— Принял. Дистанция?
— Семьсот… восемьдесят.
— Ветер.
А хрен его знает…
— Кажется, северный, несильный. Футов десять в секунду.
— Цель темные очки, контроль.
— Подтверждаю, темные очки, цель открыта.
Винтовка негромко фыркнула выхлопом — и стоящего у вертолета человека в темных очках сломало пополам. Второй, тот что пониже, который был опознан нами как Томас Дьюи, с поразительным проворством нырнул за бронемашину.
Те, кто прикрывал очкастого — сделать ничего не смогли, они тупо сгрудились, часть из них прикрывала тело, часть — палила короткими очередями в нашу сторону — но я видел, ячто плят он и по кромке леса, как я и предполагал. Пули бились о проволоку, издавая противный, какой-то цвинькающий звук.
А вот дальше произошло то, чего я совсем не ожидал.
Один из Страйкеров резко сдал назад и стал разворачиваться, на Хаммере Ганнер довернул пулемет — и град пуль калибра 0,50 свинцовой метелью ударил по вертолету и по гардам, пытающимся прикрыть раненого или убитого шефа. Вертолет был небронированный, гражданский — потому пули пробивали его насквозь, проделывая в алюминии огромные рваные дыры. Не лучшей защитой против таких пуль были и бронежилеты гардов — их просто смело, один за другим они падали на бетонку, окропляя ее кровью. Пулеметчик бил короткими очередями, экономя боеприпас и ресурс ствола — и каждая такая очередь подбрасывала одного из мертвых гардов или вообще — разрывала его пополам.
А в следующий момент — остававшиеся в воздухе вертолеты — это были Ястребы, тяжелый вариант с пулеметами и ракетами, уже повернувшие на нас, снова развернулись — и открыли швальный огонь по МРАПу. Когда по машине ведут огонь два Минигана — зрелище эффектное, хотя и короткое. МРАП буквально окутался искрами рикошетов, каким-то дымом — а следом, огонь по вертолетам открыли с земли. Стреляли из больше чем десятка автоматов, трех или четырех пулеметов и двух башенных установок БТР, создавая сплошную зону огня.
— Закончил!
Майор это крикнул почти мне в ухо, потому что грохот стоял просто несусветный, грохот, визг, гул разрывов, до нас просто никому не было никакого дела, те кто был на полосе всеми силами пытались убить тех, кто прилетел на вертолетах, а те кто был в вертолетах — пытались уничтожить тех, кто на земле.
— Вижу. Уходим.
Как раз в этот момент обороняющимся повезло — один вертолет дернулся — и пошел крутиться по кругу все быстрее и быстрее, одновременно снижаясь — как в Падении черного Ястреба, только все это дерьмо происходило в паре сотен ярдов от нас. Те, кто оборонялся знали что делали — били не по кабине, а по хвосту, стараясь зацепить или редуктор или его привод. Что творилось на полосе видно было плохо от дыма и пыли — но как минимум один Страйкер горел, осев на бок, и щедро дымил, по вертолетам стрелял только один крупнокалиберный пулемет.
Мы поползли к лесу…
Уже из лесного массива я увидел, как вдогонку за набирающим высоту и уже дымящим, единственным уцелевшим вертолетом взлетели сразу несколько маленьких светлячков, комет. Потом произошло то, чего и стоило ожидать — светлячки догнали вертолет, и тот прекратил свой полет, ослепительно и ярко развалившись прямо в воздухе грязным, желто-черным облачком.
Засматриваться на это было некогда. Надо было уходить.
