Катя жалела Блохину. После посещения анатомического театра ее убийство стало не просто материалом для публикации, которое можно бойко описать в трех столбцах, скинуть в газету и потом забыть. Катя всем своим существом жаждала справедливости. Она хотела добиться, во что бы то ни стало, чтобы человек, так надругавшийся над несчастной и без того наказанной судьбой, был пойман. Она хотела суда над убийцей. И она искренне считала, что уже начинает понимать некоторые обстоятельства случившегося.
Но она заблуждалась. Все обернулось совершенно неожиданной стороной. Настолько неожиданной и странной, что ей вновь пришлось задуматься о справедливости судьбы, равновесии и гармонии.
Началось же все с того, что, явившись в Химки к пяти часам вечера, она застала в местном розыске двух знакомых оперативников из отдела убийств. Они с самого утра занимались проверкой фирм, работавших с молодежным контингентом. Оба опера собирались ночевать в кабинете, на столах – такой был завал работы.
В дежурной части Катю огорошили неприятной новостью: участковый Кукушкин до семи вечера ведет прием населения в опорном пункте и будет в отделе лишь к разводу дежурных патрулей. Катя решила не ехать в опорный пункт, где у Кукушкина и без нее хватало забот, а подождать его в отделе. А пока убить время тем, что порасспрашивать колосовских орлов – есть ли хоть какие-то сдвиги?
Один из оперативников дал ей взглянуть на длинный список местных фирм и ТОО. Блохина могла работать где угодно. В фирме «Селена», например, дающей броскую рекламу в Интернете и газетах по поводу подбора персонала «от 18 до 28 лет для работы официантками, барменами и менеджерами в кафе и ресторанах столичной сети торговых центров и мега-холдингов». Могла она трудиться и в некой фирме «Клеоданс», объявлявшей самый широкий набор «девушек и юношей привлекательной внешности» на курсы промышленного дизайна и компьютерной графики.
В длинном списке значились так же фирмы, занимавшиеся преподаванием танцев, карате-до, фэн-шуй, актерского мастерства, набиравшие молодежь на курсы японского и корейского языка, каллиграфии, пластики, предлагавшие «высокооплачиваемую работу за рубежом», приглашающие «молодых, энергичных из провинции» на работу прислугой в обеспеченные семьи с проживанием и без такового – и так далее и так далее.
Два с половиной часа беспрерывных телефонных переговоров с менеджерами и операторами – Катя, чтобы скрасить ожидание, начала помогать оперативникам обзванивать фирмы – слились в какой-то нескончаемый абсурдный диалог, в котором то и дело в разных вариациях повторялись одни и те же вопросы и ответы: «У вас работала Валерия Борисовна Блохина?» – «Нет у нас такой сотрудницы», «В штатах не числится», «Спрошу у начальника – нет, не значится», «Никогда о такой не слышали».
Это был тот самый нудный, самый изматывающий, самый неблагодарный оперативный поиск, который так не любят показывать в сериалах «про ментов», но который, увы, сжирает, как акула, львиную долю времени, нервов и сил. Вся эта бесконечная рутина в служебных документах обычно обозначается краткой фразой «в ходе оперативной проверки». А тянется эта проверка дни, недели, а порой и месяцы. И очень часто, несмотря на все титанические усилия, не дает никаких результатов.
К половине восьмого Катя почувствовала, что она или закричит или разобьет телефон об стену. Она малодушно ретировалась в дежурную часть, решив, что Кукушкин – это последняя надежда. Но Кукушкин задерживался!
– Когда же будет Иван Захарович? – теребила Катя дежурного.
– Так прием граждан же. Смотря сколько жалобщиков придет. Не выгонишь же и домой не отправишь. Иван Захарович такой привычки не имеет, чтоб народ по сто раз гонять, – участковый изъяснялся как дипломат. – Иного и турнуть бы в шею не мешало – не ходи, от дела по пустякам не отрывай. А Захарыч нет… Да вы не волнуйтесь, к ночному разводу он уж непременно будет.
– К ночному разводу? – Катино настроение резко упало.
К восьми отдел опустел, усиления не было, развод прошел. Катя из кабинета в розыске с тоской смотрела, как разворачиваются на улице Гоголя, где располагалось УВД, милицейские машины.
