– Думаете, что у меня ломка? – усмехнулся он. – Нет, не употребляю.
– Слава богу!
– А почему вас так волнует мое здоровье?
– Послушай, давай-ка на ты. А то я начинаю чувствовать себя старухой.
– А сколько вам лет, если не секрет?
– Сорок три, – спокойно ответила Нечаева. Без всякого кокетства.
– Смело, – заметил он. – Хотите комплимент?
– А что, если так?
Он рассмеялся. Дама с железной хваткой! Нет, она его выпустит! Карты на стол.
– Что ты от меня хочешь? – в упор спросил он.
– То же, что и все, – слегка удивилась Нечаева.
– Но почему я?
– А разве ты не лучший?
– Значит, тебе надо все самое лучшее… Прямо сейчас? Или потерпит?
– Я хотела начать с фотосессии.
– Понятно. Ты всегда с этого начинаешь.
– Кто тебе сказал? – подозрительно спросила Нечаева.
– Мишка. То есть, Аякс.
– Ах, это! – рассмеялась Нечаева. – Но это же и в самом деле работа! Сейчас все, кто выше метра восьмидесяти, мечтают стать моделями. И мужчины и женщины. У тебя модельная внешность. Абсолютно. Я могу сделать из тебя звезду.
– Мне скоро двадцать пять.
– Ну, два-три сезона ты можешь «позвездить». А там, кто знает? Выгодно женишься.
– На ком? На тебе?
Она вновь рассмеялась:
– Не так сразу. Для начала приезжай ко мне в офис. Я давала тебе визитную карточку.
– Я ее потерял.
– Как с тобой будет непросто. Я даже не ожидала. Мне сказали, что ты легко соглашаешься на связь с женщинами моего возраста. Что тебе это нравится.
– У меня возникли проблемы.
– Проблемы с чем? – с иронией спросила она.
– Там все в порядке, не беспокойся, – он выразительно опустил взгляд, обозначив то место, где все в порядке. – Мне просто надо кое-куда съездить. Загородная прогулка.
– Хочешь, я поеду с тобой? Я давно не была за городом. Куда ты едешь?
– Рижское направление.
Услышав название поселка, она невольно вздрогнула. И тихо спросила:
– А зачем тебе туда надо?
– По личному вопросу. Я поеду завтра.
– Завтра у меня дела, – поспешно сказала Нечаева. – Я передумала. Там сейчас еще холодно. На природе.
– Я же не загорать туда еду.
– На весь день?
– Думаю, что нет.
– Так может, вечером ко мне?
– Вряд ли.
– Когда у тебя выходной?
– Я же сказал: завтра. Я буду очень занят.
– Тогда послезавтра с утра приезжай в мой офис. Нет, лучше сразу в студию. Это займет пять-шесть часов. Отдохнешь и поедешь на работу. Вот моя визитная карточка. – Она положила перед ним глянцевый прямоугольник с названием журнала и номерами телефонов. – И больше не теряй. Завтра вечером тебе позвонит мой секретарь и скажет, куда приехать.
– А ты там будешь? В студии?
– Подъеду, чтобы посмотреть, как проходит съемка. – Тут она взглянула на часы и заметила: – Уже поздно.
Он подумал было, что это намек, но Нечаева сказала:
– За мной должны заехать.
– А у меня еще выход.
– Значит, до послезавтра.
В этот момент в клубе появился мужчина высокого роста, интересный, с ранней сединой на висках, которая ему шла. Его лицо показалось Монти знакомым. Мужчина окинул зал внимательным взглядом и направился к столику, за которым сидели они с Нечаевой. Та поспешно поднялась.
– Тебе нельзя здесь бывать, – скороговоркой сказала она мужчине. – Рискуешь своей репутацией.
– Так ради тебя же, – улыбнулся тот. И тут Монти его узнал. Видел как-то в популярном политическом ток-шоу. Господин агитировал за… Вот память! Все они обещают одно и то же, попробуй тут разобраться! Да и надо ли?
Мужчина скользнул по нему безразличным взглядом и спросил у Нечаевой:
– Ну что? Рабочий день закончен?
«Вот, значит, как», – усмехнулся Монти. – «Дамочка вешает ему лапшу на уши. Работаю, мол. А сама прицеливается к красивым мальчикам. А если намекнуть?». Он промолчал. Монти уважал чужие чувства, а ему показалось, что мужчина к Нечаевой неравнодушен.
– Да. Поехали.