Первые вертолеты появились практически сразу — мы бежали лесным массивом, я вел, потому что этот массив был мне знаком как свои пять пальцев. Здесь Дельта проводила занятия, «накрывали поляну»[45] — десантники из восемьдесят второй, они же были нашими противниками. У русских в несколько раз больше десантных частей, несколько полных дивизий, и в случае войны именно они должны были стать нашими противниками. Не знаю как русские, долго с ними служить не приходилось, только в Европе, на миротворческой миссии KFOR — а вот ребята из восемьдесят второй были очень даже достойными противниками. Никогда не забуду как прокололся, и их сержант охаживал меня по почкам ногами пока остальные тащили через лес за ноги. Но это еще полбеды — напарник выплюнул несколько зубов, когда к его привлекательной (до того момента) физиономии приложились прикладом М16. Я тогда еще был молод и глуп, и имел наглость пожаловаться насчет необоснованного применения силы при задержании. Удивительно — но со мной изъявил желание побеседовать сам генерал Питер Шумейкер, тогда командир Дельты и будущий начальник штаба сухопутных сил. Он посмотрел на наши перемазанные кровью физиономии — у Ника, моего напарника был сломан нос и помощь ему никто и не думал тогда оказывать — и сказал: именно это и бывает с проигравшими. Когда придут с жалобами на вас — я тоже не будут это слушать.
Потом нас конечно оказали помощь — но это я запомнил на всю жизнь. Не проигрывай — и не будет повода, чтобы жаловаться. Пусть лучше жалуются на тебя.
— Левее!
Надо было набрать нормальный темп. Нас учили, что нормальный солдат спецназа не должен рассчитывать ни на какое транспортное средство, кроме своих ног. В тылу нет никакой поддержки. Если есть возможность захватить транспортное средство противника — тем лучше, если нет — ты должен проделать путь на своих двоих. Причем марафон — это так, небольшая разминка. Но мне уже было не сколько лет, сколько было когда я тренировался в этом лагере, я ушел из армии и какое-то время проработал помощником шерифа, разъезжая по Техасу на пикапе. И теперь это давало себя знать — я никак не мог «поймать темп», темп бега, когда организм как бы не замечает его, когда втягиваешься в бег и кажется, что можешь так бежать до бесконечности. И уже чувствовал, что дыхание начинает сбиваться…
— Еще левее…
— Легче, кэп… — майор похоже не выдерживал.
— Нам надо валить отсюда.
— Знаю!
Ветка хлестнула мне по лицу, едва не по глазам — очков не было. Это заставило меня все таки сбавить темп, возможно и впрямь взял лишнего.
— Что за хрень там случилась?
— А дьявол его поймет…
Действительно — дьявол поймет. Думать на бегу — не самое приятное занятие но все же из головы не выходит. Такое ощущение — как будто этого подставили нам под выстрел.
Мы что — пристрелили не того?
Но если так — какой смысл был устраивать такую перестрелку, в которой сбили три вертолета и погиб не один десяток человек. Это не могло быть инсценировкой, уж я то точно разберусь и отличу кино от взаправдашнего боя. Все те люди, которые погибли на наших глазах — погибли на самом деле, возможно погиб и тот, кто любил называть себя именем покойного федерального прокурора — Томас Дьюи. Ради чего все это было?
— Еще левее!
Тропинка, почти незаметная, вилась под ногами, ветки хлестали по лицу.
— Собак пустят?
— Не знаю!
Что сейчас происходит на базе? Когда они начнут искать нас. Или — не начнут вовсе? Нет, начнут, Хотя бы потому что мы единственные из посторонних, кто видел все что произошло. Мы свидетели, и нас надо убрать хотя бы поэтому.
— Овраг, футов пятнадцать!
Прыжок — и ноги пружинят, приземляясь. Снова бегом, бегом, только бегом и еще раз бегом. Теперь мы как загнанные олени. Олени, несущие по тридцать с лишним килограммов на себе, из которых ни один нельзя сбросить, чтобы облегчить бег.
— Правее!
До забора еще пара миль, а вот что дальше… Здесь по крайней мере нет одержимых, там же мы уже не сможем нестись как олени, но при этом задача унести свои задницы не теряет своей актуальности.
Накаркал! Вертолет, идет низко, над самым кронами. Не сговариваясь, падаем на землю — лежащим неподвижно, учитывая то, что нас прикрывают кроны деревьев, засечь практически невозможно.
Майор подбирается поближе ко мне, лицо его аж серое — значит, ему еще хуже чем мне. Да, рутинные три мили утром — не шутки, даже месячный перерыв в нормальной боевой учебе дает о себе знать. В таком звании да еще с такой специальностью «снайпер» таких беговых нагрузок не дают, конечно.
— Что мы там сделали? Ты уверен, что грохнули того?
