Король казино - Фридрих Незнанский 35 стр.

Ну какой из тебя купец, Филя! — возразил Голо­ванов. — У Демидыча фактура, понимаешь, вид. Вод­ку жрет стаканами. Купец!

Филину идею неожиданно поддержал Грязнов:

Так и порешим. Если какой-то Палец бизнесмен, то почему Филя наш не может быть купцом? Появятся общие интересы, а там, глядишь, и дело пойдет.

Я-то кем буду при Филе? — спросил Демидыч.

Как всегда. Телохранителем, — вместо Грязнова ответил Голованов, ловко увертываясь от ручищ рас­свирепевшего Демидыча. — Останови его, Грязнов! Удавит!

Сиди, Демидыч! — Грязнов осмотрел парня. — Мысль хорошая. Телохранитель так телохранитель.

Демидыч встал, вышел и с треском задвинул дверь купе.

Не надо бы, ребята, — сказал Филя, сострада­тельно глядя на закрытую дверь. — Переживает Де­мидыч... И вообще, мура это все. Купец, телохранитель

И впрямь мура, — согласился Грязнов. — А если ничего не придумывать, оставить как есть? Кроме од­ной детали. Думаю, вам известно общество «Афганс­кое братство»?

Всех там знаем, — ответил майор.

Крупная коммерческая структура. Мзду не пла­тят, на лапу не дают. Кое-кто еще и им дает...

Годится, — сказал Филя. — Демидыч кореш. Но там ребята со средствами.

Будут средства. Погуляешь и нас заодно угос­тишь, на халяву. Зови Демидыча, майор!

Владимир Афанасьевич! — приоткрыл дверь Го­лованов. — Зайдите, пожалуйста!

Демидыч вошел и остановился на пороге, полнос­тью закрыв своим телом проем двери.

Мы посоветовались и решили, что ты уже не те­лохранитель, — серьезным тоном заговорил Голова­нов. — Ты тот, кто есть. Сержант разведроты, «рус­ский волк». Ну и конечно, кореш Фили. Приехали в отпуск. Выходит, ты уже и не купец. Так что рассчи­тывай на командировочные.

Коли в отпуске, должны быть и отпускные, — сообразил Демидыч.

Это уже к Грязнову!

Получишь, — улыбнулся Слава.

В Воронеж приехали ранним вечером. Прибывших из Москвы встретил начальник местного уголовного розыска Сергей Иванович Зарецкий, с которым Гряз­нов был в дружеских отношениях еще со времен рабо­ты в МУРе, где Зарецкий ранее занимал должность заместителя начальника отдела.

Ко мне поедем, — сказал Зарецкий Славе. — Пар­ней — в «рафик». Жить будут недалеко от города. В пансионате.

Телефончик в пансионате будьте любезны, — веж­ливо обратился к Зарецкому Голованов.

В «рафике» подскажут.

Благодарю вас.

В восемь ноль-ноль бужу! — крикнул Грязнов вслед уходящим к «рафику» парням. — Чтобы как штык!

Помню, шеф! — откликнулся Голованов. — Су­хой закон!

Кто такие? — спросил Зарецкий. — На наших не похожи...

Хулиганье, — ответил Грязнов, но в голосе слы­шалось явное одобрение.

Штирлица из Фили не получилось.

Родители Филиппа Агеева жили на окраине Вороне­жа в собственном доме. Приезд сына был неожидан, а оттого еще более радостен. Немедленно прибежали сес­тра, зять и две девочки, их дети. И выпили, и закуси­ли, и по песням ударили, далеко за полночь горел свет в доме. Утром Филя вышел на крыльцо, присел на сту­пеньку и закурил. Ничего не изменилось на родной улице, стояли все те же низкие домики-мазанки, лишь на месте халупы Веньки Зуба возвышался особняк из красного кирпича, обнесенный железной оградой.

Чего рано поднялся? — спросил отец, вышед­ший из огорода.

Венькин? — кивнул на особняк Филя.

Его. Года два как стоит.

Большим человеком стал Венька Зуб...

Не маленьким. Депутат!..

Шутишь, отец!

Депутат городской думы!

Завязал, значит, с прошлым Ленька.

Завязал? — переспросил отец. — А на какие шиши дворец отгрохал?! Они все, твои бывшие друж­ки, завязали! Что Ленька Палец, что Венька Зуб! У всех дворцы!

Тоже депутаты? — усмехнулся Филя.

