— Эд Дженкинс, у вас репутация человека, способного открыть любой сейф, не оставив при этом следов.
Слова эти он произнес с вопросительной интонацией, но я не шелохнулся, не издал ни единого звука.
Помолчав с минуту, он продолжил:
— Есть сейф, который вы должны будете открыть и положить туда конверт. Это нужно сделать завтра до полуночи. И никто не должен догадаться, что сейф вскрывали.
Ледяные серо-голубые глаза продолжали сверлить меня. Полный сарказма ответ готов был сорваться у меня с языка, но я сдержался. Чувствовалось, что этот человек не остановится ни перед чем. К тому же я находился в потайных лабиринтах китайского квартала, а игра, судя по всему, шла по-крупному, или я ничего не смыслю в преступных делах.
— Вас, наверное, удивляет, почему я даю вам инструкции. Я хорошо знаю вас, Дженкинс, отлично осведомлен о всех ваших деяниях. Например, мне известно, что вы одинокий волк и не подчиняетесь никому. С мозгами у вас все в порядке, вы обладаете непревзойденной способностью ускользать из-под самого носа полиции и всегда заметаете следы. Учитывая эти ваши способности, я и прошу вас кое-что для меня сделать. А взамен я сделаю чтонибудь для вас. — С этими словами он вынул из ящика стола два конверта. — В этом конверте две тысячи долларов, — сказал он, хлопнув конвертом по столу и протягивая его мне.
Я видел края банкнотов, выглядывающих из конверта, но не взял его. Я выжидал. Сейчас мне было выгоднее помолчать, предоставив вести разговор этому массивному, грузному типу, восседавшему за столом.
Рядом с собой я слышал прерывистое и частое дыхание девушки — она была напряжена и взволнована. Видимо, ее обуревали какие-то сильные чувства, которые она пыталась скрыть.
— Во втором конверте, — продолжал человек за столом, — бумаги, которые, как мне кажется, представляют для вас интерес.
Он пододвинул конверт ко мне, и я пробежал глазами его содержимое. Эти бумаги я искал уже давно, искал всевозможными окольными путями. Некий Чэдвик был когда-то вовлечен в нехорошую историю, за причастность к которой он мог угодить в тюрьму. Чэдвик умер, но у него остались жена и дочь, принадлежащие к высшему классу, к самым сливкам общества. Я знал его дочь, Элен Чэдвик, эта девушка значила для меня многое — в свое время я помог ей. Из-за этих бумаг ее отец подвергся шантажу, и ему пришлось выдать мошеннику долговые расписки на сто тысяч долларов. Я помог девушке выпутаться из этой истории, но бумаги пропали, их засосала какая-то мутная воронка, и я долгое время безуспешно пытался найти их. Само их существование оставалось угрозой для честнейшей девушки в мире, для той, которая умела быть настоящим другом и не побоялась вступить в далеко не женскую игру…
Я положил бумаги в карман плаща. Да провались они все пропадом, пусть делают, что хотят. Но эти бумаги я из рук не выпущу.
Он не сводил ледяных глаз с моего лица:
— Вы человек чести, Дженкинс, и я верю в ваше благоразумие. Прошу вас дать мне слово, что вы до наступления завтрашней ночи откроете для меня этот сейф.
Как только вы дадите мне слово, можете быть свободны, бумаги и деньги оставьте себе.
Я кивнул. Конечно, можно было бы что-нибудь сказать, но я боялся, что голос выдаст мою крайнюю заинтересованность. Оба мы были мошенниками. Бумаги лежали у меня в кармане. Ради них я открыл бы любой сейф в мире, и, если я могу заполучить их только таким путем, что ж, меня это устраивает.
Он сложил руки, выражение его лица оставалось неизменным. Ни единая складка обвислой кожи на его щеках не шевельнулась. Единственным признаком внутреннего волнения были эти сомкнутые руки.
— Я вижу, Дженкинс, вы человек рассудительный.
Мой помощник позвонит вам в положенное время и даст необходимые инструкции.
Наконец, впервые с тех пор, как я вошел в комнату, я заговорил:
— Я даю слово вскрыть этот сейф. Только, само собой разумеется, это должна быть честная сделка. Если вы попытаетесь меня обмануть, я сочту себя вправе поступить, как мне заблагорассудится.