В половине девятого Катя позвонила домой, но телефон в квартире не отвечал. «Драгоценного В.А.» где-то носило. Катя чувствовала себя усталой и злой. Все ее простые планы рушились, вечер пропадал впустую. Она хотела было уже бросить все – вряд ли и Кукушкин будет рад ей после затянувшегося приема граждан. Как вдруг ее внимание привлек громкий шум в дежурной части.
Слышались резкие женские голоса – кто-то хохотал, кто-то посылал кого-то далеко и надолго, кто-то орал благим матом: «Чулок мне, сволочь, разорвал итальянский!»
Первые патрули выехали на Ленинградское шоссе, собрали чохом и доставили в дежурную часть первый улов – вышедших на ночной промысел проституток. Процедура была самая обычная. Катя не раз уже делала репортажи о таких рейдах.
Но вопли в дежурке звучали так дерзко, так злобно и так весело, что равнодушной к такому концерту трудно было остаться.
Задержанных Катя насчитала двенадцать человек: десять девиц и двух жеманных размалеванных парней, одетых в мини-юбки, сетчатые чулки и дорогие жакеты из вязаной норки.
Для Ленинградского шоссе пареньки были чем-то новеньким. Они горланили громче всех сиплыми сюсюкающими голосами.
– Ну надо ж, новый чулок порвали, паскуды! – вторила им что есть мочи смуглая девица в кожаных шортах и атласном алом бомбере, под которым не было ничего, кроме черного корсета. – Куда я такая разорва теперь? Скажут еще – под забором валялась!
Черный чулок на острой коленке девицы действительно зиял дырой.
– Версаче чулки, стоят больше, чем вся ваша зарплата заразная! По суду мне ущерб вернешь, все до бакса! – орала девица молодому сержанту с дубинкой.
Сержант ткнул дубинкой в сторону скамьи – сядь и заткнись.
– Житья никакого от гадов нет, – девица плюхнулась на скамью, покосилась на стоявшую рядом Катю: – Ну, чего пялишься?
– Черт, жалко, такая классная вещь была, – Катя кивнула на дыру.
– Это я в их паразитской машине за какой-то крюк зацепилась, – девица плюнула. – А ты чего тут? Тоже зацапали?
– Да нет, я участкового жду.
– Это ночью-то? Зачем? – Черные глаза девицы царапнули Катю. – Стучишь, что ли, на кого?
– Насчет знакомой одной спросить надо. Знакомую у меня убили.
– Убили? Кто?
– Ха, знать бы кто, – Катя села рядом с проституткой на скамейку. Она и сама не знала, для чего затеяла этот разговор.
– Ну, менты тебе скажут. Жди, надейся, – девица снова сплюнула. – Подруга что ль, твоя?
– Да нет. Не подруга. Просто я думала – с работой она мне поможет. Объявления она в газетах через фирму давала насчет работы. Ну, я через нее устроиться хотела, – Катя импровизировала на ходу, – а ее убили. Она у меня паспорт забрала.
– Паспорт забрала? – Девица прищурилась: – Да ты куда устроиться-то хотела?
– Я? – Катя вздохнула: – Да мне в принципе все равно. Эта, которую убили, обещала с три короба – выезд за рубеж, расчеты в евро… Ну, я что-то засомневалась. Понимаешь, баба она какая-то того, чудная…
– С тараканами, что ли? – девица спрашивала лениво. – Сигаретки нет?
– Не курю, прости. Резинка жевательная вот, вкус арбуза. Хочешь?
– Давай. Я вообще жрать хочу. Думала – возьму сейчас какого-нибудь чувака, махнем в Шереметьево сначала в ресторан, – девица помассировала живот под курткой. – Паразиты ментовские, вся работа с ними коту под хвост…
– Тебя как зовут? – спросила Катя.
– Меня Камилла. А тебя?
– Катерина. Так вот, усомнилась я в предложении, а паспорт все же отдала.
– Зря. Теперь фиг возьмешь. А чего ты усомнилась-то?
– Да говорю же, баба эта, что со мной говорила, – чудная. Такая теплынь, а у нее перчатки на руках кожаные, – Катя рассказывала байки. Вроде бы зачем, к чему? Что ей эта девка с разорванным чулком? – Я на перчатки посмотрела, так меня прямо в жар бросило. Перчатки – мамочка родная – такие, что…
– Что? – неожиданно резко спросила девица Камилла.