И Нечаева с безразличным лицом кивнула Монти: пока, мол. И направилась к дверям. Он разозлился. Поставила на место, значит. Дала понять, что любовь, за которую заплачено – это второй сорт. На вес. А товар штучный надо беречь. «Тебе нельзя здесь бывать. Рискуешь репутацией. Ах, ах, ах! Вы только подумайте!».
В эту ночь он ехал один. Домой. В плохом настроении. И ему вовсе не хотелось тащиться завтра в какой-то дачный поселок, за сто километров от Москвы. Но он должен был это сделать…
…Он только что проехал Ново-Иерусалим. Железнодорожную станцию. На обочине голосовала девушка. Невысокого роста брюнетка, худенькая, симпатичная, в джинсах и яркой «ветровке». За спиной у девушки висел набитый рюкзак. Туристка? Монти притормозил. Девушка тут же подбежала к его машине.
– Вам не говорили, что нельзя садиться в машину к одинокому мужчине? – спросил Монти, высунувшись в окно. – Он может оказаться маньяком.
Девушка слегка растерялась, потом улыбнулась:
– Ну и пусть!
И полезла на переднее сиденье.
– Эй, полегче! Я вас еще не приглашал!
– Ты что, остановился, чтобы прочитать мне нотацию? Я тронута. Но хотелось бы еще и до дому добраться.
Она пристроила рюкзак в ногах и вытерла мокрый лоб:
– Фу-у… Спасибочки. Теперь можно поговорить и о маньяках.
Монти улыбнулся. Ему нравились люди с чувством юмора.
– Куда едем? – спросил он.
Девушка назвала поселок, куда направлялся он сам. Монти еще раз улыбнулся. Интуиция его не подвела.
– К бабушке? – спросил, когда машина тронулась.
– К дедушке.
– А серьезно?
– Серьезно. В деревню, к дедушке. Продукты везу. И проведать. Электрички идут только до Ново-Иерусалима. Окно, – объяснила она. Монти пригляделся. А ничего! То есть, ничего особенного, но все, что на ней надето, ей идет. Девушка почувствовала его взгляд и спросила:
– Ну и как?
– Вполне.
– Так может, познакомимся?
– Монти.
– Что?
– Это мое имя.
– А серьезно?
– Серьезно. Сценический псевдоним. Но я с ним уже сросся.
– Ты – артист?
– Артист. Особого жанра.
– А именно? – спросила она с интересом.
– Я стриптизер, – спокойно сказал он. И подумал: сейчас начнется.
Она удивленно округлила рот. Некоторое время его рассматривала, потом протянула:
– Я думала, они други-и-е.
– Что, в твоей жизни еще не было ни одного стриптизера?
– Не было, – честно призналась она.
– Ну что ж. Когда-то все случается впервые.
– У тебя, наверное, было много женщин.
– Наверное, – пожал плечами Монти.
– А к нам в деревню зачем?
– По делам. Послушай, быть может, ты знаешь. Вернее, твой дедушка. Меня интересуют Новинские. Двадцать пять лет назад у них в вашей деревне была дача.
– Новинские? Нет, никогда не слышала.
– А твой дедушка давно там живет?
– Он никогда оттуда и не уезжал. С тех пор, как родился. Поначалу это была деревня. Я ее так и называю. А теперь говорят: дачный поселок. Деревенских почти не осталось. Мой дедушка да бабка Маша. В основном дачники. Вот здесь – налево.
– Спасибо. Слушай, мне повезло! Что я тебя встретил. Заблудился бы.
– А может, это судьба? Кстати, я не представилась: Надя.
– Хорошее имя.
– Мы могли бы встретиться. В Москве.
«Не могли бы», – подумал он, но кивнул:
– Конечно!
– Я дам тебе свой номер телефона.
Он кивнул еще раз.
– А ты мне свой дашь?
Он кивнул и в третий раз. В его записной книжке Надь примерно с десяток. А может, и больше. Надо бы сделать ревизию и отсеять тех, кто остался в далеком прошлом. Если она позвонит, долго будет думать: а кто это? А ведь придется с ней куда-нибудь сходить! И накормить ее ужином. И оплатить счет. Это было бы забавно! Потому что ему это не нужно. Ну, совсем не нужно. Он абсолютно спокоен.
– Почему ты улыбаешься? – спросила Надя.
– Я улыбаюсь своим мыслям.
– Получается, что я напросилась? Как все?