Мне показалось, что уголки его обвислых губ чуточку дернулись, — в полумраке трудно было разглядеть.
— Если вы задумаете перехитрить меня, Дженкинс, если не исполните моих инструкций, пожалуйста, это ваше право. Но знайте, вы сами приблизили свой конец.
Я вздохнул. С таким комплексом мне уже приходилось сталкиваться. У него было ложное представление о собственной значимости, ему казалось, что он контролирует ситуацию. Я ничего не сказал — в этом не было необходимости, ведь я уже предупредил его.
Он снова открыл ящик стола и извлек из него конверт с огромной сургучной печатью. На обратной стороне конверта был напечатан на машинке номер — 543290.
Конверт был тонкий, похоже, в нем лежал лишь одинединственный лист бумаги.
— Мистер Колби зайдет к вам домой, и вы отдадите ему этот конверт — он знает, что с ним делать. Спасибо за визит. А вас, Мод, можно поздравить с успешным выполнением задания. Теперь можете отвезти мистера Дженкинса домой.
Он не пожелал мне спокойной ночи, лишь едва заметная нотка завершенности в его голосе указала на то, что аудиенция закончена. Грузная фигура оставалась неподвижной, только ледяные глаза зловеще поблескивали в полумраке.
— Я буду дома с девяти до одиннадцати утра, — сказал я, решив оставить последнее слово за собой.
Он ничем не показал, что слышал мои слова, лишь не мигая оценивающе смотрел на меня. Девушка взяла меня за руку.
— Пошли, — сказала она, и я почувствовал, что рука ее дрожит.
Бок о бок мы вышли из комнаты и, пройдя по зловещим лабиринтам, оказались на улице.
— Эд, можешь сесть за руль? — спросила она, и я заметил, что нервы у нее совсем сдали.
Лицо побелело как мел, ноздри трепетали, а сама она дрожала как листок на ветру. Что это — волнение или страх? Я смотрел на нее и не мог понять.
— Значит, тебя зовут Мод? — спросил я, заводя двигатель.
Она рассеянно кивнула:
— Да, Мод Эндерс.
Я ехал молча до самого дома.
— Давай-ка поднимемся, — предложил я, когда машина остановилась. — Я согрею тебе чайку. Тебе надо отойти от всего этого.
Она резко покачала головой.
— Нет, у меня есть дела. — В голосе ее по-прежнему слышалось безразличие, словно она говорила во сне.
Я пожал плечами:
— Мод, сегодня ты оказала мне большую услугу. Бумаги, которые я получил, очень многое для меня значат.
Однако и эти слова не вернули ее к реальности.
— Да-да, я знаю, — отозвалась она все тем же бесцветным голосом и, как бы демонстрируя свое желание поскорее уехать, нажала ногой на педаль, отчего мотор взревел с троекратной силой.
— Подожди минутку, — попросил я. — Я задержу тебя совсем ненадолго, только принесу кое-что.
С этими словами я повернулся и взбежал по ступенькам. Однако на лифте я не поехал, а вышел через черный ход и направился к гаражу. Там я завел мотор своего автомобиля, прогрел как следует двигатель, потом вернулся в дом и вышел через главный вход.
— У меня оставалась бутылка виски, — начал сочинять я, — хотел подарить ее тебе. Но боюсь, что дворник обнаружил мой тайник. Бутылка исчезла.
Она кивнула, не сводя глаз с дороги, нажала на газ и укатила, не пожелав мне даже спокойной ночи. Может, она была загипнотизирована, эта девушка с родинкой на руке? Ледяные серо-голубые глаза, сверкавшие в полумраке комнаты в китайской лавчонке, казалось, изменили ее. Но как бы то ни было, игра только начиналась. Я обещал вскрыть сейф, вот и все. Если они попытаются обмануть меня, помощи пусть не ждут.
Вскочив в машину, я поехал за ней по бульвару, держась в паре кварталов от нее. Мод вела машину механически, не глядя по сторонам.
Через некоторое время она остановилась возле одного из многоквартирных домов в богатом районе. Проехав мимо, я развернулся и припарковал машину на противоположной стороне улицы, потом начал подниматься по ступенькам. Любопытно, что задумала эта женщина с родинкой? Я решил хотя бы посмотреть, куда она пойдет.
