебное зеркало», что видит в будущем, какой кинематограф, ну, скажем, лет через пять? Предсказывает бурное развитие видеотехники, будут смотреть его ленты дома, но и в театры ходить не перестанут. И наконец, подводящая итог беседы «нетактичная» записка: «Скажите, это последний ваш фильм?» И бодрый ответ под аплодисменты зала: «Нет, не последний, ведь я все тот же „мальчик-режиссер" (так называли Хичкока в далеком 1926-м)…
Но, к сожалению, не суждено было осуществиться планам Мастера, «Семейный сюжет» подвел черту в его творческой биографии. Оставшиеся годы жизни, хоть и пролетели как одно мгновение, были самыми трудными, словно никак не могли кончиться.
Музей искусств в Лос-Анджелесе организовал ретроспективный показ всех до единой его картин — зал не вмещал всех желающих увидеть произведения художника-легенды, при жизни признанного классиком. В штате Массачусетс один из дней праздновали как день Алфреда Хичкока… а он, устав от чествований, думал о том, что слава в конце жизни — только бремя, здоровья не вернуть, работу сердца уже давно поддерживал стимулятор. Призы и почетные награды ему спешили вручить один за другим, словно боясь опоздать, а он то злоупотреблял своим любимым ликером «Куантро» на торжественных обедах в его честь, то вполне серьезно утверждал, что любимые его темы — это еда, напитки, голливудские слухи и лишь потом кино (именно в таком порядке), то впадал в полную депрессию, болел, всего боялся, говорил, что его бросили и забыли, но он — спохватывался вдруг — еще тряхнет стариной, вот завтра отправится в офис и начнет работу над новым проектом под условным названием «Ночь коротка». И действительно являлся на студию «Юниверсал», начинал диктовать еле слышно какое-нибудь деловое письмо, бросал на середине и, подняв перед лицом дрожащие руки, долго и бессильно разглядывал их. Дома его старалась отвлечь, как могла, жена, изредка навещала дочь, а так никого почти не принимал. В августе 1979 года, когда ему исполнилось 80 лет, навестила Ингрид Бергман; увидев ее, он заплакал и сказал, что скоро умрет. Католик, священников к себе просил не пускать, говорил, что все они его преследуют. Английская королева сделала его кавалером ордена Британской империи — 3 января 1980 года консул вручил сэру Хичкоку награду Ее Величества. Всю церемонию он просидел в кресле, погруженный в раздумья, словно дремал с открытыми глазами. 16 марта его снимали для телевидения — Американский институт кино чествовал старинного друга Хичкока, актера Джеймса Стюарта, и надо было сказать несколько слов. Но уже были улажены все формальности с завещанием, в дом не приглашали больше нотариусов. Он очень ослабел, почти все время спал, как-то произнес: «Умру — и отдохну. Конца своего никто не знает. И нужно умереть, чтобы увидеть, что там — после смерти, хотя католики и питают надежду на лучшее». Алфред Хичкок, великий художник и простой смертный, скончался 29 апреля, утром, тихо и покойно. Он остался один в темных аллеях славы.
Боман повернулся к часам, стоявшим на ночном столике среди склянок, таблеток и пузырьков. Шесть минут десятого. Снова выглянув в окно, он увидел, что девушка в белом халате испуганно взглянула на ручные часики, послала шоферу воздушный поцелуй и торопливо пошла к дому. Она была крупной блондинкой с жизнерадостной упругой походкой. Она двигалась, размахивая руками. Эта бьющая. через край энергия утомляла Джекоба. И все же он продолжал следить за ней, пока она не скрылась под навесом крыльца, и только затем вернулся к завтраку. Она еще задержится, чтобы пожелать кухарке и служанке доброго утра, и к тому времени, когда она постучится в его комнату, он как раз успеет покончить с яйцом и тостом.
Когда раздался стук, он дожевывал последний крошащийся кусок сухого тоста.
— Уходите! — прокричал он.
И сиделка с улыбкой вошла.
