Они-то, может, и поверили, да я не могу, не имею права поверить!
Интересно, — проговорил Демидыч и умолк.
Что тебе интересно-то?
Вроде одним делом занимаетесь, а друг за дружкой топчетесь.
Прозреваешь, — удовлетворенно улыбнулся Грязнов. — Может, подумаешь, почему за одним и тем же человеком, полковником ФСБ Павловым, топчемся и мы, и твой бывший командир?
Мне думать нечего. Мне приказали, я выполняю.
Тебе стучать приказали на мою контору! Значит, стучишь?
Не-е, — покачал головой Демидыч. — Не стучу. Не приспособлен.
А напарник? Как его... Федя?
У него спроси.
Крепкий ты мужик, Володя, — с уважением произнес Грязнов. — Я таких уважаю.
Ия тебя уважаю, — расплылся в улыбке Демидыч.
Поверю я тебе, пожалуй. Будешь молчать.
О чем говорить? — хмыкнул Демидыч. — Только прямо скажу, Саргача не трожьте.
Уже слышал.
Свистнет Саргач, все «волки» в Москве будут.
Это кто ж такие?
Коли придет час, увидишь.
Хороший командир был Саргачев?
Что ты!
И чем же он был хорош?
Я тебе, Грязнов, только одну басню расскажу, а ты смекай. Подкинули «духи» паренька нашего ночью. Что с ним вытворяли — не знаю, но, видим, исколотый весь, член вырезан и в рот воткнут. И что, думаешь, сделал Саргач?
Слушаю, Володя.
Мы их, сук, десятерых взяли. И тоже подкинули... Понял?
Понял.
А ты говоришь...
Люди меняются, Владимир. Смотри не ошибись... Ты когда дежуришь?
Завтра моя смена. Если ты уже не уволил.
Выходи. А сейчас езжай в свои Заветы, отдохни.
Демидыч поднялся не сразу, поразмышлял о чем-то, словно ожидая от Грязнова какого-то вопроса, не дождался и направился к двери.
Слава набрал номер телефона Турецкого:
Привет. Я подъеду, Саня? Минут через пятнадцать — двадцать буду. Пока.
5
В гостиной дачи Алика Попа шел своего рода сходняк. За столом сидели хозяин, самый крупный авторитет азербайджанской мафии Тофик Алиев, два его помощника Джалал и Сабир, Ефим Аронович Фишкин и представитель чеченской группировки Гирихан, известный под кличкой Гиря. На первый взгляд все они держались уверенно, а вернее, старались держаться — это было заметно по их напряженным лицам. Да и то сказать, разговор предстоял непростой: замочили джигиты Тофика парня из охраны Антона Маевского, второй, дважды раненный, ушел. Машину изрешетили, а он все-таки ушел, собака, гнались и уже почти догнали, но паренек знал, куда летел, тормознул возле ночного клуба на Цветном, и тут же подскочили к машине люди Бурята во главе с Мишкой Слоном. Пришлось спешно смываться. Сообщили Антону, а тот тут же позвонил Буряту. «Начинай, Антоша, — приказал Бурят. — Не мы первые кровь уронили». В ту же ночь, под утро, менты, дежурившие на Ленинградском вокзале, обнаружили четыре трупа, как принято сейчас говорить, лиц кавказской национальности. Они лежали рядком, словно напоказ выставленные, у стены складского помещения и все с аккуратными дырками в голове. Менты потирали руки: пусть мочат друг друга, падлы, но убийство есть убийство, а потому возбудили уголовное дело, выяснили, что убитые принадлежат к группировке Тофика Алиева, один из бомжей видел вроде две черные машины, что-то выгружали, а что, ему, бомжу, до фени. На этом дело и завяло — но лишь со стороны милиции и прокуратуры, теперь оно перешло в руки Бурята и Тофика.
Первым, как хозяин, взял слово Альберт Георгиевич. Положение его было незавидное. До сходняка они, конечно, обговорили с Фимой дальнейшие свои действия, но до конкретики так и не дошли. Слишком неожидан и решителен был ответный удар Бурята. Одно дело — встретиться, потолковать, пойти на взаимные уступки, к которым Алик и Фима были готовы, и совсем другое — когда в наличии имеется пять трупов. «И это не конец, — уныло повторял Фима Фишкин. — Бурят не остановится». — «Не ной! И без тебя тошно!» — с досадой отмахивался Алик.
