...Это было 1 мая, накануне войны. В ярко освещенном зрительном зале царило радостное оживление. Он, профессор Штрикс, празднично одетый, торжественный, прошел к дирижерскому пульту. Грянула музыка — Пятая симфония Бетховена. За ней симфония Чайковского — тоже Пятая. Все это — прошлое, а действительность — «танго смерти» да человеческое горе вокруг.
Профессор видел, что не сила, а слабость, страх перед скорым крахом и возмездием народов заставляют фашистов торопиться, заметать следы злодеяний. Он чувствовал, что Советская Армия наступает и час расплаты приближается. Это придавало ему силы, твердость духа, он стремился так же настраивать своих товарищей.
О том, как расстреливали музыкантов лагерного оркестра, с документальной точностью рассказывает свидетель Анна Пойцер — единственный оставшийся в живых очевидец этого преступления фашистов.
— Я видела, — показывает она, — как все сорок музыкантов стояли в замкнутом круге на лагерном дворе. С внешней стороны этот круг тесным кольцом опоясали вахманы, вооруженные карабинами и автоматами. «Мюзик!» — истошно скомандовал комендант. Оркестранты подняли инструменты, и «танго смерти» разнеслось над бараками. По приказанию коменданта на середину круга по одному выходили музыканты, раздевались, и эсэсовцы их расстреливали. Но в глазах обреченных гитлеровцы видели не страх, а ненависть и презрение к убийцам.
По мере того как под пулями фашистов падало все больше и больше музыкантов, мелодия затихала, глохла, но оставшиеся в живых старались играть громче, чтобы в этот последний миг нацисты не подумали, будто им удалось сломить дух обреченных. Представляю, насколько тяжело было профессору видеть, как погибают его друзья, рядом с которыми он прожил не один десяток лет. Но Штрикс внешне ничем не показал этого. Когда подошел его черед, профессор выпрямился, решительно шагнул в середину круга, опустил скрипку, поднял над головой смычок и на немецком языке запел польскую песню: «Вам завтра будет хуже, чем нам сегодня».
Вскоре под ударами Советской Армии немецкие войска отступили, Львов был освобожден, а преступления оккупантов раскрыты. Вот лишь небольшой отрывок из заключения судебно-медицинской экспертизы, проведенной в сентябре 1944 года видными советскими медиками по предложению Чрезвычайной Государственной комиссии по расследованию фашистских злодеяний.
«В Яновском лагере производились массовые убийства, в том числе мирного гражданского населения. Уничтожению подвергались лица преимущественно молодого возраста (20–40 лет) (73–75%), главным образом мужчины (83%), но этой же участи подвергались дети, подростки, лица пожилого возраста (свыше 50 лет). Убийства производились в основном типичным нацистским приемом — выстрелом в затылок, но палачи, видимо, не затрудняли себя выбором той или иной части тела и стреляли в лоб, шею, ухо, грудь, спину. Приемы убийств носили серийный характер. Учитывая общую площадь закапывания трупов и рассеивания пепла, следует считать, что количество сожженных трупов должно превышать 200 тысяч».
Показаниями свидетелей и самих обвиняемых в суде установлено, что есть среди этих жертв и погибшие от рук изменников Матвиенко, Белякова, Никифорова.
Подсудимый Зайцев, сидящий на скамье подсудимых рядом с этими тремя обвиняемыми, вместе с ними обучался в школе карателей в Травниках, вместе с ними стрелял там на полигоне по живым мишеням — доставлявшимся из концлагерей узникам. В дальнейшем он прислуживал гитлеровцам в лагере смерти Собибор в Польше.
Обвиняемый Зайцев, приземистый, полысевший, с тяжелой, несколько выступающей вперед нижней челюстью, бесстрастным голосом рассказывает о своем участии в массовом истреблении людей в газовых камерах:
— Когда приходил эшелон с обреченными, я, а также другие вахманы гнали их в газовые камеры. Среди заключенных было много женщин и детей, старых людей. После газирования мы щипцами вырывали у мертвых золотые зубы и коронки, отрывали пальцы, на которых были кольца. После этого отвозили трупы на специальных тележках в ров. При разгрузке из вагонов стариков и больных отводили в сторону под предлогом оказания врачебной помощи и там расстреливали. Так я убил двадцать три человека. Я принимал участие в газировании людей через день в течение всего года. Гитлеровцами и вахманами при моем личном участии в лагере Собибор было таким способом убито не менее пятидесяти тысяч граждан Советского Союза, Польши, Франции, Бельгии, Голландии, а также других стран.
