Возбужденная Стася стояла на своём.
— Конечно нет! Это я сейчас моложе выгляжу, потому что стрижка короче. А с той причёской мне лучше, хотя снимок совсем неудачный. Скажи, где лучше? Там или сейчас?
Дураком Климчак не был, но комплименты ему ничего не стоили.
— И там хорошо, и здесь.
— Так, может, лучше опять отпустить?
— Отпускай на здоровье, такие невинные детки вообще должны ходить с косичками.
Вот тут-то в дело вступила подруга Зажицкая. Ей надоело изучать посетителей кафе, среди которых, как назло, не было знакомых. Услышав последнюю фразу, она захихикала и, сама того не ведая, оказала неоценимую помощь.
— Чтоб ты знал, ещё какие невинные.
— Это как? — удивился Лёлик.
— Перестань, Ядвига, — смутилась Стася, а внутренняя дрожь приобрела совсем другой характер. Прямо бальзам на сердце! Появилась надежда, что проблема невидимого сокровища решится сама собой.
— Она вроде как девица. Совершеннолетняя, а ещё девица.
Лёлик не поверил.
— Да ладно…
Стасю его недоверие очень задело.
— А вот представь себе! — дерзко возразила она. — Что, не веришь?
Лёлик покосился на неё, но обратился к Зажицкой с явным упрёком:
— Ядвига, и ты в это веришь?
— Не знаю, в жизни всякое бывает…
Вот тут-то Климчак и покатился со смеху, искренне и заразительно.
— Ха-ха-ха, на девице я, глядишь, и женился бы, да только где такой товар сейчас найдёшь?
— Что искать, вот она здесь сидит.
— Ни в жизнь не поверю. Сам должен убедиться…
Стася была счастлива. Первый этап пройден. Поверил, не поверил, уж она сумеет доказать. А выйти замуж за такого привереду, что абы какую не возьмёт, это круто! Вот уж отличие так отличие, на все сто!
* * *
Судья не передавал обвиняемого в распоряжение прокурора или адвоката, а продолжал допрос сам. Патриция слушала, затаив дыхание. Обиженный на весь мир старый пень её не разочаровал. Он даже не пытался скрывать своей скуки, раздражения и забывчивости, а посему диалог был весьма оживлённым.
— Повторная встреча где произошла?
— Случайно, на улице.
— Где?
— В гастрономе.
— Как это было?
Климчаку вспоминать не требовалось, подготовился он отлично.
— У меня была Зажицкая, мы вместе пошли в гастроном. Там встретили Руцкую и Мельницкую.
Патриция пожалела, что не составила себе списка всех замешанных в дело. Вот, пожалуйста, выскочила, как чёрт из табакерки, какая-то Мельницкая, кто она такая? Ну, ничего не поделаешь… Сейчас журналистка всё своё внимание сосредоточила на авторизованном переводе в исполнении судьи. Ведущая протокол девица то ли была туга на ухо, то ли вообще без мозгов, так как каждый ответ старикан диктовал ей по-своему.
— «В тот день ко мне пришла Зажицкая, и мы вместе отправились в магазин…» Разговор какой был?
Подсудимый только того и ждал. В важные, по его мнению, моменты он как будто раздувался от чувства собственного достоинства, словно набирал в лёгкие воздуха, собираясь надуть шарик. Ответ был заготовлен заранее, что явно бросалось в глаза.
— Был, и даже весьма забавный. Они обе уговаривали меня съездить с ними в лесопарк и спрашивали: «Лёлик, ты меня любишь?»
В это Патриция не поверила ни на грош, разве что дамы могли столь незамысловато шутить, как бывает обычно между хорошими знакомыми, по принципу: «Казик, если ты меня любишь, свари, пожалуйста, кофе». Вот только в устах Лёлика это прозвучало не слишком натурально, не рановато ли для такого рода шуток?
Судья оставался на высоте:
— «По выходе из магазина речь шла о встрече…» А что Зажицкая?
Климчак думал так долго, что в зале ощутилось напряжение.
— Сказала, что ей надо готовить обед, — изрёк он наконец.
Судья не подкачал. Умудрился проигнорировать себя самого:
— «Руцкая предлагала мне поехать в лес…» Так что там с Зажицкой?
Обалдевший Климчак вылупил глаза. И опять надолго задумался.
— У дома сказала, что обед варить не будет.