Меня очень заинтересовало, почему у нее такой обеспокоенный вид.
Ясно одно — терять мне нечего, я дал слово вскрыть сейф на определенных условиях. И больше ничего. Возможно, это западня. Но разве ежедневно я не подвергался еще худшим опасностям? Девушка поднялась на третий этаж и постучала в дверь. Я спрятался за лифтом и стал наблюдать за лестничной площадкой.
На ее стук ответа не последовало, тогда она постучала снова — сначала один раз, потом быстро два раз подряд и после паузы еще один раз, — очевидно, это был условный знак. Тишина, последовавшая за этим, явно удивила ее.
Девушка неуверенно повернула ручку двери, словно ожидая, что та заперта. Ручка повернулась, дверь распахнулась, и впереди открылась зияющая чернота. Мгновение ошеломленная девушка постояла в дверном проеме, потом вошла. Включился свет, раздался истошный крик, падение тела, слабый шорох и снова тишина. Девушка со смертельно бледным лицом, с бескровными губами и расширенными от ужаса глазами опрометью выскочила на лестничную площадку. В этот момент дверь в квартире этажом ниже отворилась, из нее вышли мужчина и женщина и начали подниматься по лестнице.
Я быстро смекнул: если они поднимаются на четвертый этаж, значит, лифт не работает, а возможно, они шли на третий. В последнем случае я мог спрятаться, поднявшись этажом выше. Внизу лестница хорошо освещена, зато наверху царит полумрак.
Поравнявшись с Мод, которая пробежала мимо них с бледным как полотно лицом и расширенными от ужаса глазами, мужчина и женщина с любопытством оглядели ее. Миновав площадку третьего этажа, они поднялись на четвертый. Внизу хлопнула входная дверь. Я стоял, склонившись над кнопкой лифта.
— Починю через несколько минут, — небрежно заметил я, стоя к ним спиной и уткнувшись носом в кнопку.
— Да уж, пожалуйста, — грубовато отрезала женщина. — Что-то больно часто он стал ломаться. Или хозяин все-таки починит лифт, или мы будем требовать, чтобы он снизил квартирную плату.
Я промолчал. Голос был хриплый, металлический и какой-то наглый, совсем не женский. Я не рискнул заглянуть ей в лицо, так как не хотел, чтобы она увидела мое, но этот голос сказал мне о многом.
Отперев дверь квартиры, они вошли внутрь, а я повернулся и сбежал по ступенькам на третий этаж. Я хотел узнать, что же произошло в этой квартире и кто кричал. И я узнал. На полу, раскинув в стороны руки, лежал человек, глядя в потолок открытыми, уже незрячими глазами. Его убили ударом ножа в спину. Он был одет в смокинг, гладко выбрит и выглядел как джентльмен. Из раны еще текла кровь.
Я задумался. Неужели девушка ударила его ножом?
Может, она, а может, и нет. А если не она, то кто? Закрыв дверь, я осмотрел квартиру — ни малейшего намека на то, что здесь кто-то побывал. Похоже, хозяин читал и встал, чтобы открыть кому-то дверь. Кому-то, кого он хорошо знал и не боялся, так как не было никаких следов борьбы — лишь труп, нож и лужа крови.
Это было неподходящее место для мошенника — если бы меня застали в этой квартире, то я подпал бы под статью «убийство первой степени тяжести». Однако нужно было еще кое-что выяснить. Мне не верилось, что девушка могла совершить убийство. Правда, когда она вошла в квартиру, оттуда послышался крик, но это ровным счетом ничего не означало. Именно в этот момент его и могли убить. Но, — с другой стороны, чем объясняется эта ее озабоченность и дикий испуг? Может, она знала, что этой ночью ее ждет другое задание — убийство?
Я быстро осмотрел квартиру. Из старых писем, вскрытых конвертов и надписей на книгах следовало, что убитый — некто Р.Си. Руперт, но кто был этот Р.Си. Руперт и чем занимался, этого мне узнать не удалось. На тщательные поиски у меня не было времени — это место совсем не для Эда Дженкинса. Известным мошенникам лучше не находиться в одной квартире с убитыми, если они не хотят раньше времени расстаться с жизнью. Я выскочил из дома, запрыгнул в машину и нажал на газ.