Один из пяти оставшихся в живых советских граждан — бывших узников лагеря Собибор Алексей Вайцен рассказывает суду о том, как в начале 1943 года в концлагерь приезжал рейхсфюрер войск СС Гиммлер.
Это была сугубо деловая поездка. Дело в том, что практика массовых расстрелов узников не казалась более шефу эсэсовцев приемлемой. Уничтожение таким способом, несмотря на все меры предосторожности, получало широкую огласку. А это, учитывая, что немецкие войска отступали, было крайне нежелательно. Поэтому Гиммлер хотел лично ознакомиться с эффективностью действия новых стационарных газовых камер, которые в то время усиленно внедрялись в концлагерях. Рейхсфюрер находил, что такой способ более удобен, экономичен и даже более гуманен.
К приезду Гиммлера в лагерь доставили 300 девушек. Они несколько дней содержались в бараке. Когда приехал Гиммлер, узниц загнали в газовую камеру. Рейхсфюрер через стеклянный глазок наблюдал, как от действия угарного газа узницы умирали. Через 15–20 минут все было кончено. Гиммлер остался доволен. Он тут же от имени фюрера наградил коменданта лагеря Собибор Густава Вагнера медалью. Эсэсовцы говорили, что это была «медаль миллионера» господина Вагнера — за первый миллион уничтоженных жертв.
— Это был жестокий человек, — рассказывает Вайцен, — если только его можно назвать человеком. Он похвалялся, что его собака ест только человеческое мясо. Впрочем, Вагнер не был одинок. В лагере Собибор был еще один такой же, как он, «собачий фюрер» по фамилии Пойман. Он содержал целую свору свирепых псов, которые разрывали заключенных. Однажды, когда один узник заболел, Пойман натравил на него собак, которые его моментально растерзали. «В лагере нет больных, есть только живые и мертвые», — сказал эсэсовец.
Подсудимый Зайцев ревностно служил гитлеровцам. Он не только загонял заключенных в душегубки, но и был помощником «собачьего фюрера», кормил его псов человеческим мясом и ухаживал за ними.
Свидетель Вайцен рассказывает о восстании смертников лагеря Собибор, о конце «собачьего фюрера» и побеге заключенных из лагеря.
Узники рабочей команды, в которую входил и Вайцен, понимали, что последняя партия для душегубок будет составлена из них. Подпольный комитет, который возглавлялся советским гражданином Александром Печерским, усиленно готовил восстание. Оно началось 14 октября 1943 года. Шел дождь, и узники надеялись, что в случае успешного побега розыск служебными собаками будет затруднен.
Заключенные были безоружны, а у охраны имелись гранаты, на вышках стояли пулеметы. Колючая проволока была под током высокого напряжения, а подходы к лагерю заминированы. Чтобы добыть оружие, в портновскую мастерскую, где работали арестанты, под видом примерки поочередно пригласили нескольких гитлеровцев. Первым пришел помощник коменданта Пойман — «собачий фюрер». Когда он стал примерять новый мундир, один из портных ударил его по голове гладильной доской. Потом в дело пошел и тяжелый портновский утюг. Так было покончено еще с несколькими эсэсовцами, после чего был подан условный сигнал к восстанию.
Сотни смертников, вооружившись камнями и палками, живой лавиной кинулись на колючую проволоку. Первые ряды своими телами замкнули ток высокого напряжения в ограждении. С вышек по беглецам ударили пулеметные очереди.
Примерно 40 из 500–600 узников рабочей команды удалось бежать, остальные погибли. В числе оставшихся в живых был и Александр Печерский. Убежавшие из лагеря ушли к партизанам, а с приходом Советской Армии влились в ее ряды.
— Во время восстания мы везде искали Зайцева — этого помощника «собачьего фюрера», но не могли найти, он где-то спрятался, — заканчивает свои показания Вайцен.