— Отставить обед! — рявкнул судья и тут же успокоился, но с несчастной Зажицкой не слез. — Какую роль играла Зажицкая в вашей жизни?
— Таинственную, — еле слышно прошептала Патриция исключительно себе под нос, ну разве что самую малость в косыночку.
Кайтусь сохранял каменное спокойствие и даже не дрогнул. Он уже успел сориентироваться в непростой ситуации, возникшей в ходе судебного разбирательства, готов был к неожиданностям и сосредоточенно ждал момента, когда судья разрешит сторонам принять участие в представлении. Он только пометил что-то в своих бумагах.
Обвиняемый воспрянул духом и оживился.
— После тюрьмы она стала моей любовницей, — заявил он с удовлетворением.
Судья воспринял это заявление крайне брюзгливо:
— Чьему выходу из тюрьмы? Её?
— Нет, моему.
— А знакомы вы давно?
— Несколько лет, она — подруга моей сестры.
Судья продолжал откалывать фортели и продиктовал для протокола:
— «Зажицкую я знаю несколько лет, так как она является любовницей моей сестры…»
Тут даже тупица-секретарша спохватилась и с ужасом поправила:
— Подругой?
— Что?
— Подругой, наверное?
— А, подругой, подругой… Где вступали в половой контакт?
«И чего тут Стасе удивляться, — подумала Патриция, — когда сексуальная жизнь этого казановы местного разлива всех так интересует?» Проверив, работает ли диктофон, она бросила взгляд на Кайтуся, занятого своими заметками.
— В лесу, — гордо заявил Климчак. — На такси ездили.
— А дома?
— Нет.
Судья на минутку отвлёкся и покопался в протоколах следствия.
— А был такой случай, что Зажицкая пряталась в шкафу? Это в связи с чем?
— Было такое дело, — равнодушно подтвердил Климчак. — У Павловских праздник справляли, день рождения сестры, пришла и Зажицкая…
— Чтобы в шкафу посидеть?
— Нет, просто так…
— С мужем или без?
— Без мужа. Она и в шкаф-то спряталась, когда её муж к ним заглянул. Мы тогда с ней и познакомились. Муж у неё ревнивый, вот она и боялась.
Патриция ужасно пожалела, что не видела полностью материалов дела и не прочитала всех показаний. Она явно ощутила, что стала свидетельницей чего-то фантастического, чему и названия-то нет. Сколько скрытых между строк шедевров она упустила! Но откуда же ей было знать, такое и вообразить себе невозможно!
К огромному сожалению заседателей, судье затронутая тема наскучила. Зато он вернулся чуть ли не к обеду Зажицкой.
— И кто в тот лес поехал? Кто с кем?
— Я поехал с Зажицкой, а они обе — раньше. Мы собирались в «Русалке» встретиться, это кафе такое.
— И встретились?
— Нет.
— Почему?
— Не знаю. Их там не было.
— Но ведь Руцкая вернулась с вами. Как это получилось?
— Она уже позже пришла, около семи, на автобусную остановку. Грустная была и расстроенная.
— Что сказала?
— Сказала, что её подруга осталась с какими-то двумя типами на ночь. Я предложил её позвать.
— Она не согласилась?
Обвиняемый позволил себе продемонстрировать явное осуждение:
— Повела себя очень даже грубо. Обозвала подругу и сказала, что её не волнует, чем занимается эта…
Судья поспешно перебил:
— И вы вернулись на такси?
— Да.
— Когда вы в третий раз встретились с Руцкой?
— Третий раз я застал её у себя дома вечером тридцатого августа…
* * *
— Ну, что скажешь? — прошипела издевательски Патриция. — Нам предстоит лицезреть кульминацию этого действа?
Она была даже довольна. Судья ни с того ни с сего объявил перерыв. Элегантный обладатель греческого профиля поднялся и направился к выходу. Патриция тоже поднялась, благодаря чему получила возможность ещё разок к нему присмотреться, очень внимательно, но ненадолго, так как в проходе появился Кайтусь и загородил ей обзор. Патриция с нетерпением ожидала перерыва, поскольку ответа на все замечания, сказанные шёпотом в косыночку, иначе не получишь. Существовала опасность, что Кайтусь будет занят, но тот оказался свободен, чему в глубине души был даже рад. Такого развесёлого заседания он никак не ожидал, и ему требовалось время, чтобы привести в порядок свои впечатления.
