Официальная Европа закрывала глаза на все, что здесь происходило, потому что европейские государства хотели мира для тех тридцати миллионов тонн нефти, которые ежегодно выкачивал Алжир.
Закулисные интриги в Алжире были обычным делом, и структура власти держалась на перекупщиках и спекулянтах, вроде Хуари Джелиля, выполнявших те функции, которые правительство не могло осуществлять официально. Большинство производителей оружия находились в странах, где алжирские друзья вели свою подрывную деятельность, поэтому правительство Алжира не могло обратиться к ним непосредственно; вместо этого оно использовало таких людей, как Джелиль. Они обеспечивали поставки оружия, амуниции и подсобных материалов, закупали автоматы Калашникова и снабжали ими базы революционеров, расположенные в Западной пустыне.
Это означало, что деятельность Джелиля была тесно связана с интересами некоторых не желающих афишировать себя организаций. Тот, кто хотел с ним увидеться, должен был заранее подготовить свою встречу. Поэтому Лайм стоял теперь на углу улицы в Касбе и ждал, когда ему подадут условный знак.
Наконец он увидел долгожданный сигнал. На узкой улочке появился старый разболтанный «Рено 4CV» с опущенными противосолнечными козырьками.
Он направился вслед за ним по городу; через каждый дом машина останавливалась и ждала, когда он подойдет. Они двигались по медине, лабиринту из десятков запутанных переулков и тупичков. Калеки и нищие толклись вокруг него: «Эй, мистер, не хотите гашиша? Возьмите травки!» Черный рынок валюты, изделия из кожи, таксисты и их сестры – эти арабские ребята торговали всем. Старый бербер в желтых шлепанцах и развевающемся балахоне приветствовал его вытянутой рукой, на которой от пальцев до плеча висели наручные часы: «Хотите дешевых?»
Он проследовал за «рено» сквозь толпу арабов, слушавших какую-то пронзительную громкую музыку. Женщина в сером одеянии взглянула на него из-под своей чадры, а спустя еще один квартал к нему подошел араб и отчетливо произнес на ухо по-французски:
– Спросите Хуари в следующем баре по правой стороне, месье.
Лайм оглянулся, чтобы посмотреть на араба, но тот уже исчез в толпе.
Бар оказался темным помещением, переполненным людьми и пропахшим чесноком и потом. Хозяином бара был высокий человек в феске; шея его была покрыта складками жира. Работая локтями, Лайм протолкался к стойке, и бармен спросил по-арабски:
– Эфенди Лайм?
– Да. Мне сказали, чтобы я справился здесь о Хуари.
– В заднюю дверь, пожалуйста.
– Благодарю.
Он проложил себе путь сквозь толпу и пролез в проход, который был не шире его плеч. Крыши над головой не оказалось, и ему почудилось, что он попал на дно какой-то глубокой трещины, образованной древним землетрясением.
В конце прохода, выходившего на улицу Хелиф-Бухалфа, стоял автомобиль. Черный «ситроен», старая четырехдверная модель с квадратной крышей. Сидевший за рулем араб увидел приближавшегося Лайма и перегнулся через спинку сиденья, чтобы открыть заднюю дверь.
Лайм залез внутрь и захлопнул дверцу. Араб молча тронул машину, и Лайм откинулся на спинку, чтобы расслабиться во время поездки.
«Сент-Джордж» был роскошным государственным отелем, стоявшим на высоком холме с замечательным видом на город. «Ситроен» подъехал к служебному входу, и араб указал на него пальцем; Лайм вышел из машины и вошел внутрь.
В коридоре стоял сильный запах кухни. Он подошел к невысокому человеку в униформе, который следил за его приближением с меняющимся выражением лица, и, когда Лайм остановился прямо перед ним, спросил:
– Мистер Лайм?
– Да.
Куртка у человека откровенно оттопыривалась – Джелиль явно окружил себя охраной.
– Идите направо по этой лестнице, пожалуйста. Поднимитесь на второй этаж и увидите комнату номер 2-14.
– Спасибо.
Дверь открыла грузная женщина с отчетливо обозначенными усиками. Она отступила в сторону и предложила войти.
