– Мне за вас деньги платить будут, – Кравченко посмотрел на Лилю. – Ваши друзья.
Через пять минут тишины Жданович спросил:
– А ты как вообще, парень, наверное, комфорт любишь, стабильность, уют?
– Люблю, – ответил Кравченко.
– На войне не был?
– Нет.
– Алексей Макарович, довольно, хватит, – умоляюще сказала Лиля, когда Жданович снова окликнул бармена – повторить.
«А ты, оказывается, нянька-то не только для этой малышки Долгушинской», – подумал Кравченко.
Еще через пять минут тишины Жданович, гипнотизируя Кравченко остекленевшим от алкоголя взглядом, снова спросил:
– Значит, любишь уют, комфорт, стабильность?
– Люблю, – повторил Кравченко. – А вы, Алексей Макарович, нет?
Жданович поднялся:
– Поехали из этой дыры.
Несмотря на протест Кравченко он сел за руль сам. Медленно тронулся. Проезжая мимо троллейбусной остановки, Кравченко в свете фар разглядел тот самый рекламный щит гораздо лучше – это действительно была реклама мужских духов «Енжи Ямамото». Брюнет, весь из себя в доску стильный и прекрасный, чем-то неуловимо напоминал выходца с того света.
Следуя за медленно тащившейся «Тойотой», Кравченко думал о том, что заставило его странного клиента после такой бешеной гонки остановиться в каком-то закоулке, на задворках. Его словно бы что-то испугало на этой темной сонной московской улице. Только вот что?
ГЛАВА 13.
КАПИТАН
Бывало так с Аристархом Медведевым, что внезапно, вдруг, лавинообразно, и вроде бы ни с того ни с сего наваливалась на него тоска.
Мигнули в ночи красные огни «Тойоты» с разрисованными боками. И вот уже пуст нулевой причал.
Пусто на душе.
Если вам уже за сорок, половина жизни уже – не ваша. И глупо, ох как глупо изводить себя из-за разной ерунды.
Аристарх Медведев постукивал ребром ладони по поручням трапа. Смотрел туда, где давно уже не было белой «Тойоты», умчавшей Ждановича и девушку по имени Лиля, Лилия… Насвистывал тихонько и вроде вполне бесшабашно: «Жил отважный капитан, он объехал много стран…»
– Ну что, капитан, грустишь? – спросил подошедший Виктор Долгушин. – Да… А они ведь теперь поздно вернутся. Леха до руля дорвался, начнет по всей Москве колбаситься, парню нервы мотать. А ничего вроде парень, а? Неглупый. И второй, этот его напарник – Сергей. Тоже ничего, безвредный пацан. Мы с ним распрощались, ушел он.
Капитан Аристарх обернулся:
– Зачем ты позволяешь ей уезжать с ним на ночь глядя? – спросил он хрипло.
– А как же я могу ей не позволить? – Долгушин явно сочувственно вздохнул. – Вот чудак-человек. Лиля уже девочка большая. Сама решения для себя принимает.
– Она Марусю без присмотра в каюте одну оставила. Сорвалась.
– Маруся спит. Я сейчас заходил к ней. – Долгушин прислонился спиной к поручню. – А ты-то что, капитан, воды в рот набрал?
– А что я ей скажу? Не уезжай, побудь со мной? – Аристарх щелкнул зажигалкой, закурил. Огонек сигареты осветил его лицо. – Да пошло оно все, подумаешь… Когда с якоря сниматься будем?
– Да, пожалуй, наверное, послезавтра. К вечеру. Позвонить мне должны по одному вопросу. Уладим, ну и все – можно отчаливать.
– Город хороший Москва, – вздохнул Аристарх. – Сытый. Веселый.
– Вообще-то одну вещь ты, Аристарх, должен помнить твердо, – Долгушин поманил его к себе пальцем, словно собираясь доверить секрет.
– Какую?
– Под лежачий камень и водка не течет. А юность любит радость. Усек?
– Много он Лильке радости доставит, – Аристарх глубоко затянулся. – Девчонка она. Не от мира сего. А ей о будущем думать надо. Семью заводить, детей рожать.