— Высокий Суд или оголодал, или ему в сортир приспичило, — пошутил прокурор, стараясь казаться беззаботным. — А может, ему просто скучно стало. Таких кульминаций нам предстоит ещё несколько, будь уверена. Кофе выпьем?
— Гляди, как ты развеселился! Твоя многострадальная мимоза пока выглядит не лучшим образом. Сама в знакомые набивалась и на комплименты напрашивалась… А ты лучше скажи-ка мне по секрету, настоящий процесс — это, вообще, что такое? Пародия? Гротеск? Прикол? Ведь на полном серьёзе такого просто быть не может!
Последних слов Кайтусь предпочёл не услышать, а следовательно, и отвечать не стал. Честно говоря, он сам был здорово озадачен и даже подавлен. Как прикажете сохранить лицо, угодив в такую навозную кучу? Каким таким чудом?
Маленькая кафешка находилась в двух шагах, и участники пари примостились за столиком в углу. Кайтусь извлёк из левого уха крохотный наушник, осмотрел его и поудобнее пристроил на прежнее место. Относительно приговора у него сомнений не было — судья не подведёт. А вот как после всего этого цирка сохранить репутацию? Поневоле позавидуешь защитнику…
— Пока мы слышали версию Климчака, — сказал он спокойно. — И верить в неё нет никаких оснований. Не кричи так громко, слышимость отличная. И на что тебе сдалась эта штуковина, я ведь всё равно не отвечу!
Патриция поправила косыночку, сдвигая лёгкую ткань с серебристого ситечка, прикрытого чем-то вроде колпачка Говорить было очень удобно, ткань совсем не мешала.
— Ничего, в любую минуту может пригодиться. И вовсе я не кричу, а шепчу, а сейчас и вообще выключила. Но в моменты, что повторяются в версии Стаси, можно же будет поверить? О Зажицкой я и не говорю, она — главная фигура, но какое у неё будет настроение?
— Интересно, какие это моменты повторятся? А Зажицкая вообще в трудном положении. Если ещё раз что отзовёт, я её с превеликим удовольствием обвиню в даче ложных показаний. Она уже три раза свои версии меняла в зависимости от ссоры или примирения с любовником.
— Ага, а ругалась и мирилась с ним не иначе как с помощью телепатии, ведь Климчак сидел. Хотя признаю, воду мутить она умеет…
Официантка принесла два напёрстка кофе, очень крепкого и по вкусу удивительно похожего на настоящий кофе. Патриция заподозрила, что тут не обошлось без личного очарования Кайтуся, но не собиралась сейчас отвлекаться на такие пустяки.
В кафешку зашёл господин с греческим носом и уселся неподалёку. Патриция рассеянно взглянула на него, ещё раз удостоверилась, насколько он красив, и от этого расстроилась. Какое он имел право быть таким красавчиком, если не являлся её давним несостоявшимся амантом, равно как и несостоявшимся врагом? И всё же до чего похож. Что и раздражало…
— Погоди, ты можешь мне объяснить, почему судья задаёт такие дурацкие вопросы? И зачем такую чушь диктует в протокол? Ты же знаешь, я много процессов видала, но этот старикан все рекорды бьёт.
Кайтусь поморщился. Он был здорово озабочен, но старался это скрыть.
— Формулировки должны годиться для протокола. Ты же видела, эту, прости господи, секретаршу судебного заседания. Какие у неё могут быть литературные таланты?
— А у судьи какие? Чуть было Гонорату в сожительницы Зажицкой не записал!
— Я же говорил, что ему скучно. Материалы дела чуть ли не наизусть выучил, вот и зарапортовался.
— Свинство всё это, — сердито констатировала Патриция, извлекая из сумочки сигареты. — Не должен он наизусть знать… — тут она спохватилась. — Ну, в какой-то степени должен, не как тот, помнишь, что прочел только титульный лист, дело об алиментах, и всё домогался, где же ребёнок, когда дело было в том, что один тип подстрелил другого на охоте…
— Вот, сама видишь!
— Но наизусть-то зачем! Так бы ему, глядишь, и интересно стало, может, и до правды бы докопался.
— Он и так докопается, — буркнул Кайтусь без особой уверенности и щёлкнул зажигалкой.