Вернувшись домой, я первым делом решил просмотреть то, что мне удалось добыть за сегодняшний вечер.
Прежде всего я достал бумаги Элен Чэдвик. От нетерпения у меня дрожали пальцы.
На первый взгляд казалось, что с бумагами все в порядке. Однако я решил, что лучше хорошенько проверить, чем потом сожалеть.
Дело в том, что у меня сохранился полный перечень этих бумаг, некогда полученный мною от личного адвоката Чэдвика. Элен познакомила меня с ним, сказав, что мне можно доверять, тогда он и передал мне этот список. Скорее всего, никто не знал о его существовании. Этот перечень мог оказаться в руках адвоката по двум причинам: либо Чэдвик полностью, без утайки, посвящал адвоката во все свои дела, либо тот относился к людям, обладающим фотографической памятью. Он составил перечень всех бумаг, способных запятнать честное имя Чэдвика.
Я сверил имеющиеся у меня бумаги со списком, и оказалось, что недостает двух — письма и контракта.
Охваченный холодной яростью, я снова проверил содержимое конверта — результат тот же. Этот воротила с ледяными глазами и знать не знал, что я могу проверить его и обнаружить недостачу. Он рассчитывал, что я поверю, будто в этом конверте лежат все бумаги. Любая из этих бумаг представляла собой такую же опасность, как и все вместе взятые. Даже одна бумага из этого списка способна была запятнать честное имя Чэдвика, очернить его память, свести в могилу вдову и навеки опозорить дочь. Общество любит подобные истории. Чэдвик был известен в высшем обществе и в деловых кругах как человек безукоризненно честный. Его жена и дочь принадлежали к самому изысканному кругу, и случись этим бумагам выйти наружу, они были бы опозорены и преданы остракизму. Чэдвика шантажировали, но Чэдвик мертв и уже не объяснит, как все случилось.
Я сунул эти бесполезные бумаги обратно в конверт.
Одно хорошо — теперь я знаю, у кого они. Письмо и контракт утаил от меня человек с ледяными глазами, сидящий в потайной конторе в центре китайского квартала.
Он попытался обмануть меня, и отныне я свободен от обязательств перед ним. Я вытащил конверт с номером 543290 и принялся разглядывать его. Вскрыть его я не мог — тонкий слой сургуча был припечатан сверху какой-то редкой монетой, скорее всего древнеримской.
Однако мне были известны и другие способы. Я взял фотопленку, плотно прижал ее к конверту в темной комнате и поместил перед лучом проектора. С четвертой попытки мне удалось получить более или менее приличное изображение — на пленке запечатлелось то, что было в конверте. Правда, выглядело это как беспорядочное нагромождение пересекающихся строчек, неясных и перепутанных, но при желании эти письмена можно было разобрать.
Сделав с пленки фотоотпечаток, я обвел каждую строчку черным карандашом и принялся прослеживать все строчки, идущие в одном направлении.
Было уже темно, когда я наконец расшифровал пленку. Сложенный вдвое лист бумаги, лежавший в конверте, оказался завещанием. Эффект пересеченных строчек возник потому, что лист был сложен пополам. Я не смог разобрать весь текст, но все же понял, что документ этот — не что иное, как завещание некоего Стэнли Брандиджа, по условиям которого тот оставляет все своей бывшей жене, с которой находится в разводе.
Ниже стояли подписи двух свидетелей, фамилии мне разобрать не удалось. Одна из них походила на что-то вроде Дэвиса, другая — на Робертса.
Я изучал конверт еще с минуту, потом потянулся и решил — пора подышать свежим утренним воздухом.
Небо на востоке розовело, над городом стояла предрассветная тишина. Лишь в паре кварталов отсюда со свистом пронесся по бульвару какой-то запоздалый автомобиль да медленно катился небольшой грузовичок, разбрасывая утренние газеты. Я решил, что свою газету заберу чуть позже, а пока взял ту, что, скатанная в трубочку, валялась на соседском газоне. Я развернул ее и лениво пробежал глазами.
На первой же странице сообщалось о смерти Р.Си.
Руперта, давалась краткая его биография, сообщалось о том, как было найдено тело, что показал обыск квартиры, а также говорилось о какой-то отметке в виде черного мальтийского креста на месте обнаружения тела.