Джелиль стоял перед креслом, с которого он только что поднялся. Он поприветствовал Лайма легкой улыбкой:
– Я думал, вас уже отправили в отставку.
– Так оно и есть, – ответил Лайм.
Джелиль сделал едва заметный жест, и женщина вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь.
Эта комната явно не была резиденцией Джелиля. Никаких личных вещей. Интерьер был выдержан в стиле отелей «Хилтон», окна номера выходили на склон холма.
– Как дела, Дэвид?
– Неважно, – ответил он, бегло оглядев комнату. Если помещение прослушивалось, внешне это было незаметно; под кроватью и в гардеробе могли спрятаться люди.
– Здесь никого нет, – сказал Джелиль. – Вы хотели, чтобы я встретился с вами с глазу на глаз, да?
Джелиль был смуглым и худым и походил больше на корсиканца, чем на араба, однако лицо его выглядело авторитетным и внушительным, как у человека, который многое повидал в жизни, но в основе своей не изменился. В этом заключалась его сила и его слабость: что бы с ним ни происходило, он всегда оставался таким же, каким был раньше.
Джелиль улыбнулся и поставил на кресло полотняную сумку, в которой звякнули бутылки.
– Чинзано или ром?
– Лучше чинзано. – Ему нужна была ясная голова.
– В ванной должны быть стаканы.
Лайм нашел пару треснутых бокалов и, возвращаясь с ними, сообразил, что Джелиль нарочно послал его в ванную, – убедиться, что в ней никого нет. Он вернулся с бокалами в комнату и бросил взгляд на зеленый тюрбан, лежавший на кровати:
– Вижу, вы получили знак паломничества в Мекку.
– Да, я совершил его шесть лет назад.
Превосходно, подумал Лайм.
Джелиль протянул ему бутылку, и Лайм поблагодарил его взмахом бокала.
– По крайней мере, это лучше, чем тот «пинар», который мы пили прежде, верно?
Лайм присел на краешек кровати: номер отеля был плохо приспособлен для ведения беседы.
– Как Сильвия?
Джелиль просиял улыбкой:
– О, она стала совсем взрослой! Через месяц выходит замуж. За сына министра.
Когда Лайм видел ее в последний раз, ей было четыре года. Он не стал задерживаться на этой мысли.
– Очень рад это слышать.
– Приятно, что вы ее не забыли, Дэвид. Это очень любезно с вашей стороны.
– Она была очаровательным ребенком.
– Да, а теперь стала очаровательной женщиной. Вы знаете, что она снимается в кино? У нее маленькая роль в одном французском фильме. Что-то про войну, из времен Роммеля. – Джелиль широко улыбнулся. – Я мог бы получить большой заказ. Хоть на целый бронетанковый батальон.
– Не сомневаюсь, что это была бы очень выгодная сделка.
– Да, как обычно. Но в этот раз для меня было важнее, чтобы продюсеры дали роль моей дочери. Ради этого я предоставил им в аренду танки по смешной цене. Я знаю, что актриса она никакая, но в кадре выглядит отлично.
Блестящие черные волосы Джелиля были аккуратно зачесаны за маленькие уши; он выглядел солидным, процветающим и довольным собой человеком. Лайм сказал:
– Юлиус Стурка держит где-то здесь нашего президента. Возможно, в горах.
Как Лазаря, подумал он, который лежит в открытой могиле, ожидая прихода Спасителя.
Улыбка Джелиля быстро погасла. Лайм осторожно продолжал:
– В сложившихся условиях мое правительство может быть весьма щедрым.
– Что ж, это интересная новость. Только я не уверен, что смогу вам чем-нибудь помочь.
Лицо Джелиля замкнулось; по его виду трудно было догадаться – то ли он как-то причастен к этому делу, то ли просто удивлен. Но Лайм был достаточно опытным человеком.
– За информацию, которая поможет нам освободить Клиффорда Фэрли, мы готовы заплатить полмиллиона долларов.
Он говорил по-арабски, желая, чтобы Джелиль отвечал ему тоже по-арабски: когда человек выражается не на родном языке, трудно уловить нюансы его речи. Его акцент мешает передать интонациями то, что он хочет сказать на самом деле.