— Доброе утро, мистер Би, — проговорила она весело. Она Положила на туалетный столик книжку в бумажном переплете и без особого интереса проглядела оставленный ночной сиделкой бюллетень.
— Как вы себя чувствуете сегодня?
— Жив, — сказал Джекоб.
— Не правда ли, восхитительный день? — Девушка подошла к окну. — Я только что стояла во дворе, болтала с Виком. А там как весной! Хотите, я открою окна?
— Не хочу. Ваш приятель доктор предупредил меня относительно простуды.
— Да, верно… Я забыла. Я, наверное, не очень-то хорошая сиделка. Как вы думаете? — Она улыбнулась.
— Вы сиделка, — сказал Джекоб. — Лучше вы, чем такая, которая не даст мне покоя.
— Вы только так говорите. Я знаю, что это не совсем мое призвание.
— Призвание? Вы хорошенькая девушка, у вас есть другие интересы. Я так полагаю. Вы говорите себе: поработаю я пока сиделкой. Работа легкая, еда хорошая. Так что я скоплю немного денег к тому времени, когда выйду замуж.
Девушка выглядела удивленной.
— Знаете, именно это я себе сказала, когда доктор Холмс предложил мне работу. Вы очень умный, мистер Би. Вы знаете это?
— Благодарю вас, — сухо сказал Джекоб. — Чем старее, тем мудрее.
Он отхлебнул глоток чая и скорчил гримасу.
— Ох! Ужасно! Уберите. — Он вздрогнул под одеялами.
— Вы бы лучше его выпили, — заметила девушка.
— Уберите это от меня, — повторил Джекоб нетерпеливо.
— Порой вы просто как маленький мальчик!
— Ну что ж, я маленький мальчик, а вы — маленькая девочка. Но лучше поговорим о вас. — Он принялся поправлять подушки, но остановился, когда девушка подошла помочь ему.
— Скажите мне, Франсез, — сказал он, когда ее лицо приблизилось к нему, — вы уже подобрали себе мужа?
— Мистер Би! Это слишком личный вопрос, чтобы задавать его девушке.
— Значит, я задаю личный вопрос. Если вы не можете ответить мне, то кому можете? Разве я скажу кому-нибудь? Да и кому рассказать? Ваш доктор-специалист даже не позволяет мне держать у постели телефон, чтобы хоть иногда перезваниваться с маклером. Якобы для меня будет слишком большим ударом, если я узнаю, что потерял несколько тысяч долларов. Он не понимает, что я и по газетам могу с точностью до пенни сказать, сколько я приобрел или потерял… Так что скажите мне, — улыбнулся он доверительно, — как выглядит ваш любовник?
— Мистер Би! Будущий муж — это одно, но любовник… — Она взбила последнюю подушку и прошла к стулу у окна. — Интересно, какой же вы меня считаете?
Джекоб пожал плечами.
— Я считаю вас милой молодой девушкой. Но милые молодые девушки сегодня несколько иные, чем милые девушки пятьдесят лет назад. Я не говорю: хуже или лучше. Я говорю — иные. Я разбираюсь в этом. В конце концов, вы всего на несколько лет моложе моей жены. Мне известно, что мужчинам нравится смотреть на нее, поэтому я знаю, что им нравится смотреть и на вас.
— Но ваша жена красивая. Действительно! Я думаю, она самая потрясающая женщина из всех, что я встречала!
— Тем лучше для нее, — сказал Джекоб. — Так что расскажите мне о своем любовнике,
— Ну что ж, — с явным удовольствием начала девушка. — В общем-то это пока неопределенно. То есть я хочу сказать, что мы еще не договорились о сроках и тому подобное…
— Нет, вы договорились, — сказал Джекоб. — Вы не хотите мне сказать, так как боитесь, что я уволю вас прежде, чем вы сами будете готовы уйти.
— Нет, честное слово, мистер Боман.
— Значит, вы не договорились о точной дате свадьбы. Но месяц да определили. Верно? — Он сделал паузу в ожидании возражений. — Верно. Верьте мне, когда я говорю, что разбираюсь в этом. Итак, в каком месяце? Июнь?
