Прочти на досуге, — протягивая газету, ответил Турецкий. — Вторая страница.
В газете было напечатано интервью корреспондента газеты с Лилией Федотовой.
Не вижу здесь упоминания о вице-премьере, — пробежав глазами напечатанное, сказал Саргачев.
Кому надо, тот и без фамилии догадается, о ком речь, кто руководитель так называемого женского движения, — буркнул Турецкий. — Молодец главный! Куда его только не таскали! Как не стращали! Бесполезно. А ты говоришь, стена-а...
Саргачев положил газету на стол и молча вышел.
5
Все, о чем шептались за спиной Алексея Петровича Кротова, соответствовало действительности. Да, он был азартный игрок, имел обширные знакомства во всех сферах, как криминальных, так и государственных. Он играл на бильярде, в рулетку, в карты, на бегах, он знал всех швейцаров, барменов, официантов, крупье, называл всех по имени и отчеству и никогда не путал. Во всех играх ему везло, исключая рулетку, здесь раз на раз не приходилось, иногда уходил с полными карманами, а порой — хоть фамильный перстень закладывай! В игре на бильярде он входил, пожалуй, в пятерку лучших игроков страны, про бега и говорить нечего: жокеи, конюхи, администраторы были его друзьями, «темные» лошадки готовились исподволь, принося Кроту крупные выигрыши, которыми он, разумеется, делился. Одним словом, Алексей Петрович был человек со средствами, и, если в его карманах не шелестело пять- шесть тысяч баксов, он чувствовал себя неуютно. Получал он деньги и на Петровке, законную свою зарплату платного агента уголовного розыска. Иными словами, он был посредник между воровским миром и органами. «Золотой агент», — говорили о Кроте полковники и генералы из уголовного розыска, из МУРа и МВД. В редких случаях Крот оказывал услуги и генералам из госбезопасности. Все, в том числе и крестные отцы, знали, на кого он работает, что он профессиональный стукач, мент, но для них он был свой мент. Надо скостить срок какому-либо авторитету. К кому обращаться? К нему, Алексею Петровичу. Были случаи, когда и на волю отпускали, и не каких-нибудь сявок, а тоже людей уважаемых. На предложения Крота пойти навстречу той или иной просьбе, идущей вразрез закону, начальники отделов и управлений гневались, угрюмо пыхтели, но выполняли, потому что знали: информация, которую давал агент Крот, стоит куда дороже.
Крот сидел в баре гостиницы «Юбилейная» и попивал холодное пиво. Бармен, блондинистый высокий парень, взбалтывал коктейль.
Баб готовят к отправке, Алексей Петрович, — улыбаясь кому-то, сказал бармен. — Человек двадцать. Двое здесь. Бурят для себя отобрал. Ничего бабы, в форме. Остальные в «Интуристе».
Грач давно сидит? — повел глазом Крот на сидящего в зале за столиком парня.
Отмокает, — ухмыльнулся бармен. — Давно. Скворца-то замочили. Переживает.
Спасибо за пиво, — поблагодарил Крот, подвигая бармену стодолларовую бумажку.
Петр Грачев был мрачен. Столик был заставлен бутылками с пивом.
Привет, Петро, — присаживаясь, поздоровался Крот.
Здорово... — поднял голову Грач. — Где я тебя видел вчера?
Вот те раз! — удивился Крот. — Я тебя поил, кормил, привез на хату, даже ботинки снял! И вот благодарность!
Вспомнил! В кабаке! В каком... Не помню.
Притормозил бы ты, Петро.
Грач налил бокал пива, подвинул Алексею:
Помяни друга, Леша.
Пивом вроде не поминают...
Водка в меня не лезет.
То в тебя! — Крот сделал знак официанту. — Бутылку водки. Погоди ты дуть! Сейчас принесут. Со мной полезет.
А друг был... Золото! Три срока тянули вместе. В одном доме выросли. На Полянке. И-эх, Леша-а!
Слыхал.
От кого? — потряс головой Грач и даже, кажется, протрезвел.
От тебя и слыхал.
Так, — проговорил Грач, окончательно трезвея.
И чего я тебе намолол?
Много всякого. Спасибо, — поблагодарил Крот официанта, принесшего водку.
Пожалуйста, Алексей Петрович.
Крот разлил водку по рюмкам.
Ну что же, Петро, помянем друга твоего Дмитрия Николаевича Скворцова!
Пошла, — прохрипел Грач.
А я что говорил?
Чего намолол-то?