– Я абсолютно уверен, что вы можете мне помочь, – настойчиво прибавил он.
– Что заставило вас обратиться ко мне, Дэвид?
– А что заставило вас замолчать, когда я заговорил о Стурке?
Джелиль ответил безмолвной улыбкой. Лайм сказал:
– Ваши уши, эфенди, открыты для многих языков. Мы оба знаем цену этому качеству.
– Вы ставите мне трудную задачу. Я не видел Стурку с тех пор, как он участвовал в освободительной борьбе Алжира.
– Но может быть, вы что-то слышали?
– Я не уверен.
– Стурке нужно укрытие. Ему нужны снабжение и транспорт. Ему нужно заручиться поддержкой чиновников министерства, которые отвечают за патрульную службу в горах, – он должен убедиться в том, что люди из Фронта национального освобождения его не тронут.
– Возможно, все это верно, если предположить, что они действительно скрываются в горах. Но почему вы в этом так уверены?
– Потому что в деле замешан Бениузеф Бен Крим.
– Думаю, это не единственная зацепка? У вас есть другие данные?
Лайм молча кивнул: он сказал все, что хотел сказать. Не стоило тратить время и рассказывать о том, что благодаря Мецетти они проследили перемещения Стурки до южного побережья Испании, откуда Стурка мог направиться в Алжир.
Джелиль встал и прошелся до двери, потом повернулся, подошел к окну и повернулся снова. Лайм закурил сигарету, поискав глазами пепельницу. Торопить Джелиля не стоило – пусть как следует поразмыслит о деньгах. После этого он начнет торговаться. Джелиль начинал свою карьеру торговцем лошадьми; первый капитал он заработал на лошадиных аукционах.
У двери Джелиль снова повернулся, замер, хмуро уставившись на стену, несколько раз стукнул ногой об пол и что-то пробурчал себе под нос. Потом медленно подошел к окну и выглянул наружу – Лайм смотрел на его спину.
Внезапно Джелиль повернулся к Лайму. На фоне окна было почти невозможно разглядеть его лицо, лишь очертания головы четко вырисовывались на сумеречном небе.
– Вы помните местечко под названием Эль-Джамила?
– То, что в нескольких километрах от побережья?
– Да.
– Они держат его там?
– Нет. Конечно нет. Я не знаю, где они могут быть. Но в Эль-Джамиле есть один человек, местный француз, который шпионил за французским лагерем для Бен Беллы. Мне кажется, что он может помочь вам в ваших поисках.
Лайм не слышал за спиной шума, поскольку все его внимание сосредоточилось на Джелиле. Случайно повернув голову, он заметил краем глаза какое-то движение – бесшумно отворилась дверь – и почувствовал, как на черепе стянулась кожа. Он молниеносно перекатился через кровать и упал на пол, после чего услышал хлопок пистолета с глушителем и удар пули в стену над головой. Револьвер уже был у него в руках.
Лайм уперся плечом о стену. Снизу он увидел припавшую к полу скрюченную фигуру и три раза быстро выстрелил из револьвера, одновременно узнавая человека, в которого стрелял.
Это была женщина с усиками. Она застыла с несколько комичным выражением удивления на лице; когда она упала, Лайм бросился к Джелилю.
В руках Джелиля был кривой нож. Он замахнулся им на Лайма.
Лайм парировал удар револьвером. Запястье Джелиля ударилось о железо. Он не выпустил нож, но рука у него онемела, и Лайм, отбросив пистолет, крепко схватил его одновременно за локоть и запястье и резким ударом сломал ему руку о колено.
Он отбросил Джелиля к стене; тот сполз на пол, и Лайм, подобрав револьвер, быстро подскочил обратно к женщине. Взглянув на нее, он понял, что проблем с ней больше не будет, но на всякий случай поднял с пола ее пистолет с глушителем. Подходя к двери, он чувствовал себя, как ковбой из вестерна – Рэндольф Скотт с двумя пистолетами в руках.