— Ни хрена я не уверен! Но если не его — какого черта такой кипеж? Мне показалось — там ад разверзся…
— Никогда не видел такого… — протянул майор.
— Самолет сделали?
— Обижаешь, капитан. В лучшем виде.
Скоро нам предстоит узнать — так ли это. Пуля 7,62 повреждает двигатель далеко не в ста процентах случаев. Если Спектр сумеет взлететь, пока мы не уберемся на достаточно большое расстояние и по крайней мере не выйдем за охраняемый периметр — нам крышка.
Вертолет прошел почти над нами, струя воздуха от винтов шевельнула кроны.
— Двигаем.
— Куда?
— Предлагаю — влево градусов шестьдесят. Потом снова повернем.
Я вскочил на ноги, вскочил — конечно, сильно сказано…
Вертолет, суд по звуку турбин, какое-то время не меняющему тональность — завис где-то впереди.
— Подожди, капитан.
Майор наскоро «примастырил» гранату, без лески, безо всего — просто положил так, что чуть затронешь ногой и… Глянув на меня подмигнул.
— Афганская наука.
— Зачем? Думаете, сейчас кто-то будет кого то эвакуировать?
Гранаты обычно ставят на отходе для того, чтобы при подрыве даже одного человека — вывести из строя пятерых, включая четверых которые вынуждены будут заниматься эвакуацией и не смогут участвовать в преследовании. Ну двоих — если с носилками и без охранения. Но сейчас я ни в чем не был уверен, пострадавшего могли просто пристрелить.
Напоследок майор достал из кармана носовой платок, промокнул им лицо — и… положил на одну из гранат, а сверху уже сучок.
Собаки!
Ловушка не для людей — для собак. Собака с проводником пойдет во главе группы, собака — первой, дальше на расстоянии поводка проводник. Собака ищут по запаху, почуяв запах пота собака непременно сунется сюда своим носом, а так как она ничего не знает про ловушки — оторвет голову ей и пострадает проводник. Уничтожение СРС с проводником снижает боевые возможности группы на треть, конечно может быть и МРС,[46] она не сунется носом на гранату, обучена садиться рядом. Да и не станет МРС-ка работать по следу, у нее совсем другой профиль.
— Нормально — оценил я.
После чего мы снова побежали — уже другим азимутом.
Примерно минут через пятнадцать мы услышали взрыв — а потом, через пару секунд, длинную на весь магазин автоматную очередь. Возможно — у кого-то сдают нервы.
На месте этих, тех кто гоняется за нами — я бы попытался выставить посты по всей длине внешнего периметра. Но это сделано не было, возможно из-за того, что не хватало людей, возможно еще из-за чего. А нам надо было решать — прорываться через периметр прямо сейчас или уходить по темноте. Решение непростое, если учесть, что к тому вертолету, который высаживал десантную группу, присоединился еще один, и теперь они вились над сектором, подобно разбуженным в гнезде осам. И группа — хоть без собаки, но взрывом она установила начало нашего следа. А заметать следы у нас не было ни времени, ни сил.
Я на секунду остановился, чтобы сориентироваться.
— Сюда! Сорвем след!
Здесь, в этом лесу, где мы тренировались как у нас, так и у десантников были маленькие хитрости, позволяющие как напасть на след, так и сорвать его. Были и норы, чтобы отсидеться — но я не имел права думать, что среди преследователей нет никого, кому не известны все эти укрытия — не может быть, чтобы среди них не было ни одного местного. Здесь было немало речушек и можно было бы пройти ими — но это остановит преследователей ненадолго, над руслом реки нас наверняка засечет вертолет, да и сушить обувь после этого приключения нам будет негде. Но кое-то все же можно было сделать…
С разгона — не потерял сноровки — я подпрыгнул и уцепился за ветку, раскачиваясь как Тарзан. Потом подтянулся, взобравшись на нее.
— Давайте за мной!
Канатная дорога была здесь, зеленая веревка, почти незаметная в кроне деревьев — она была тщательно и надежно зацеплена и замаскирована нами и не использовалась как учебное приспособление. Вот тут можно было предполагать, что никто из десантников восемьдесят второй не знал об этой маленькой уловке. Я подергал — веревка была натянута плотно. Старый добрый флотский канат, веревка с сечением шесть десятых дюйма, со стальной сердцевиной. Должна выдержать нас, даже двоих — но не будем рисковать.