Господа! — поднялся Альберт Георгиевич и оглядел присутствующих. — Помянем наших товарищей! Пусть земля будет им пухом!
Все встали, не чокаясь, в полном молчании выпили.
Теперь, господа, обрисую обстановку, как она мне представляется... Прошу не принимать моих слов как дело решенное, но, прежде чем возражать, хорошо обдумайте свой ответ. Удар, нанесенный Бурятом, лишает нас основных доходов. На Москве он не остановится. В скором времени то же самое произойдет во всех других городах. Почему Бурят решился на подобное? Ему некуда деваться. На приобретение «геры», на доставку, на людей, связанных с этим бизнесом, ушли огромные деньги, сотни миллионов баксов. Касса его пуста, разумеется, относительно. Убежден, что, прежде чем начать дело, он заручился если не поддержкой, то бездействием работников ФСБ. Без этого он не решился бы. Впрочем, мы это видим воочию. Все фээсбэшники куда-то подевались! Были — и нет! Сила за Бурятом стоит большая. Я не удивлюсь, к примеру, если сейчас сюда подойдет парочка БМП, а то и танков, с полным вооружением и с солдатиками на бортах. Большого ума не надо, чтобы представить последующую картину... И будьте уверены, средства массовой информации сделают все для раздувания ажиотажа против нас, как основного источника зла. Заслугу, конечно, припишут себе силовые министерства, и в первую очередь МВД. В Москве Бурят подключил порядка пятисот человек. Понадобится, подключит еще столько же. Каков же выход? С минуты на минуту сюда прибудет Антон Маевс- кий. Он выставит окончательные требования, которые в принципе и без того понятны... Единственный ныход в нашем положении — переговоры. Суть их такова. Мы оплачиваем расходы Бурята плюс делим доходы, скажем, пятьдесят на пятьдесят. Другого пути но вижу.
А как же кровь? — спросил Тофик. — Кто ответит?
Худой мир лучше доброй ссоры, — усмехнулся Городецкий.
Не пойдет. Кровь не прощается.
В таком случае, Тофик, дело твое — труба.
Мы знаем силу Бурята. Но видим и другое: маленькая Чечня бьет большую Россию.
Не равняй хер с пальцем! — внезапно озлился Городецкий. — Кому выгодна наша свара? Ментам! Угробим друг друга, а толку?! Повторяю. Нужен мир. Условия диктует Бурят. Вопрос лишь в том, чтобы условия эти были приемлемы. Если согласится Бурят работать вполовину, надо принимать. А дальше будет видно, все под одним Богом ходим...
Кто оплатит расходы Бурята? — задал вопрос Сабир.
Мы.
Сотни миллионов баксов... У нас нет таких денег.
Пороетесь — найдете.
В это время запищал зуммер переговорного устройства.
Пропустите, — сказал Городецкий. — Антон Маевский.
Антон, как всегда одетый по последней моде, вошел в гостиную, взмахом руки поприветствовал присутствующих, присел напротив Городецкого и коротко с улыбкой сообщил:
Я пришел.
Почему не Бурят? — сверкнул глазами Тофик.
Он бережет свою драгоценную жизнь.
А ты?
Я всего лишь подчиненный. Приказали — пришел. И с большим нетерпением жду ваших слов.
Он смеется над нами! — вскипел второй помощник Тофика, Джалал.
Вам показалось, господин Джалал Мамед-оглы, — сухо ответил Антон.
Городецкий постучал костяшками пальцев по столу, стараясь привлечь внимание.
Господа! — повысил он голос. — С вашего позволения, разрешите огласить предложения, о которых мы говорили!
Предложения? — переспросил Антон. — Я, видимо, ослышался.
Вы не ослышались, господин Маевский. Мы подготовили предложения, которые, надеюсь, устроят обе стороны.
Любопытно...— проговорил Антон, глядя на переговаривающихся на своем языке Тофика и Сабира. — По-моему, вы лишь говорили, но не договорились.
В разговор друзей вступил и Джалал. В его голосе кипела ярость. Все трое словно бы забыли, что находятся не одни в гостиной, начали размахивать руками, перешли почти на крик, а Джалал и вовсе обезумел, рванул ворот рубашки, обнажив волосатую грудь, и казалось, еще немного, и выхватит свой ТТ.
Кажется, делать мне здесь нечего, — сообщил Маевский и поднялся.
Куда-а?! — повел кровавыми белками глаз Джалал. — Сиди!