Так раскрывается на суде еще одна страница жизни, борьбы и подвига людей, оказавшихся в фашистской неволе, — советских, польских, голландских граждан, подданных других стран. Да, это был настоящий подвиг во имя свободы — один из многих в те памятные годы. И на фоне этого подвига предательство Зайцева, других подсудимых выглядит еще более отвратительным.
После восстания узников Гиммлер приказал стереть лагерь Собибор c лица земли. Все оставшиеся в живых заключенные были убиты.
Судебное заседание подходило к концу. Допрошены обвиняемые, десятки свидетелей, рассмотрены многие другие документы.
Все подсудимые признали, что участвовали в массовом уничтожении людей, но, рассчитывая на снисхождение, ссылались на то, что находились в полной зависимости от эсэсовцев и выполняли их приказы.
— Да, я и Тихоновский были палачами в фашистском лагере Белжец на территории Польши, — признает подсудимый Поденок. — При моем и его личном участии в лагере были уничтожены тысячи человек. Спасая свою шкуру, я стал предателем, орудием в руках гитлеровцев, но прошу учесть, что у меня не было иного выхода. Комендант лагеря Вирт убивал не только заключенных, но и неисполнительных вахманов. Тех и других он насмерть забивал плетью или расстреливал.
Не эти ли мотивы в свое время выдвигали на Нюрнбергском процессе главные военные преступники, ссылаясь на волю фюрера!
Однако подобные доводы подсудимых Поденка, Матвиенко и других были опровергнуты. Суд допросил свидетелей Ивана Волошина, Петра Бровцева, Михаила Коржикова, Николая Леонтьева, таких же, как Поденок, вахманов немецких концлагерей. Но, поняв в свое время, в какой бездне предательства они оказались, и желая хоть частично искупить свою вину, они бежали из лагеря Белжец, захватив с собой винтовки, автоматы, гранаты и два пулемета. Бывшие вахманы влились в партизанские отряды и оружие, выданное им фашистами, повернули против гитлеровцев. Многие бывшие вахманы в боях отличились и были награждены орденами и медалями. Некоторые получили ранения, руководитель побега вахманов Иван Хабаров погиб в боях с оккупантами!
— Поденок труслив, — сказал на суде свидетель Волошин. — Я предлагал ему бежать с нами, но он отказался. Мы боялись предательства с его стороны и потому побег совершили раньше, чем намечалось.
Судебное следствие окончено. Выступают общественные обвинители А. П. Шаров и С. Е. Кравцов, в прошлом узники фашистских концлагерей. Они имеют право обвинять от имени нашей общественности. На теле Шарова оккупанты раскаленным железом выжгли клеймо узника № 10523. Он неоднократно бежал из лагеря, его ловили и истязали. Но все-таки Шарову удалось вырваться из-за колючей проволоки и добраться до своих. Кравцов в прошлом военный летчик. В неравном воздушном бою его самолет был подбит, и он оказался в плену, но тоже совершил побег из концлагеря.
— Мы требуем самого сурового наказания подсудимых.
Эти слова общественного обвинителя встречаются аплодисментами зала.
Военный трибунал выносит приговор.
Подсудимые Н. Матвиенко, В. Беляков, И. Никифоров, И. Зайцев, В. Поденок, Ф. Тихоновский за измену Родине и участие в годы войны в массовом уничтожении узников концлагерей приговариваются к смертной казни — расстрелу.
Военная коллегия Верховного Суда СССР оставила приговор без изменения, а Президиум Верховного Совета СССР прошения осужденных о помиловании отклонил. Приговор был приведен в исполнение.
Н. МАЙОРОВ
Краснодарский процесс
Краснодар я знал хорошо. В 1920 году я работал в этом городе в военном трибунале 9-й армии, затем не раз приезжал в Краснодар перед войной. Это был город-сад, утопавший в зелени акаций, абрикосов, яблонь. Краснодарцы его называли городом радости. И действительно, нельзя было не радоваться, слыша смех молодежи на улицах и в парках, шум рынков, дробь барабана и задорную песню шагавших по улице пионеров...
А потом я приехал в Краснодар в марте 1943 года, сразу же после освобождения его от фашистских оккупантов. Город был разрушен. Я ходил по улицам и не узнавал их. Пожарища, развалины, руины. Были взорваны здания всех институтов, техникумов, библиотек, Дома культуры и сотни жилых домов.