Крот узнал от Славы Грязнова некоторые подробности события в Хабаровске, а также о причастности Грача и Скворца к убийству Кузьминского в Гонконге.
Крот не ответил, снова наполнил рюмки.
Вчера ты храбрее был, — усмехнулся Алексей. — Всех порву, всех порежу...
Намолол... если имя друга моего знаешь, — сник Грач, машинально опрокидывая рюмку. — Кого по- рвать-то хотел?
Бурята.
Грач посмотрел по сторонам, перешел на шепот:
Ты поосторожнее, Леша.
Ты спросил, я ответил, — понизил голос Крот.
Не тяни. Может, еще чего брякнул?
Не бери в голову, Петро!
Как на тот свет отправился, не говорил?
Жаловался, что похоронить нечего. Сгорел. Машину взорвали, что ли...
В ментовке подсказали? — сверкнул глазами Грач.
Я пошел, — равнодушно ответил Крот, поднимаясь.
Ты уж посиди, Леша, — ласково сказал Грач, опуская правую руку под отворот пиджака.
Дурак ты, Петро. И пушку оставь в покое. Уделаю, родная мать не узнает.
Посиди, — повторил Грач, но руку вытащил.
Сижу. Что дальше?
А то, что на крючке я у тебя.
Это точно. Не на крючке, на крюке. Ты, милок, такое сболтнул, что я, как мент, должен немедленно тебя арестовать и доставить пред светлые очи начальника МУРа. Но, как видишь, сижу с тобой и даже пью водку.
Говори, Леша, — посерьезнел Грач.
Со стула не свались, — улыбнулся Крот. — Сказал, будто замочил ты со Скворцом вождя Кузьминского в Гонконге. На девке лежал, на китаянке. И это еще не все, Петро, — приметив, как дернулся Грач, сказал Алексей. — Китаяночка-то эта — девочка Бурята. Имечко забыл. Называл ты, но вот выпало из памяти. Такие дела, Петро.
Не мог я тебе сказать, Леша, — твердо заявил Грач.
В каком кабаке сидел?
Сначала в «Националы» забрел, потом в «Савой»... Встретил кореша...
В «Бегах» я тебя нашел, Петро.
Да? Как же я попал туда?
Ничего ты не помнишь, Петро. Где был, что молол, кого порвать хотел...
Хорошо, если бы и ты все забыл, — помолчав, ответил Грач.
Я давно забыл. Первый год меня знаешь?
Знаю, Леша, знаю. Наш человек. Но ведь и на старуху бывает проруха...
Завязали, Петро, — улыбнулся Крот. — Если бы я болтал обо всем, что слышал и знаю, каждому встреч- ному-поперечному... Где был бы?
На том свете, — ухмыльнулся Грач.
Точно. Будь здоров, Петро!
Поставка русских девушек в публичные дома Востока и Запада давно уже волновала Алексея Петровича. Однажды он даже попытался с одной из них переговорить, но встретил неожиданный отпор. «Куда ты лезешь, хмырь болотный? — скосила на него мутные, видимо, от наркоты, огромные свои глаза девушка. — Сидишь и сиди. А хочешь, пойдем? Пятьсот баксов час». Девушка надолго отвадила Крота от подобных переговоров, но, будучи на Западе, он специально занялся этим вопросом. Сотни девушек ежедневно обивали пороги российских посольств и консульств, добиваясь возвращений на родину, плакали, умоляли, клялись, каялись, но сделать сотрудники посольств ничего не могли. Все они были гражданками других стран, с ними были заключены контракты, выплачены какие- то деньги, они жили по законам тех стран, в которые приехали по собственному желанию. Близко к сердцу принял их беды Алексей Петрович, слушая рассказы, в основном состоявшие из унижений и оскорблений. Были и довольные жизнью: иные удачно вышли замуж, другие завели обеспеченных любовников, третьи ушли в содержанки к богатым немощным старичкам, ублажая угасающую мужскую их страсть широко известными способами.
Крот не знал пока, какими путями удастся ему выйти на девушек, на продавцов живым товаром, на пахана, который руководит переправкой, но чувство азарта уже охватило его, а припомнив видеозапись и озвученные рассказы девушек о своем житье-бытье, дальновидно сделанные им на Западе, он дал<е приостановился. «Эврика!» — воскликнул он про себя.