— Я первый, сэр. Просто не отпускайте ее. Сможете? Тут шесть или семь станций.
— Вертолет?
— Думаю, если замереть — он нас не увидит.
И тут до моего слуха донеслось самое страшное, что только могло быть. Это был натужный вой четырех турбовинтовых двигателей, разгоняющих тяжелую машину по полосе. Это был тактический транспортник С130 — или его вооруженный собрат.
АС-13 °Cпектр.
Бежать от этого самолета смысла нет, прятаться — тоже. Он сделан специально для охоты на повстанцев, боевиков иррегулярных военных формирований или на втором этапе войны, когда полностью подавлена система ПВО противника. На нем есть целый комплекс датчиков, способных засечь человека на фоне местности, даже если он прячется под маскировочной сетью, или например как мы — под кронами деревьев. А если эта машина тебя засекла — то шансы выжить равны нулю целым, и скольким то там десятым. Хреновые, в общем шансы.
Оставалось только одно. Не сговариваясь, мы спрыгнули с дерева, на котором начиналась «канатная дорога», не особо торопясь, двинулись вдоль нее, изображая патруль. Если нам повезет — у группы преследования не будет маяков, позволяющих самолету огневой поддержки сходу отличить своих от чужих, и огонь по нам он не откроет, примет за патруль. А может быть и откроет — все может быть…
Только пройдя чуть ли не полмили, мы окончательно убедились, что самолет улетел. Зато теперь, из-за допущенной нами ошибки — нам следовало поднажать, группа преследования, а возможно и не одна, были уже совсем близко…
Прямо у забора были одержимые. Забор был цел, и как мы успели убедиться — не под током. Здесь не было ничего такого, как скажем, на советской границе — контрольно-следовая полоса, вышки и все такое. Но и этого забора, футов десять высотой, с брошенной поверху колючкой хватало, чтобы останавливать желающих проникнуть на территорию одержимых. А одержимые тут были — прямо сейчас я видел двоих, причем один из них был в чем-то, напоминавшем остатки военной формы. Видимо — долгие скитания с минимумом пищи вымотали их, и они просто лежали на земле, не бросались на проволоку и забор.
Проблема была в том, что этот забор надо было пересечь. Причем желательно — не повредив, повреждение сразу укажет, куда мы ушли. А одержимые тихо нам уйти не дадут.
И еще эти проклятые вертолеты… Похоже они не уходят на дозаправку, чуть садится один — сразу взлетает другой. Хотя чего им — они над своей базой…
— Завали одного — подумав, сказал я — второго не трогай.
Майор повернулся ко мне, ожидая объяснений.
— Одержимые очень любят жрать. Если одержимый жрет — он не видит ничего вокруг, я это видел в городах много раз. Надо дать одному из них пищу, тогда он отвлечется и не бросится на нас. За это время — мы успеем уйти.
А те, кто потом найдут объеденный скелет при патрулировании, сделают вывод, что один одержимый просто разорвал другого одержимого и все.
Майор не стал тратить патрон, патронов к снайперской винтовке было немного и они сейчас на вес золота. Выстрелил я, из бесшумного пистолета. Уложил того, что мне показался военным, в остатках военной формы. Потому что мы — тоже служили, и не дело живому существу ходить в таком виде по земле. Все же человек. Надо было бы пристрелить и второго — но тут я уже ничего не мог сделать, второй должен был остаться в живых. Какая же мерзкая жизнь пошла, до сих пор тошнит — при таких ситуациях.
Первая же пуля попала в цель — одержимый странно, по-собачьи взвизгнул и остался лежать. Второй поднялся, недоуменно посмотрел в сторону, откуда раздался звук, потом потрусил туда, не поднимаясь на ноги — на четвереньках. Когда-то это была женщина, может быть у нее были дети — а теперь это просто жаждущая насытиться тварь. Возможно, группа, которая пойдет по нашим следам, окажет услугу и ей — упокоит навсегда…