Бери выше. Депутаты небось под ними ходят. Миллионеры они, а может, миллиардеры! И вот что интересно: все видят, и все молчат! Попробовала одна девчушка, судья, и тут же— пуля в лоб! А ей и двад­цати трех не исполнилось. И никого не нашли!

Не там искали.

О том и говорю. Конец матушке-России...

Подожди, отец, плакаться.

Опохмелись, сынок, — вытаскивая из кармана пиджака початую бутылку коньяка, предложил отец. — Смотрел вчера, оба вы на коньяк нажимали, ну и при­хватил. Я-то уж того, поправился.

Из горла?

Зачем? — вынимая стакан, возразил отец. — По­судина при мне.

Филя выпил и снова потянулся за сигаретами.

У вас, в Москве, тоже кругом палят и взрывают. И тоже никого не находят.

Ив Москве не там ищут.

Распластали Россию, теперь кусками рвут на ча­сти! Взять Чечню. Кладут и кладут мальчишек. А ко­мандиры, мать их за ногу?! Да Сталин бы за такое дело без суда и следствия!

Все верно ты говоришь, отец. Но плачем не по­можешь.

Теперь на одного Господа Бога надежда... Круго­вая порука. Все куплено. И всех купили.

Моих друзей, к примеру, не купили и не купят.

Много ли вас? Раз-два и обчелся!

Нас мало, но мы в тельняшках, — улыбнулся Филя.

С охраной ездит Венька-то, — кивнул на особ­няк отец. — Как министр! Он парень-то ничего. По­шел как-то разговор о комбикорме, на следующий день, гляжу, грузовик подлетает! Теперь поросятам моим не жизнь, а малина! И денег не взял Венька-то... Я так думаю, он твое добро помнит, сынок.

Пойду будить Демидыча, — поднимаясь, сказал Филя.

Где-то около десяти утра к дому Агеевых подлетела иномарка. Из машины вышел Венька Зуб. А Филя и Де­мидыч стояли на крыльце, готовые к отъезду.

Здорово, спаситель! — с полдороги закричал Венька.

Давно дело было. Действительно, спас Филя от вер­ной смерти своего бывшего дружка. Нырнул Венька в Дон, ударился головой о корягу и пропал. Нашел его Филя в мутной воде минут через пять, еле вытащил, как умел, начал откачивать, делать искусственное ды­хание, дышал рот в рот. Ожил Венька.

Побыл в доме Венька недолго. Махнул за приезд, припомнил кое-что из прежних лет и, подмигнув Филе, кивком позвал следовать за собой.

Ты куда намылился, такой красивый? — спро­сил уже на крыльце, оглядывая бывшего дружка, оде­того в серый, отлично сшитый костюм.

Хотел к тебе. Может, к Пальцу или Клыку? Рва­нем вместе?

Я тебе ничего не говорил, а ты не слышал. Ни к Пальцу, ни к Клыку ездить не советую. Ты понял меня, Филя?

Взгляд Веньки Зуба был мрачен и серьезен.

Будь здоров, Веня, — помедлив, ответил Филя и направился в дом.

Чего это ты такой смурной? — встретил его воп­росом Демидыч.

Поехали, Демидыч, — не ответив на вопрос, ска­зал Филя.

Ну, Штирлиц! Ну, молодец! — расхаживая по комнате и поглядывая на Филю, саркастически при­говаривал Грязнов. — Учись у ворья, мужики! Один секунд — и расколол!

Ты не дослушал, Грязнов, — встал на защиту своего товарища Голованов.

Я что слушать? На него раз глянешь и сразу поймешь — с Лубянки! Они там все в сером!

Мужчины все разом потянулись за сигаретами.

Что он тебе вякнул, этот депутат? — отходя от обуреваемых его чувств, потеплел Грязнов.

Не посоветовал ехать к Пальцу.

И все?

Все.

Предупредил, видать, по старой дружбе?

Выходит, так.

Кумекайте, мужики, кумекайте! — оглядел «волков» Слава. — Что ему стало известно, этому Пальцу...

То, что мы здесь. В Воронеже.

Мы не одни здесь. Сегодня СОБР прибыл.

У собровцев Фили нет, — встрял в разговор Голо­ванов.

Дошло, — подумав, ответил Грязнов.

Кто-то из троих капнул. В «рафике» было двое, водитель и капитан... — сказал Голованов и вопроси­тельно посмотрел на Славу.

Да нет, мужики. Вместе работали. Ничего тако­го не замечал.

Когда?

Лет пять-шесть прошло...