– На шестипалую руку перчаточки сшиты, вот что, – Катя повертела перед Камиллой растопыренную ладонь. – Ты себе представляешь?
Камилла вдруг наклонилась, едва не стукнув своим смуглым выпуклым лбом Катю в висок:
– А ты точно это знаешь? – спросила она с тревожным любопытством.
– Что знаю? – Катя почувствовала, что весь этот бред, вся эта байка, весь этот экспромт, возможно, сейчас, вот сейчас сослужит ей такую службу, о которой она и мечтать-то не могла.
– Это точно, что Лерку Шестипалую пришили наконец-то? – в самое Катино ухо просвистела Камилла. – Или это только слухи вонючие?
К грузовому причалу вызвали сотрудников речной милиции. Не поставить их в известность о происшествии было неэтично. Речники подрулили на новеньком катере как раз в ту минуту, когда Никита Колосов вместе с оперативниками, сопровождавшими Тихонова, вышли из машины.
Причал 9-17 действительно располагался всего в пяти километрах вверх по каналу от Октябрьского-Левобережного. Место было глухое: небольшой затон, окруженный старыми, заброшенными пакгаузами.
У причала была пришвартована баржа, уже на две трети разгруженная. На нее нехотя и указал Тихонов. Имелись на причале кран и экскаватор – оба бездействовали. Тихо было кругом. Не было ни машин, ни людей – причал словно вымер. Судя по всему, на местный трудовой контингент так подействовало неожиданное появление милиции.
Колосов коротко переговорил с коллегой из речного отдела, старшим лейтенантом. Тот хорошо ориентировался в обстановке и знал многих, работавших на причале, – в том числе и некоего экскаваторщика Каримова.
– Вы с ним не миндальничайте, – сразу предупредил старлей Колосова. – Я его пока за руку не ловил, но информацией располагаю – траву курит. Они тут на причале хорошую деньгу зашибают в сезон. Так у него все до рубля в дурман травяной уходит. Сбывать сам не сбывает, но для себя берет активно.
– У кого? – спросил Никита.
– Река большая, – старлей хмыкнул. – Река поит, река кормит, а кого и травой снабжает бесперебойно. Вы вон подозреваете – труп к вам на территорию по реке приплыл…
– Это версия пока.
– Версию проверим. А трафик этот речной мы тут скоро прихлопнем. Так помните – с Каримовым по всей, как говорится, строгости закона.
Однако и экскаваторщика Мурата Каримова еще тоже предстояло найти на причале. Оперативники двинулись обшаривать пакгаузы, а Колосов вместе со старшим лейтенантом, не теряя времени, поднялись на баржу. Палуба ее была пуста, но над кормой над камбузом вился легкий дымок. Пахло жареным луком и гречневой кашей.
Выглянул молоденький паренек в тельняшке. Они попросили его позвать капитана. Капитан отсутствовал. Вместо него вышел боцман, он же старший помощник. Стали разбираться. По документам баржа пришла из Костромы с грузом песка и цемента. Ни одной накладной на гравий не было. Колосов предложил боцману – это был пожилой, однако могучего сложения мужчина по фамилии Криволапенко проверить груз, имеющийся в наличии.
Вместо песка, как и следовало, ожидать, оказался гравий – груз более дорогой, востребованный и явно левый.
– Отвечать ведь по суду придется, Максим Маркелыч, – корил старший лейтенант боцмана Криволапенко. – Надо вам это, а? Ведь заслуженный работник речфлота… Сколько навигаций у вас за плечами, одни только благодарности – и что в результате?
– Да бес попутал, – отмахивался боцман, явно не слишком-то веря в «отвечание по суду». – Предложил нам этот груз жучила один. Сезон вроде кончается, думали таким способом убытки покрыть. Ведь не навигация – слезы. Одни сплошные убытки. А горючее сколько стоит, а шлюзовые каждый месяц повышают? Ну и вот, взяли. Что сделаешь? Вот голова моя, вот порог – рубите.
Колосов наблюдал за боцманом. Попросил вызвать на палубу команду. Явились два молоденьких матроса.
– Вспомните, пожалуйста, детально все подробности погрузки и разгрузки гравия на баржу. И так же как можно подробнее опишите маршрут – как шли из Костромы сюда. Где останавливались, на каких причалах. Какие шлюзы проходили, – попросил он. – Вот вам, Максим Маркелович, лист бумаги, ручка – изложите все, стараясь не упустить ни одного факта.