– Твоих? – Долгушин вздохнул. – Ну что же ты скис, капитан? Раз уж все так серьезно запущено, дерзай. Для кого и для чего я ее взял в это наше плавание?
– Для Маруси своей ты ее взял, – ответил Аристарх и отвернулся.
У Долгушина мелодично сработал мобильный. Он отошел, тихо вторя своему собеседнику: «Так, понял, ясно. Очень хорошо, спасибо».
Аристарх Медведев докурил, бросил окурок в воду и поднялся к себе в рубку. Дела, дела… Все какие-то дела у Витьки Долгушина. Денег вот только что-то не видно.
В принципе все, что он только что сказал, – туфта. Ведь ему все, в том числе и он, Аристарх – до лампочки. Ему бы с собой как-то разобраться.
Вот ведь парадокс – знаешь человека почти четверть века, пуд соли с ним съел, цистерну водки выпил, товарищем своим его считаешь, делишься с ним самым сокровенным – как, мол, в сорок с хвостом ухитриться уложить в койку двадцатилетнюю девчонку, с тем чтоб была она потом не любовницей на час, а женой – на всю оставшуюся жизнь, – а все равно в редкие минуты не ощущаешь между собой и этим человеком, товарищем твоим, этакую стеклянную, крепкую стену. И вроде видно все через стекло – все человеческие слабости, все хитрости, все промахи, страстные порывы души, – а понять ничего нельзя. Правду, что ли, говорят – чужая душа, как и свою собственная, – потемки?
Аристарх Медведев, достал корабельный журнал, вызвал в рубку вахтенного матроса. Эх-ма, что поделаешь? Се ля ви, наверное, мать ее так… Дружба – дружбой, служба – службой. Как бы ни душила тебя когтистой лапой ведьма-тоска, забывать о том, что именно ты капитан на корабле нельзя. Из рубки открывалась панорама ночного порта. Но нет, не впечатляла она Аристарха Медведева.
Видел он за свою жизнь немало портов, рек и морей. Ходил и на сухогрузе по Балтике и северным морям, и под парусами на яхте. Ходил и по Неве. Даже планировал по молодости поступить на лоцманские курсы. Но не сложилось.
Зато сложилось другое. Река – это, конечно, не море. Но водить суда по реке – это тоже если хотите – судьба. Биография. Какой, например, непередаваемый драйв пройти этак ночью по Неве под разведенным Троицким мостом. Кругом огни, огни… Мимо набережных, мимо дворцов – словно по кровеносной артерии к самому сердцу города, который спит и ничего о тебе не знает. Ни о чем не догадывается. А за тобой уже какой-нибудь буксиришка пыхтит, толкает баржу с песком, кирпичом, гравием…
А ты идешь себе самоходом. Ты – капитан. А это – твой корабль. И сам бог не ведает, куда ты его направишь, оставив позади Троицкий мост, к каким причалишь берегам…
Аристарх Медведев сидел в рубке один. Включил приемник. Прослушал прогноз погоды на завтра. Что ж, синоптики вроде обещают погожий день. Осень грядет – осень, осень золотая… А впереди – только река. Чистый воздух, холодные рассветы, простор, свобода поступков.
Но от чего же тогда такая гиль на душе? Смертная, неизбывная тоска?
Он слушал радио, ритмично постукивая ребрами ладоней по колену. Это была многолетняя привычка. Когда-то он профессионально занимался карате-до. И это ему очень пригодилось в жизни. Он помнил – подобные приступы случались с ним и прежде. И всегда он находил способ прогнать сосущего сердце тоскливого уродца. Все снова возвращалось в привычную колею. Приходилось только ограждать себя от разных неприятных последствий.
ГЛАВА 14.
В ТИШИНЕ
После бессонной ночи Катя была словно в лихорадке. С «драгоценного» же все было как с гуся вода – он с утра пораньше совершил пробежку по набережной, принял душ, побрился, с аппетитом позавтракал и отчалил.
– Где тебя искать-то? – спросила Катя.
– Сначала в офисе, потом со Ждановичем поеду разбираться. – Он на ее глазах включил мобильник. – Вот связь.