Вместо ответа Антон щелкнул кнопкой переговорника и приказал:
Приготовься, Миша. Через три минуты — огонь.
Все ошеломленно запереглядывались.
Ты что? Какой огонь?! — бледнея, произнес Городецкий.
Ракеты. «Стингеры», — спокойно сказал Антон. — Через три минуты, друзья, мы будем уже на том свете. Там и продолжим разговор... Минута прошла.
Не дури, Антон. Прошу, — вставая и прикладывая руку к груди, попросил Городецкий.
Фима Фишкин бросился к окну.
Ничего не вижу, — забормотал он. — Где?!
Не шутишь? — обратился Тофик к Маевскому.
Господи! Прости и прими в лоно свое душу мою грешную! — повернувшись к большой иконе, висевшей на стене, проникновенно вымолвил Антон.
Плачу! — вдруг взвизгнул Фима Фишкин. — Все расходы беру на себя!
Осталась минута.
Лицо Антона посуровело, отрешенным, пустым взглядом обвел он присутствующих и снова обернулся к иконе.
Мы согласны! — пристукнул кулаком Тофик. — Слышишь, Алик? Согласны!
Фима кинулся к Антону, дрожащими руками вцепился в переговорник:
За все плачу! За все! Дай отбой, Антоша! Антон посмотрел на часы, дождался, когда стрелка почти приблизилась к медленно текущим трем минутам, и лишь, тогда приказал:
Миша! Отбой!
Городецкий вытер пот со лба, молча налил коньяку и выпил. За ним последовали и другие, кроме Антона, который закурил, откинулся на спинку стула и вопросительно посмотрел на Фиму.
Какие расходы вы берете на себя, Ефим Аронович?
Скажи, Алик, — обернулся Фима к хозяину. — Я что-то того... С такого перепугу и в ящик сыграть недолго.
Мы оплачиваем все ваши расходы по «гере» и в дальнейшем работаем вполовину.
Известна ли вам сумма расходов?
Думаю, не больше двухсот — трехсот миллионов.
Ошибаешься, Альберт Георгиевич.
И сколько же?
Прибавь к этой сумме и всего-то ничего, нолик, и будет самое то.
Миллиарды! — выдохнул Фима.
Если устраивает, можно потолковать, но через некоторое время. Сейчас прямо дать ответ не могу. Не уполномочен.
Как считаешь, согласится Бурят? — спросил Городецкий.
Если сумма будет выплачена разом и наличными...
Подумай, что говоришь, Антон? — перебил Городецкий. — Мыслимое ли дело?!
Вот и я думаю — немыслимое. Погорячились вы, Ефим Аронович... Полагаю, дальнейший разговор бесполезен?
Кто за кровь ответит? — вновь обратился к больной теме Тофик.
Тебе ли объяснять, Тофик? Кто начал, тот и в ответе. Мы квиты.
Завалили-то не одного, четверых!
Так получилось, — развел руками Антон, глянул на часы. — Потерял драгоценное время...
По миру пускают! — хмыкнул Тофик. — Передай Буряту, пусть припомнит пересылку в Котласе...
Он помнит, Тофик. И очень благодарен за хлеб- соль.
Не хлебом — смертью пахло!
Не забыл об этом Бурят. И в свою очередь просил напомнить Княжий Погост. Там ведь тоже не хлебом пахло. Не так ли, Тофик?
Помню.
Значит, вы тоже квиты. И еще просил сказать Бурят, если бы батыром был не ты, то еще вопрос, кто оказался бы на месте тех четверых.
Это угроза?
Предупреждение, — вежливо улыбнулся Антон. — Итак, господа, пришло время раскланяться. Условия остаются прежними.
И какими прежними? — спросил Тофик.
Альберт Георгиевич, разве они не в курсе?
В курсе.
Хочу услышать. Лично, — настаивал на своем Тофик.
Пожалуйста. Срочное освобождение всех известных вам злачных мест в Москве, Питере, Нижнем, Ростове и Екатеринбурге. Все. Как видите, и делов- то — раз плюнуть! Было бы желание.
Грабеж! Полный грабеж!
О чем ты, Тофик? У тебя остается огромное поле деятельности. Рынки, ларьки, ресторанчики и кафе рангом пониже, вокзалы, аэропорты, гостиницы, общежития... Всего не перечислишь! Конечно, придется потрудиться, но, как говорят, без труда не вытащишь и рыбку из пруда!
Прощай, Антон, — хмуро ответил Тофик.