Срок, — сказал майор. — В «рафике» мы же не распинались, кто такие, откуда и зачем.

Анекдоты травили, — вставил кто-то.

Про баб! — добавил другой.

При всем желании, если кто-то из двоих капнул, ничего существенного он передать не мог. Но если Филю предупредил его бывший под ельничек, значит, дело нешуточное. Ты же сам, Грязнов, говорил, что Зуб этот — правая рука Пальца.

Слава задумался. История и в самом деле непонят­ная. Не хотелось ему думать плохо о полковнике За- рецком, но обстоятельства подталкивали.

Черт его знает, браточки, — неуверенно произ­нес он. — И верить неохота, и не верить нельзя...

Он мне сразу не показался. А у меня на людей глаз — ватерпас!

И ты ему не показался.

Рыбак рыбака видит издалека! — весело отозвал­ся Голованов. — Еще бы я ему показался. Я на него, падлу, как глянул...

Ну ладно, ладно! — прервал майора Грязнов. — Выясним. Сидите и не дергайтесь. Ждите.

На следующий день после похорон Лариса Ивановна позвонила Турецкому и попросила приехать к ней на квар­тиру в восемь вечера. Александр оказался в затруднении. С одной стороны, было просто по-человечески несвоевре­менно допрашивать женщину, только что похоронившую мать, с другой — пришло время поставить точку над «i». Он, разумеется, тактично предложил перенести встречу на более поздний срок и встретиться в следственной час­ти, но вице-премьер суховато ответила, что ее мать скон­чалась пять дней назад и она уже отплакалась. Теперь можно и закончить затянувшуюся историю.

Без пяти восемь Турецкий подъехал к дому в Крылат­ском, где проживали члены правительства, предъявил ох­ране свое удостоверение, охранник сверился со списком приглашенных, и ровно в восемь следователь подошел к дверям квартиры вице-премьера Стрельниковой.

Квартира ее не была роскошной, как ожидал увидеть Александр, а была обычной четырехкомнатной, правда с улучшенной планировкой, чем, впрочем, сейчас никого не удивишь. Обставлена стандартной мебелью, но хоро­шего качества, новой, будто только что привезенной из мебельного магазина. Здесь совершенно не чувствова­лось уюта. Странно, но будто вселился сюда человек как бы на время, как в гостиницу, поживет и вот-вот уедет.

Здравствуйте, Александр Борисович, — протя­нула руку вице-премьер.

Добрый день, Лариса Ивановна.

Прошу в гостиную.

Стол был сервирован на двоих. Стрельникова была одета не в темный траурный костюм, а в нарядное, даже игривое платье, плотно облегающее ее стройную фигуру. «Да, — подумалось Александру, — плакать­ся в жилетку она не будет. Ну и характерец. Действи­тельно, воскресшая Мата Хари».

Вино, кофе, чай? Или вы пьете что покрепче?

Кофе.

Давно хотела познакомиться с вами, — улыбну­лась Лариса Ивановна. — Слышала много, но вижу вас впервые.

Если бы был другой повод для знакомства, — вздохнул Турецкий.

А вы донжуан, Александр Борисович!

Моя помощница говорит то же самое, правда, резче. Называет меня бабником.

Как, кстати, она поживает, я имею в виду Ли­лию Васильевну?

По-моему, очень хорошо.

Так, может быть, и начнем наш разговор с этого, со статьи следователя Федотовой? — перешла к делу вице-премьер.

Начать можно с чего угодно. Со статьи, со зна­комств, с женского движения, которым вы, Лариса Ивановна, руководили, с индустрии развлечений, но придем-то мы к одному вопросу, ради которого я и согласился на встречу с вами.

Могли бы и не согласиться?

Мог, и это вам хорошо известно.

Да, я знаю о документе, подписанном генераль­ным прокурором. Вам разрешено меня допросить.

Я не сомневался в вашей информированности.

Прокуроры приходят и уходят.

Как и вице-премьеры, — улыбнулся Турецкий.

Неужели вы так сильны, Александр Борисо­вич? — помолчав, спросила Лариса Ивановна.

Не будем отвлекаться, — открывая свой кейс, ответил Александр. — Прочтите вот это.

А что это такое? — заметно смутилась Стрельни­кова.

Копия предсмертного письма Андрея Андрееви­ча Васильева.

Читала Лариса Ивановна медленно, внимательно, но какого-либо волнения, а тем более смятения на ее лице не появилось. Отложив письмо, она неторопливо нали­ла полный стакан вина и выпила.