И все – лаконично и ясно. Словно и не было длинного ночного разговора. «Возможно, он просто привык к моей работе, – думала Катя по дороге в главк, трясясь в троллейбусе. – Возможно, для него все, чем я с ним делюсь, не более чем просто очередная новость. Ну серия убийств, ну и что с того? Он вон говорит – у вас каждый день убийства». К тому, что рассказал ей сам «драгоценный», она пока еще толком не знала, как относиться. Надо же, его наняли на несколько дней в охранники к Алексею Ждановичу – хорошо это или плохо? Судя по тому, во сколько он вчера вернулся домой, – хлопотно и беспокойно. А впереди еще и скандал какой-то маячит публичный, если Жданович все же, несмотря на все усилия и предосторожности, пересечется с Кириллом Боковым.
Но, честно говоря, все эти чужие страсти мало занимали Катю. О Ждановиче и Викторе Долгушине она вспомнила позднее – они прочно связывались у нее с городом на Неве.
На работе она первым делом позвонила в розыск – Колосову, узнать, нет ли еще каких новостей по задержанным в поселке Красный Пролетарий, по барже. Но Колосов уехал в областную прокуратуру. Оперуполномоченный из отдела убийств принес Кате дискету с материалами по убийствам в Петергофе и Белозерске. Среди материалов было и несколько фотографий.
Некоторые были ужасны, те, что были пересланы из Петергофа. Вид утопленника, достаточно долго находившегося в водах Финского залива, вызывал тошноту. Катя углубилась в изучение справок, протоколов осмотра мест происшествий. В Петергофе это был участок берега, в Белозерске – территория бывшего гаражного кооператива. На дискете не было материалов по Валерии Блохиной. Надо было смотреть уголовное дело и рабочую документацию розыска.
Для начала Катя особо выделила для себя петергофскую находку. Тело неустановленного потерпевшего, как значилось в справке, было обнаружено 2 января. Однако, судя по внешнему виду, тело до момента обнаружения пролежало на берегу не менее двенадцати часов. Катя, пересиливая себя, взяла в руки снимок с места происшествия. Признаки разложения… «перчатки смерти»… Все эти «водные» прелести налицо.
В памяти всплыла картина – она стоит на очищенной от снега террасе Монплезира. Тут же Вадим и Серега Мещерский с бутылкой шампанского. В темное небо со свистом взлетают петарды, рассыпаясь в вышине тысячей разноцветных огней. Где-то там, за аллеями парка – темный дворец Марли, чугунная ограда. Обледенелый спуск к берегу залива. «Когда мы тогда вечером, 1 января были в Петергофе, тело уже было на берегу, – подумала Катя. – Оно было там, совсем недалеко, а мы…»
Ей вспомнился их с «драгоценным» номер в отеле – бежевые шелковые обои, плотные шторы, стильные лампы, вид на Исаакий. Она так желала и так боялась увидеть на фоне окна некий призрачный силуэт, профиль мертвеца, навек лишенного покоя и блуждающего по новым, перестроенным гостиничным коридорам. А получается, что мертвец стерег ее совершенно в ином месте. Если бы тогда они в парке пошли не к Монплезиру, а к дворцу Марли, то…
«Нет, мы бы не увидели его, – Катя отложила снимок. – Было уже поздно, темно. Его даже охрана парка не сразу заметила. Только наутро».
Она выбрала из пачки фотографий другую – еще одно тело, это уже Белозерская «находка». На снимке был запечатлен голый мужчина, лежавший навзничь на бетонной площадке перед гаражом. Мужчина был вполне упитанный, если не сказать толстый. Его руки, ноги, грудь, пах были покрыты густой темной растительностью. Он был брюнетом, явным южанином. Как и на теле Валерии Блохиной спереди на теле имелся длинный ножевой порез. На другом снимке, где труп в ходе осмотра был уже повернут на живот, аналогичный порез был зафиксирован и на спине.
Некто, как и с Валерии Блохиной, срезал с гражданина Манукяна Рафаэля Мовсесовича всю одежду.