Патриция начала заводиться:
— Ты уверен? Что-то я не заметила в нём того священного огня, того стремления к правде и справедливости!
— Священный огонь в этом динозавре? Окстись!
Патриция не на шутку рассердилась:
— Ты мне зубы не заговаривай! Здесь не в динозавре дело, а в этом паршивом изнасиловании! Ты не хуже меня знаешь, сколько таких случаев: или невинная изнасилованная девушка, или невиновный оклеветанный парень, как тот с сеновала, помнишь, ты сам не смог решить! А та тётка с колбасой? И все остальные? Таких дел об изнасиловании пруд пруди. Тебе же лучше меня известно! Что происходит? Мода такая, что ли?
Кайтусь чуть было не подтвердил, да, мода, но вовремя прикусил язык и предпочёл процитировать прессу:
— Рост хулиганства, падение нравов, бандитизм, безнаказанность…
— А может, наоборот?! — вконец разбушевалась Патриция. — Может, безнаказанность девиц, которые выдвигают ложные обвинения, сводя, таким образом, личные счёты и придавая себе значимости? Может, девушки, на которых, прости господи, никто не покусился, чувствуют себя недооценёнными? Обиженными? Сплошная бредятина и напрасная трата времени правосудия!
Явный перехлёст её эмоций вызвал у Кайтуся раздражение:
— Ладно, не будем напрягать правосудие, — холодно заметил он. — Так скоро дойдёт до того, что одинокой женщине страшно будет вечером выйти на улицу.
— Дойдёт до того, что парень при виде девушки на безлюдной улице будет сигать в кусты!
— А что, неплохая идея!
— Дарю, можешь воспользоваться при первом удобном случае. А я горю желанием услышать, как проходила встреча жертвы с насильником, которого она добровольно поджидала у ворот. И, насколько нам известно, не менее добровольно явилась к нему в гости…
* * *
Войдя в зал суда, Патриция сразу уловила некоторые изменения в составе публики. На первом ряду с прокурорской стороны сидела какая-то девушка, за ней тётка среднею возраста в явном раздражении. Оглянувшись, Патриция увидела за собой молодого угрюмого парня. «Греческий профиль» прибыл последним Остальное не изменилось, но в окрестностях судейского стола слегка повеяло семейственностью.
Подсудимый с места в карьер продолжил свои показания, которые интересовали судью ровно настолько, насколько их требовалось занести в протокол. Постоянные перерывы на диктант завершались очередными необязательными вопросами. Начало Патриция проворонила и, ковыряясь с брошкой, поймала обрывок:
— …в комнате вместе с моей сестрой.
— Что они делали?
— Сидели за столом, на котором стояла бутылка водки.
— Что дальше?
— Первое, что сказала мне Руцкая: «Лёлик, я хочу с тобой выпить».
Достоверность этой информации Патриция отвергла сразу же. Не то чтобы такого нельзя было ожидать от незнакомой, в конце концов, ей Стаси, а просто прозвучало это уж слишком по-лёликовски. Так Климчак представлял себе девушек, вот только это не были обычные домашние девушки, живущие с родителями, заканчивающие школу, начинавшие работать. Приличные. Он бессознательно воспроизвёл слова, характерные для компании аморальной Зажицкой, ведущей безнравственный образ жизни в Познани.
— Врёт и глупо, — шепнула она в брошку, а Кайтусь машинально кивнул.
Судья на глупую ошибку не обратил ни малейшего внимания.
— А вы что?
— Отказался, поскольку мне нездоровилось и очень устал после работы.
Продолжение выглядело уже лучше. Из материалов дела Патриция знала, что Лёлик вкалывал на семейной стройке и имел все основания утомиться. Вот только зря он преувеличивал, и откуда взялась болезнь? Выглядел он вполне здоровым.
— Но вы всё-таки выпили?
— Выпил сто грамм, — с огорчением признался Климчак, отлично сознавая, что в его категорический отказ ни один нормальный человек не поверит.
— Какие были рюмки?
— Стограммовые стаканчики и рюмки по пятьдесят.
— Из того же графинчика?
У судьи был несомненный талант задавать неожиданные вопросы. Ему опять удалось поставить в тупик Патрицию. Какой графинчик, чёрт побери, ведь только что подсудимый упомянул о стоявшей на столе бутылке водки, откуда же у старого сморчка взялся «графинчик»?