— Июль, — с улыбкой призналась девушка.
— Можете расстрелять меня, я ошибся на месяц… Я не стану утруждать себя вопросом, красив ли он. Я знаю, что да. И сильный тоже.
— Да.
— Но нежный.
Просияв, девушка кивнула.
— Это хорошо, — сказал Джекоб. — Очень важно выйти замуж за мужчину с мягким характером. Но не слишком мягким. Чересчур мягкосердечные позволяют взять себя под каблук. Поверьте мне, я знаю. Раньше я был очень мягким человеком. А знаете, что мне это дало? Ничего, вот что. Поэтому я научился быть другим. Не то чтобы я время от времени не срывался… но каждый раз, когда это случается, я за это плачу. Неудачный брак может быть большой ошибкой. Возможно, самой крупной в жизни. Нужно хорошо знать, что берешь. Но вы же знаете. Правда?
— Да. Он замечательный! Правда, это так! Вы не можете судить, потому что не знаете его по-настоящему, но если бы вы когда-нибудь сели и… — Она запнулась и прикусила губу. — О, я не хотела сказать…
— Стало быть, он из тех, кого я знаю, — сказал Джекоб. — Это уже очень интересно. Я бы никогда не догадался. Может быть, кто-то из моих друзей?
— Нет. Правда, нет, я не это хотела сказать… Просто не так получилось. Это не кто-нибудь…
— Доктор Холмс? — предположил Джекоб.
— О, нет!
— Может быть, кто-нибудь из работающих у меня? — спросил Джекоб лукаво, наблюдая за лицом девушки. — Чарльз?.. Нет, Нет. Это не может быть Чарльз. Вы не очень-то жалуете Чарльза, да, Франсез? Вам кажется, что он смотрит на вас свысока, так?
— Да! — сказала девушка с неожиданным негодованием. — Он заставляет меня чувствовать, что я какая-то — ну, я не знаю — какая. Только потому, что он считает себя таким элегантным. А на самом деле, если хотите знать, он просто рыба.
Джекоб хмыкнул.
— Вы абсолютно правы. Чарльз рыба. Холодная щука. Но тогда кто же это может быть? Мистер Ковени слишком стар для вас, так что остается только… — Он помедлил, его глаза блестели и поддразнивали, рот приоткрылся. — Нет, я не знаю. Намекните мне. Скажите, чем он занимается. Маклерство, может быть? Нефть? Текстиль? — и несколько громче: — Транспорт?
— О, теперь вы меня просто дразните, — сказала девушка. — Вы знаете, что это Вик. Я уверена, вы все время это знали. Я надеюсь, вы не сердитесь. Конечно, я бы сказала вам раньше, но… — Стук в дверь прервал ее.
— Уходите! — прокричал Джекоб.
Дверь открылась, и вошла миссис Боман, поистине потрясающая рыжеволосая женщина, больше похожая на двадцатилетнюю девушку, чем на тридцатилетнюю даму. Она была в бледно-желтом свитере и провоцирующе узких брюках цвета загара.
— Всем доброго утра. Нет, сидите, дорогая, — приказала она Франсез. — Как сегодня ваш пациент?
— Ужасен, — ответил Джекоб.
Его жена наигранно рассмеялась и потрепала его по щеке.
— Ты хорошо спал?
— Нет.
— Он невыносим, не правда ли? — снова обратилась она к Франсез. — Не знаю, ради чего вы его терпите!
— Ради денег, — сказал Джекоб. — Как и ты.
Миссис Боман выдавила смешок.
— Он совсем как ребенок, да? Он уже принимал оранжевую таблетку?
— Да, — ответил Джекоб.
— Нет, — сказала Франсез. — Разве уже пятнадцать минут десятого? Ой, я…
— Боюсь, что уже почти двадцать минут десятого, — холодно заметила миссис Боман. — Хорошо, я сама это сделаю.
Она открыла пузырек и налила в бокал воду из серебряного кувшина.
— Теперь открой рот пошире.