«Зачем он раздевает свои жертвы? – подумала Катя. – Зачем раздевает именно таким способом, используя нож? Ведь убивает-то он их выстрелом из пистолета. Или это для него какой-то важный ритуал? Какой?»
Она всматривалась в мертвое лицо Манукяна. Приятный, сравнительно еще молодой. Полнота вот только немного его портила… Был он владельцем передвижного зооцирка. И, не моргнув глазом, погубил всех своих питомцев. Бросил животных – голодных, на морозе, на произвол судьбы. Колосов вон сказал: там был звериный Освенцим. А сам-то, сам-то Манукян по виду такой сытый, поесть, наверное, вкусно всегда любил и ни в чем себе не отказывал.
«Что же связывает его и Блохину? – думала Катя. – Что связывает его и этого неизвестного из Петергофа?»
Она перешла к изучениям снимков улик, найденных на трупах. Да, Никита Колосов был прав – везде, видно даже невооруженным глазом, одни и те же предметы использованы – синтетический шнур и маленькие квадратные жетоны из металла с дыркой. Действительно, чем-то напоминают личные воинские жетоны и одновременно номерки для вешалки. И еще бирки. Да, бирки с инвентарными номерами.
Катя сравнила фотоснимки, достала листок с переписанным номером с жетона, найденного на руке Валерии Блохиной. Внимательно пересчитала во всех трех номерах количество букв и цифр. Что же получается? Количество букв везде совпадает, причем на всех трех жетонах буквы одинаковые «К» и «У». Буква «К» идет первой, за ней цифры, затем идет буква «У» и после нее знак «№» и снова цифры. Число цифр на жетонах – разное. И что все это может означать?
Катя решила отсканировать и распечатать для себя снимки жетонов. Спустилась этажом ниже, в телестудию пресс-центра. У них, помимо сканера, имелся мощный, качественный фотопринтер. Из всех телевизионщиков в телестудии дежурил на телефоне только самый молодой – Костя Смагин, остальные все были в разъездах по районам. К Косте Смагину в гости заглянула знакомая девушка из Информационного центра. Они собирались вместе идти в столовую обедать, а пока болтали в перерыве между телефонными звонками.
Катя попросила Смагина отсканировать и распечатать фотографии. Приятельница Смагина, в ожидании пока он освободится, включила магнитолу. Тут же хотела переключить на другую радиостанцию, но Смагин сказал:
– Нет, Света, оставь это.
«Наутилус Помпилиус» исполнял песню «Князь Тишины». Это была явно ретро-запись начала девяностых – голоса были совсем еще юношескими.
– Да ну, – девушка Света из ИЦ убавила громкость.
– Не нравится? – спросила Катя.
– Да не поймешь ничего. Что за песня? Какой-то князь тишины. Почему-то «добрейший», куда-то идет и опять в какой-то тишине… Вообще, такое старье, сто лет назад так пели.
– Светка, это нетленка, – недовольно возразил Костя Смагин. – Если ничего в этом не понимаешь – молчи, не позорься.
– Ты много понимаешь. Подумаешь, – девушка Света из ИЦ тряхнула светлыми волосами. – Ну о чем они поют?
– Это поэтическая аллегория, – сказала Катя.
– А кому нужна эта поэтическая аллегория? На танцполе, где зажигать надо, танцевать? Колбаситься, кайф ловить? Вон про девушку Прасковью – все понятно. Про девушку Вику – тоже все понятно. У меня подружка по институту Вика есть, так она просто тащиться от этой песни, тащится! Даже на мобильник ее скачала. А тут скукота какая-то: князь какой-то в тишине… Заумь какая-то. Это уже не модно совсем.
– А «Крейсер Белугин» тебе нравится? – спросила Катя.
– Нет, не знаю. Это тоже какое-то старье. Мура.
– «Крейсер» «Наутилусу» подражал. Только ничего хорошего из этого не вышло, – с видом авторитетного знатока заметил Костя Смагин. – Он вообще сейчас в загоне полнейшем. Бутусова хоть иногда по телику показывают. А Долгушина я уже года три нигде не видел. И концертов его нет. И компакт-диски почти не выпускают.