После трех ударов: неудачи с освобождением генерала Пестова, ужасного крика Клавдии Владимировны на кладбище и появления в газете интервью со следователем Федотовой, которые обрушились на Ларису Ивановну почти одновременно, она несколько растерялась. Особенно потряс ее крик. На мгновение она увидела себя со стороны и внутренне содрогнулась. Не задавал вопросов и Саргачев, лишь после того как проехали некоторое расстояние, осторожно спросил: «Может быть, домой?» — «На службу», — коротко ответила вице-премьер. Саргачев не услышал от женщины ни слез, ни жалоб, но нестерпимое молчание было, пожалуй, хуже любой истерики. Возле подъезда «Белого дома» Лариса Ивановна сказала: «Встретишься с Турецким и потребуешь немедленного прекращения следствия в отношении нас». — «Это невыполнимо». — «Ты же «русский волк», — мрачно усмехнулась женщина и вышла из машины. Уже в своем кабинете она прочла интервью, газета с которым, наряду с другими печатными изданиями, ежедневно подаваемыми ей секретарем, лежала сверху. На первый взгляд ей показалось, что не стоит обращать особого внимания на опубликованную дребедень, теперь печатают и про самого Президента такое, что диву даешься, да и фамилия ее не указана, вот Фишкину не повезло, но он сейчас свободная птица, пусть думает. Однако последующие события заставили вице-премьера насторожиться. Коммерческий банк, с которым была твердая договоренность о кредите с пустячным процентом на социальные нужды, вдруг пошел на попятную. Директор банка что- то мямлил о внезапных срочных выплатах, о долгах, которые ему якобы не перевели, а именно на них-то он и надеялся, что необходимо некоторое время переждать, он ни в коем случае не отказывается от своих слов, но таковы обстоятельства на сегодняшний день... Лариса Ивановна не дослушав положила трубку. Второе обстоятельство касалось уже лично вице-премьера. На днях она должна была лететь в деловую командировку во Францию, но, затребовав у помощника документы для более тщательного изучения командировочных целей, узнала, что поездка отменяется. Официальным поводом явился указ Президента о сокращении поездок аппаратных чиновников за рубеж, но чиновник-то чиновнику — рознь, и если отменяется поездка вице-премьера, то тут дело в ином. Помощник, правда, перечислил большое количество отмененных поездок, в том числе и командировок многих министров, но это было слабым утешением для Ларисы Ивановны.
Приехав домой, Лариса закрылась в ванной, в которой была устроена финская мини-баня, довела температуру до ста градусов и долго парилась. Вышла она оттуда повеселевшей, потрепала густые волосы на голове Саргачева и подмигнула:
Не боись, муженек. Все будет о’кей!
Саргачев, глядя на оживленную, веселую жену, понял, что она на что-то решилась.
Ну и что сказал тебе Турецкий? — спросила она, выставляя на стол бутылку старого бургундского и готовя закуску.
Как я и предполагал, он заявил, что следствие ведется в полном объеме и объективно.
Значит, послал тебя подальше?
Считай, так.
И о чем же вы беседовали?
Ответ его был коротким: сказал, что закон нарушать не намерен.
Что же, ты попросил, он отказал, и все?
Почти все, — подумав, ответил Саргачев. — Мы давно знаем друг друга, а потому понимаем с полуслова.
Ты недоговариваешь, Саргачев. По глазам вижу. Меня интересует, что ему известно, и, уже исходя из этого, я буду предпринимать меры.
По-моему, мы договорились, что ты занимаешься лишь делами, которые касаются твоей непосредственной работы!
Все, Саргачев! Я долго ждала. Больше не могу.
Ты делаешь неосторожный шаг.
Неосторожные шаги уже сделаны. Теперь пришло время идти ва-банк. Ты хороший человек, Саргачев. Понимаю, ты хотел меня спрятать, оградить, посадить в золотую клетку, но это не удалось.
Мы можем уехать.
Уже не можем. Я — вице-премьер, и об этом не следует забывать.
Значит, снова богатство, власть и свобода духа?
У меня нет выбора. Или пан, или пропал!
Ты была связана с генералом Пестовым?
Нет, все шло через Павлова.
Ты узнала, почему не был освобожден Пестов?
Этот болван потребовал письменного распоряжения от премьера!
Шеф?
А то кто же?
Он далеко не болван, — ответил Саргачев. — Ход беспроигрышный.
Кстати, о Павлове. С ним необходимо встретиться.
Не советую.
Почему?
Не могу объяснить, но какое-то чувство мне подсказывает, что тут дело нечисто.
Но теперь у него в руках весь отдел. Назначен приказом директора ФСБ.