– А для чего это вам? – удивился боцман.
– Это очень важно. Еще представьте нам полный список вашей команды с фамилиями и адресами.
– Так у нас команда сборная, – усмехнулся боцман, – Адреса – весь СНГ.
– Ничего, проверим.
– Да чего проверять-то нас? Неужто из-за этого гравия?
Колосов не ответил. Он пока еще ни в чем не был уверен, поэтому не хотел упоминать ни об убийстве, ни о трупе. Сейчас было важнее выяснить другое.
Оперативники отыскали экскаваторщика Каримова не в пакгаузах, а на «маяке» – так называлась торговая точка в соседнем селе. Каримов запасался харчами и любезничал с местной продавщицей, по возрасту годившейся ему в матери. Был он, как и Тихонов, человек еще молодой, но молодость его уже успела как-то полинять от тяжелой физической работы и травки, которой он был верным слугой.
Когда его доставили на причал, он был слегка уже под кайфом, а поэтому расторможен и развязен. Колосов взглянул на его сморщенное коричневое от загара лицо, на лихорадочно блестевшие глаза, на гнилые зубы наркомана и решил последовать совету коллеги из речной милиции – не миндальничать.
Указал на баржу:
– Ты работал на экскаваторе, гравий разгружал в ночь на 3 сентября?
– Я по ночам не работаю, у меня женщина есть, – Каримов захихикал.
Колосов жестом подозвал стоявшего в стороне хмурого Тихонова.
– Знаешь его?
– Каримов это, экскаваторщик.
– Он загружал твою машину?
Тихонов кивнул.
– А чего тут такого? Ну, загружал, – Каримов развел руками. – Аврал у нас был, начальник. Зашивались мы, забыл я.
– Трава память отшибла? Ну-ка, руки подыми.
– Чего?
– Руки, я говорю, – Колосов быстро обыскал его, достал из кармана бушлата спичечный коробок. Открыл. В коробке был маленький белый пакетик. – Что, трава уже побоку, Мурат? На порошок переходим?
– Это не мое, – взвизгнул Каримов. – Это ты мне сейчас подложил, шайтан!
Колосов подбросил коробок на ладони.
– Кто женщину убил? – спросил он. – Кто труп в гравий прятал?
– Какую женщину? – Каримов заморгал. – Начальник… Начальник, шутишь?
– У него в кузове грузовика в гравии, – Колосов кивнул в сторону Тихонова, – оказался труп женщины зверски убитой. Он твердит – не убивал. Так ведь, Паша?
– Не убивал я никого, – страдальчески откликнулся Тихонов.
– Вот, слышал, Мурат? А ты экскаваторщик. Ты его ЗИЛ грузил. Выходит, ты и…
– Да вы что? Кого я убил, зачем?! – Каримов подскочил, как мяч. – Пашка, шайтан проклятый, что ты врешь-то все?
– Так вы же только вдвоем на причале в ту ночь были. Эти, с баржи, которые, они кроме вахтенного – пацана зеленого, все в город смотались, – Колосов говорил неторопливо, – а труп в кузов ЗИЛа попал вместе с гравием. Так как же это, а?
– Да не знаю я ничего! – Каримов бешено замахал руками. – Что я вижу, что ли? У нас тут что – прожектора? Где ты, начальник, хоть один фонарь видишь? А я усталый был, как черт. В кабине печку включил. Печка у меня теплая, ж… я на ней греюсь, сижу. Радио врубил себе и вкалываю, гружу. Чуть ли не на ощупь, на автомате.
– От героина на автомате? – спросил Колосов. – Ну, признавайся, обкуренный был в дым в ту ночь?
Каримов опустил голову:
– Не без этого, начальник. Болезнь это у меня. Веришь, лечится вот хочу – денег нет.
– Лечиться? Ишь ты. Ну-ка, давай к агрегату твоему пройдем, – Колосов толкнул Каримова к экскаватору. – Давай, давай садись. Заводи.
– Зачем?
– Труд мне свой ударный сейчас покажешь. – Колосов вслед за Каримовым залез в кабину экскаватора. – Эй вы, там, на барже, атас! Давай, полный ковш нагребай, поднимай! Делай все так же, как и тогда ночью. Хорошо. Стоп!