Я прочла, и, как вы заметили, внимательно. За­черкнутые строчки вы, конечно, расшифровали?

Пожалуйста.

«Теперь ненавижу. Дьявол в юбке, существо без­жалостное, бесчеловечное, не знаю кто, но не человек. Убежден, что если умру...»

Лариса Ивановна прочла почему-то вслух, посмот­рела на следователя и покачала головой:

Он был не в своем уме.

Нет. Он был слишком взволнован, — возразил Турецкий.

«Убежден, что если умру...» Он повторяется.

Он возвращается к прежней мысли.

«...что, если умру, главным убийцей будет вице- премьер России. Как жаль Россию, как невыразимо обидно, что на высоком правительственном посту сто­ит преступница...» — дочитала Лариса Ивановна и по­ложила бумаги поверх письма. — Он сумасшедший.

Андрей Васильев никогда не стоял на учете в психиатричке, — сказал Турецкий.

Дорого бы я вам заплатила за это письмо, но слышала, вы не берете взятки, — помолчав, прогово­рила вице-премьер.

Правду говорят, есть такой грех, — улыбнулся Турецкий.

Оно, письмо, правда, не имеет доказательствен­ной силы...

Почему же? Если этот документ будет подтверж­ден иными доказательствами различного рода, свиде­тельскими показаниями пока еще живущих людей, до­кументами и так далее, это письмо сыграет свою роль.

Откуда звонил мне генерал Пестов?

Из следственного кабинета.

И вы находились рядом?

Разумеется, я проводил его допрос.

Генерал закукарекал? — усмехнулась Лариса Ива­новна.

Сразу видно, что вы заканчивали юридический. Закукарекал. И не только он, Лариса Ивановна.

И кто еще?

Позвольте мне до поры до времени не перечис­лять всех лиц, давших изобличающие вас показания.

Я смотрю, вам многое известно?

Помнится, точно такой же вопрос мне уже кто-то задавал... А чуть ли не полковник Саргачев!

И что вы ответили?

Я ответил: мне известно почти все.

Я спрашиваю о себе лично. Что вам известно обо мне?

О вас мне известно гораздо больше, чем о полков­нике.

Предлагаю вам прекратить против меня уголов­ное преследование или же передать дело другому сле­дователю. Вам, как лицу, заинтересованному в исходе дела...

Ни того ни другого я не сделаю, — перебил Ту­рецкий.

А если вам прикажут?

Кто?

Предположим, ваш генеральный прокурор?

Он не сделает этого. Отказал же премьер вам в освобождении Пестова, когда его попросили о письме на имя генерального прокурора.

Почему мне? — раздраженно спросила женщи­на, вновь наливая вина.

Хорошо, — легко согласился Турецкий. — Пусть не вам. Другому. Но факт-то налицо. И вообще, Лари­са Ивановна, меня пока мало интересуют уголовные дела, связанные с генералом Пестовым, полковником Павловым, Ефимом Фишкиным, Поповым-Городецким и вором в законе Ваней Бурятом. Я расследую убий­ство Роберта Веста, точнее, Андрея Васильева. И я до­веду это дело до конца, то есть до суда.

Вам не страшно, господин Турецкий? — помол­чав, спросила вице-премьер.

Опять угрозы! — улыбнулся Александр. — Вол­ков бояться, в лес не ходить.

Вы назвали опасное имя...

Бурята? Это кличка. Как у собак.

Теперь мне ясно, что вы многое знаете. Слишком многое...

«Он слишком много знал!» Так говорят в плохих фильмах после убийства того, кто много знал. Вы зна­ете, Лариса Ивановна, меня никто никогда не тронет. Скажу больше, не тронут и мою семью. У меня много друзей. Они найдут тех, кто приготовился к убийству, и уничтожат. Это в случае, если меня тронут. В ином случае я лично уничтожу эту мразь. И это они знают. Должны знать!

Кто «они»?

Убийцы, мафия, в том числе и Ваня Бурят.

Вы говорили про доказательства. Может, вы пе­речислите их?

Я веду неофициальную беседу. Я пришел по ва­шему приглашению, о доказательствах мы поговорим в прокуратуре.

Мне рассказывали о вас как о любителе острых ощущений. Но в данном случае вам приходилось лишь ждать, когда вам разрешат меня допросить. Так что вам останется лишь ждать, ждать и ждать.

Вы правы. Я сам поражаюсь своему терпению, — широко улыбнулся Турецкий.

И чего вы хотите дождаться?

Окончания следствия, судебного процесса и на­казания.