– Именно.
– Тогда почему ты не откажешь?
– Не умею.
– Тогда как же ты выкручиваешься?
Он рассмеялся:
– Разговор зашел не в то русло. Давай-ка свернем.
– Вот здесь – направо.
Некоторое время ехали молча. Он увидел дома, стоящие на горе, и спросил:
– Она?
Надя кивнула. Он покосился на девушку и спросил:
– Я тебя чем-нибудь обидел?
– Да! Вот почему так? Ждешь, ждешь его, принца на белом коне, а потом оказывается, что на него очередь! И ты в этом списке – последняя с конца!
– Я не принц. Внешность обманчива. В душе я уродливый и мрачный.
– Но хотя бы помечтать?
Монти промолчал. Машина въехала на гору.
– Который твой дом? – тихо спросил он.
– Третий от колодца.
– А бабка Маша где живет?
– Предпоследний в этом же ряду. Под красной крышей. Только краска давно уже облупилась.
Монти остановился у третьего от колодца дома.
– Спасибо, – тихо сказала Надя и открыла дверцу.
– А телефон?
– Не стоит. Я все поняла.
Она вышла из машины и дверца захлопнулась. Какое-то время Монти сидел в машине и смотрел, как она идет к калитке. Надя ни разу не оглянулась. Только когда калитка за ней захлопнулась, он выругался и выскочил из машины. Два прыжка, и калитка, вот она! Влетел во двор, увидел рюкзак, стоящий на нижней ступеньке. Надя, которая уже была на крыльце, повернула голову. На лице ее было удивление. Монти взлетел на крыльцо и рывком развернул девушку к себе.
– Телефон, – четко сказал он.
– Я не…
– А я да.
– Пусти.
Надя попыталась пройти. Он положил руку, придавив дверь так, чтобы она не открылась. Нагнулся к девушке, которая была ему по плечо, и посмотрел ей прямо в глаза. Какое-то время оба почти не дышали. Потом он опустил руку, достал из кармана куртки свой мобильник и повторил:
– Телефон.
Она назвала номер. Монти забил его в записную книжку и написал «NADY». Большими буквами. Потом мягко улыбнулся:
– Большое спасибо.
И спрыгнул с крыльца. Насвистывая, направился к калитке, ни разу больше не обернувшись. Надя стояла на крыльце и смотрела ему вслед.
Он сел в машину, посмотрел в зеркало и сказал своему отражению:
– Я никому ничего не должен объяснять.
У дома под железной крышей, выкрашенной в красный цвет, его машина вновь остановилась. Монти вышел и осмотрелся. Последним в ряду стоял одноэтажный бревенчатый дом, потемневший от времени. Неизвестно отчего сердце его забилось. Его тянуло к этому дому.
– Я никому ничего не должен объяснять, – повторил он и направился туда.
Открыл калитку и вошел. Женщина лет шестидесяти, копошившаяся на клумбе, разогнулась и удивленно посмотрела на гостя:
– Вы к кому?
– Извините. Мне нужны Новинские.
– Не слышала о таких, – покачала головой женщина. – Вы ошиблись.
– Они здесь жили когда-то.
– В этом доме?
– Не знаю.
– Мы купили его у Семеновых. Все по закону. У нас есть бумаги, – отчего-то заволновалась женщина.
– Да я не о том, – сказал он с досадой. – Извините.
Он посмотрел на дом. Большой деревенский дом. Изба. Его сердце болезненно сжалось. К горлу подступил комок. Он смотрел на дом и не мог оторваться. Женщина удивленно смотрела на него.
– А этот дом… Он не продается?
– Нет, – покачала головой женщина. – Мы не собирались его продавать.
Он подумал, что вопрос только в цене. «Опомнись! Зачем тебе это надо?». Вот уж никогда не подумал бы, что способен на такие чувства! Откуда? Сентиментальность ему не свойственна.
– Извините, – улыбнулся он. И направился к калитке.
Бабку Машу Монти нашел в огороде. Та тоже смотрела на гостя с удивлением, еще больше удивилась, когда Монти спросил:
– Вы ведь давно здесь живете. Меня интересуют Новинские. Может быть, вы помните…
Он достал из кармана сторублевую купюру и протянул бабке Маше:
– Вот.
Та оцепенела.
– Мало, да? Вот еще.
Монти достал из кармана еще одну купюру такого же достоинства. Бабка Маша опомнилась и проворно схватила деньги.