Люди еще не успели избавиться от страшного кошмара, который им пришлось пережить. Они только и говорили о душегубке, оврагах, наполненных трупами людей, казнях детей...
Сначала душегубка появлялась на улицах города по пятницам, а потом курсировала каждый день. Особенно часто ее видели перед бегством гитлеровцев из Краснодара в январе 1943 года. Машина смерти спешила на окраину города и останавливалась у края противотанкового рва. Двери открывались автоматически, изнутри шел синеватый дымок. Вывалив десятки трупов людей на землю, фашисты сбрасывали их в ров, наскоро присыпали землей, и душегубка снова мчалась за очередной партией смертников.
Среди казненных немецко-фашистскими преступниками назывались известные в Краснодаре люди. Это — профессор Вилик, талантливый актер Театра музыкальной комедии Елизаветский и его шестнадцатилетняя дочь Лиза, старейший врач города Красникова, учительница средней школы № 36 Фиденко, директор школы Никольченко, пионер Витя Сузак, жена и дочь офицера Красной Армии Возьмищева и многие другие краснодарцы.
Вот несколько примеров фашистских злодеяний, о которых стало известно сразу же после освобождения Краснодара и других городов края.
За два дня — 21 и 22 августа 1942 года — гитлеровцы истребили почти всех евреев, проживавших в городе. Уцелели единицы.
23 августа 1942 года было уничтожено 320 больных, находившихся на излечении в краевой психолечебнице.
9 октября 1942 года фашисты погрузили в машины 214 детей, эвакуированных в город Ейск из Симферопольского детского дома, вывезли их за город, побросали в ямы и закопали живыми. Дети были в возрасте от 4 до 7 лет.
На железнодорожной станции Белореченская фашисты заперли в два товарных вагона 80 советских раненых солдат и офицеров и сожгли их.
По дороге от станицы Белореченская до села Вечное были найдены 88 советских военнопленных, замученных и застреленных гитлеровцами.
В селе Воронцово-Дашковское немецкие захватчики учинили дикую расправу над 204 пленными ранеными советскими солдатами и офицерами. Их кололи штыками, им обрезали носы, уши. Такая же участь постигла 14 тяжелораненых военнослужащих в селе Новоалексеевское. А перед самым бегством из Краснодара фашисты повесили на улицах 80 советских граждан...
Сразу же после освобождения Краснодара Чрезвычайная Государственная комиссия начала расследовать преступления оккупантов. Она установила, что гитлеровцы убили и замучили десятки тысяч мирных советских граждан, поголовно истребили население многих хуторов и поселков Кубани. Оккупанты и их сообщники — предатели нашей Родины умертвили только посредством отравляющего газа (окиси углерода) около 7000 советских людей.
Собранные по поручению Чрезвычайной Государственной комиссии местными органами власти материалы о чудовищных зверствах немецко-фашистских оккупантов на территории советской Кубани были направлены Генеральному Прокурору Союза ССР для расследования и привлечения виновных к уголовной ответственности. После окончания дела о зверствах немецких захватчиков Генеральный Прокурор Союза ССР направил его в военный трибунал Северо-Кавказского фронта для открытого судебного рассмотрения и уголовного наказания виновных в тягчайших злодейских преступлениях против мира и человечности.
Участвовать в рассмотрении этого дела в качестве председательствующего довелось мне. Государственным обвинителем выступил генерал-майор юстиции Яченин Л. И.
В обвинительном заключении по делу указывалось, что в период шестимесячной оккупации Краснодара были истреблены различными зверскими способами десятки тысяч советских граждан, в том числе много детей, стариков, женщин и военнопленных. Эти преступления совершались по прямому указанию командующего 17-й немецкой армией генерал-полковника Руофа. Всеми казнями непосредственно руководили шеф гестапо Кристман, его заместитель капитан Раббе, а убивали, вешали, истребляли людей в душегубке офицеры гестапо Пашен, Босс, Ган, Сарго, Мюнстер, Мейер, Сальге, Винц, гестаповские врачи Герц и Шустер, содействовали этому переводчики Эйкс и Шертерлан.