Маевский галантно раскланялся и вышел. На некоторое время в гостиной воцарилось молчание.
Что скажешь, Гирихан? — обратился Тофик к Гире.
Отвечу после твоего окончательного решения.
А если я решу воевать?
Вначале реши.
Тофик посмотрел на своих помощников. Оба они опустили указательный палец на стол. Помедлив, опустил палец и Тофик.
Война, — сказал он.
К сожалению, вынужден огорчить вас, — сказал Гиря. — У нас другие, более важные заботы. Идет другая война. Война за свободу моего народа. Мы не имеем права рисковать. Особенно здесь, в Москве. Нас не поймут. Извини, Тофик, но ты должен понять правильно.
Спасибо за откровенность, — выдавил из себя Тофик.
Думаю, мы можем взять часть расходов на себя. Мне больше по душе предложение Альберта Георгиевича.
«Стингеры», —ухмыльнулся Джалал. —На пушку взял!
Проверим, — нажимая кнопку вызова, сказал Городецкий.
В гостиную вошел Гришуня, остановился возле двери.
Расскажи, Гриша, что видел, что слышал? — обратился к нему Городецкий.
Что тебя интересует?
Антон про какие-то «стингеры» вякал...
Были, — подтвердил Гришуня. — Не знаю, «стингеры» или что другое, но были.
Сам видел?
А то нет? Дуры будь здоров! С Мишкой Слоном стоял, за оградой. Они все за оградой ошивались. Дальше, как ты и приказал, мы их не пустили. Стоим, курим. Потом слышу, Антон заговорил. По рации.
Что он сказал?
Приготовься, мол. Через три минуты — огонь. Выскочили из джипа пятеро с дурами на плечах — и к ограде. Нас под дула положили.
И вы легли? — не выдержал Джалал.
Мишка и говорит, — совершенно не обратив внимания на слова азербайджанца, продолжал Гришуня. — Все, мол, хана. Антона жалко, но за него ваши души возьмем. Лежим, ждем.
Скоты! — выкрикнул Джалал.
И на этот раз стерпел Гришуня, лишь, повел равнодушным глазом на помощника.
Поглядел на часы. Третья минута на исходе. Прощай, белый свет, Здравствуй, мать сыра земля... Смотрю, побежали ребята, те, что с дурами на плечах, обратно в джип. А тут и Мишка. Вставай, мол, отбой. Лыбится.
Трусливые собаки! Шакалы! — рассвирепел Джалал.
Это ты зря, — лениво обронил Гришуня. — Я понимаю, кровь горячая, южная, но зря.
Он спас нас! — закричал Фима. — Понимаешь?! Спа-ас! Григорий! Спасибо! Что твоя душа желает, говори, все исполню!
Налей, — кивнул на бутылку с коньяком Гришуня.
Выпив, он посмотрел на Джалала, покачал головой:
Недолго проживешь, парень. Уж очень горяч.
Джалал побелел. Правая его рука медленно поползла за отворот пиджака.
Остынь! — приказал Тофик и протянул руку Гришуне: — Благодарю тебя, брат!
Гришуня ничего не ответил и не спеша направился к двери.
За наше спасение! — поднял тост Городецкий.
Выпили, посмотрели друг на друга и начали прощаться. После ухода гостей Городецкий и Фишкин, оставшись наедине, задумались.
Что молчишь, Фима?
Думаю, Алик, думаю...
Может, с Павловым поговорить?
Звонил. Не отвечает.
Не замели ли его, Фима?
Кто знает? Меня, Алик, следователь беспокоит. Баба эта, Федотова. Из прокуратуры.
Та самая, бывший юрисконсульт?
Та самая.
Все документы визировала она. Какой смысл под себя копать?
Не все, — вздохнул Алик.
Понятно, — помолчав, догадался Городецкий. — Припомнил старую профессию.
Был грех. Да она бы и не подписала. Мы же заводик вписали, судоремонтный. За так. А сколько меди, бронзы, титана, серебра выкачали... Где? Если копнет —· амба!
Работа-то чистая?
Спрашиваешь! — даже чуть обиделся Фима.
Еще что?
Акции на алмазы и два пионерлагеря под Москвой. На лагеря, если помнишь, она отказалась визировать, а на алмазы я и не предлагал.
Не переживай, Фима, — успокоил друга Городецкий. — Копнет-то она под вице-премьера. Там и застрянет.
Не скажи. Баба серьезная. Пришла-то с бумагой за подписью генпрокурора!