– Глуховата я стала, сынок. Новинские говоришь? Ох, и времена наступили! Разве проживешь нынче на пенсию? – хитро посмотрела на него бабка.
– Так как насчет Новинских? Чаю бы.
И они прекрасно друг друга поняли. Через десять минут Монти сидел в ее избе, за столом, накрытой клеенкой, и пил чай. Клеенка была белая, в синюю клетку, с глубокими порезами от ножа, в которых виднелось старое, морщинистое тело стола, а чай был со вкусом мяты.
– Новинские, говоришь? – бабка Маша пожевала губами. – Ох, и давно это было, сынок.
– Я понимаю. В каком доме они жили?
– Да соседи мои. Крайняя изба. Только не жили они там. Дачники.
Монти понял, почему его потянуло к тому дому. Интуиция опять его не подвела.
– А кто ты им будешь-то, сынок? – пристально глянула на него бабка Маша.
– Родственник, – коротко ответил он.
– Али насчет дома? Наследник? Так продали они. За четыреста рублев. Все по закону. Давно это было. Ваське немому продали, а тот Шуре-грешнице. А уж она Семеновым. А уж Семеновы…
– Семеновы меня не интересуют, – нетерпеливо перебил Монти. – Меня интересуют Новинские.
– Поляки, значит, – вздохнула бабка Маша. – Ванду я знала хорошо. Соседка. Только они – баре. Куды нам! Сынок-то у ней доктор. Он и меня пользовал. Бывала я у них. Только дом-то они продали. Давно это было.
– А ее внучку, дочь того доктора вы видели?
Бабка Маша наморщила лоб.
– Это которая тут рожала?
Он вздрогнул. Значит, все-таки, Ада Новинская! Племянница Марии Казимировны!
– Откуда вы знаете, что рожала?
– Давно это было, – вздохнула бабка Маша. – Уж лет двадцать, как прошло.
– Двадцать пять.
– Ну да. Приехали они вчетвером. Три девки и Ванда. Мне нынче восемьдесят стукнуло, она вроде как постарше. Жива ли, нет, не знаю.
– Умерла, – коротко ответил Монти. Бабка Маша поспешно перекрестилась. Он спросил: – А почему три девушки?
– Вроде как подружки. Поздно приехали, я их не видала. Утром гляжу – Ванда печь затопляет. Жили они тайно.
– То есть?
– От людей таились. Помню только, что у одной волос был рыжий, а у другой темный. А Новинские – они светлые. Черненькую я видала раза два. На веранде она стояла. Подбородок ладошкой подопрет, да на яблони смотрит. И все вздыхает. Рыжую помню хорошо. Кругленькая вся, румяная, что пышка.
– Она была полная? А, может, беременная?
– Да кто разберет? Давно это было. Я тогда только-только на пенсию пошла. А до того в колхозе работала. А тут и внучка у меня родилась. Вторая. Сын-то и забрал меня в город, сидеть, значит. Жена-то его в больницу попала. Роды были тяжелые. А он весь день на работе. Кому с дитями-то сидеть?
– Почему не остались здесь? На природе?
– Куда ж с малым! И хозяйство пришлось бросить. Наезжала я. Но редко. А уж по осени приехала картошку копать. С сыном. Сноха-то к тому времени оклемалась, вот я и приехала. А в ночь она рожала.
– Это было в конце августа.
– Может, и в августе. Врать не буду, – кивнула бабка Маша. – Я только слышу – кричит. Все «ох», да «мама». Хотела, было, пойти, да сын меня остановил. Куда мол, суешься. Не твое дело. Да и то, правда. Ванда-то была знатная повитуха. Вся деревня знала.
– А утром вы их видели?
– До того ли было, сынок? На огород мы пошли. Как встали, так и пошли. Чего тянуть-то? Кто рано встает, тому Бог подает. Потом мешки таскали. Сушили, в подпол засыпали. Огород-то у меня, сам видал, какой. До соседей ли? Еле-еле управились. А картошка в том году уродилась. Да а-а… – Она мечтательно прикрыла глаза и тяжело вздохнула: – Не то, что нынче. Увидала я их дня через два. С дитем они гуляли. Ванда и рыжая.
– А две других?
– Не видала. Я ее и спрашиваю, Ванду-то. Как, мол, внучка? А она мне: все в порядке, здорова. Ну, я и подумала…
– Вы уверены, что рожала именно она? Ада? Ведь с ребенком гуляла другая!