С одной стороны, он назначает, с другой — не освобождает... А если Пестов уже заговорил?
Если бы он заговорил, то Павлов не был бы назначен.
Не знаю, не знаю, — задумчиво произнес Саргачев. — Кажется, я ошибся...
В чем?
В том, что Павлов до сих пор жив, — резко ответил Саргачев.
Нужно плясать от реальности, — помолчав, сказала Лариса. — Вот почему я и спрашиваю тебя о разговоре с Турецким.
Он глубоко копает, — неохотно ответил Саргачев.
Ему что-то известно?
Сказал, что располагает доказательствами.
По поводу чего?
По поводу гибели Веста.
Нет никаких доказательств и не может быть! — почти выкрикнула Лариса. — Берет на пушку!
Я тоже так думаю, — согласился Саргачев. — Смотрю, тебя не взволновала газетная статейка?
Собака лает, ветер носит, — усмехнулась женщина. — Интервью опасно для Фишкина... Ты говорил, что в скором времени необходимые документы будут у меня?
Через несколько минут еду, — глянул на часы Валерий.
Турецкий, Турецкий... Все дело в нем. Неужели он человек без изъянов?
Взяток не берет. Это точно.
У каждого человека есть свои недостатки.
Баб любит!
Ну, это скорее достоинство, чем недостаток, — рассмеялась Лариса.
Что-то ты очень веселая...
Я снова пришла в свою норму, в свою жизнь, и это меня радует. Пропади оно все пропадом!
Ухожу, — поднимаясь, сказал Саргачев.
И когда ждать?
Позвоню.
...Встречу Демидыч назначил на квартире Федора, своего напарника, который жил в районе «Сокола», в двухкомнатной квартире. Удобнее, конечно, было встретиться где-либо на улице, в том же сквере возле «Кропоткинской», но Демидыч уперся. «Не-е, командир. Посидим, потолкуем, бутылочку раздавим...» И Валерий Степанович, зная упрямый характер парня, согласился.
Демидыч встретил своего бывшего командира радушно, сразу же пригласил за стол.
Давай, командир, по единой!
По единой можно. Но не больше — я за рулем.
Кто тебя тронет? Будь здоров!
Выпили, закусили селедочкой, посмотрели друг на друга.
Я жду, Демидыч.
Просто так я тебе бумажки-то не отдам, командир, — не спеша проговорил парень.
Ты не за просто так отдаешь. За деньги. Возьми, — протянул пачку долларов Саргачев. — Можешь не пересчитывать. Ровно десять тысяч.
Десять тысяч, — повторил Демидыч. — Баксов. Деньги хорошие...
Что ты тянешь? Я спешу.
Поспешишь — людей насмешишь! — усмехнулся Демидыч. — Слышал такую пословицу, командир?
Документы при тебе? — помолчав, спросил Саргачев.
Вот они, — Демидыч взял с серванта папку.
Давай, и, как ты говоришь, будь здоров!
Не-е, командир, не отдам.
Что случилось, Володя?
Я ведь тоже газетки почитываю, — ответил Демидыч, вытаскивая из кармана газету с интервью Лилии.
И что тебя смущает?
Все, — коротко ответил Демидыч.
Объясни.
Ты-то читал?
Да. Просмотрел.
А ты прочти. И повнимательнее, — назидательно сказал Демидыч, подавая газету. — Читай, читай, а я пока махну за твое здоровье.
Хватит паясничать, Владимир! — повысил голос Саргачев.
Я не паясничаю. Я хочу разобраться, почему мой бывший командир берет под защиту жулика и проходимца?
До этого момента Демидыч строго следовал указаниям Лили и Турецкого, с которым Федотова все-таки устроила ему встречу. Турецкий доходчиво объяснил, что собой представляет Саргачев, и даже рассказал о причастности Саргачева к убийству Андрея Васильева. «Правда?» — обернулся к Лиле парень. «Правда, Демидыч», — подтвердила Лиля. «Сказать Саргачу можно?» — «Лишь в крайнем случае», — ответил за Федотову Турецкий. «В каком крайнем?» — «Саргачев без оружия не ходит». —«Ты что-то не то говоришь, Александр Борисович, — вступила в разговор Лиля. — В любом, а тем более крайнем случае об этом молчи». — «Я имел в виду, если придется поприжать», — пояснил Турецкий. «Поприжмешь ты, а с Демидыча достаточно и того, что он встретится и запишет разговор», — твердо заявила Лиля.