В коридоре никого. Стены в гостинице были толстыми, да и жильцы в любом случае не стали бы реагировать на шум: если турист слышит странные звуки в незнакомом месте, то чувствует неуверенность и беспокойство, а не идет искать себе лишних проблем.
Если у Джелиля были в отеле другие телохранители, они находились вне пределов досягаемости звука. Тот, что стоял внизу под лестницей, не слышал ничего.
Лайм запер дверь изнутри и взглянул на Джелиля. Араб сидел на полу, прислонившись спиной к стене, и держал свою сломанную руку.
Лайм опустился на корточки рядом с женщиной и спрятал один из пистолетов к себе в карман. Он вытащил несколько ворсинок из своего твидового пиджака, положил их на ноздри женщины и сжал ее губы.
Ворсинки не шевелились. Женщина была мертва.
Джелиль начал бормотать какие-то ругательства. Лайм ударил его кулаком в висок; араб с проклятиями рухнул на бок и заорал от боли, когда его сломанная рука стукнулась об пол.
Лайм знал, что телефон в номере подсоединен через коммутатор гостиницы, но все-таки решил рискнуть. Он дал оператору номер Джильямса.
– Это Дэвид Лайм. Я в «Сент-Джордже», комната 2-14. Пришлите команду зачистки. Здесь одна пташка в ауте, а у другого подбито крылышко, нужен медик. Только постарайтесь обойтись без помпы.
Он надеялся, что использование американского сленга может сбить с толку тех, кто, возможно, прослушивает линию. Лайм добавил:
– Распорядитесь задержать дочь Хуари Джелиля Сильвию. Она играет в фильме, который французы снимают где-то в городе.
– Вас плохо слышно. С вами все в порядке?
– Почти. Не заставляйте себя ждать.
Он повесил трубку и откинулся в кресле.
Джелиль пытался сесть, прижимая к себе сломанную руку. Лайм ждал, когда он снова сможет говорить. Лицо Джелиля было искажено от боли, но Лайм знал, что он слышал его разговор по телефону.
Наконец Лайм произнес:
– А теперь расскажите мне об этом французе из Эль-Джамилы.
Джелиль с вызовом ответил:
– Я старый человек, Дэвид. Я немного потеряю, если предпочту молчать.
– Ровно столько же, сколько и все остальные, – остаток своей жизни.
– Вот об этом я и говорю.
Джелиль был реалистом.
О французе из Эль-Джамилы он сказал правду, потому что у него не было причин лгать: он считал, что говорит с покойником. Его слова звучали убедительно, он хотел отвлечь ими Лайма, чтобы женщина могла беспрепятственно подкрасться сзади.
Лайм попробовал другой способ:
– Вы знаете, что этим делом занимаются тысячи людей, даже сотни тысяч. Чего бы вы добились, убив одного меня?
– Многого. Я считаю вас человеком, у которого больше всего шансов их найти.
– Сколько вам заплатил Стурка?
– Не говорите ерунды.
– Я приказал задержать Сильвию.
– Я слышал.
– Вот и хорошо. Просто хотел в этом убедиться.
– Вы ничего ей не сделаете. Я вас знаю.
– Вспомните о том, что стоит на кону, и подумайте еще раз.
Лицо Джелиля исказилось от нового приступа боли; когда спазм прошел, он расслабился и затих. Лайм перезарядил свой револьвер, засунул его в потайной карман и посмотрел на пистолет с глушителем. Это был «люгер» калибра 7,62 мм. Лайм вытащил из него все патроны и спрятал к себе в пальто, потом отбросил подальше гильзу и положил пистолет на кровать:
– Кто это был – ваша мать?
Джелиль пробормотал: «Это не смешно». Лайм снова взглянул на убитую. Ее лицо посерело, под кожей проступили синевато-багровые пятна. Ей было лет пятьдесят. Европейка или полукровка; возможно, одна из «пье-нуар», то есть «черноногих», – французов, которые родились в Алжире.
– Ладно, у вас будет время об этом поразмыслить. А теперь скажите мне имя.
Джелиль поднял плечи и качнул головой – арабский жест «ма-алеш», означавший примерно то же, что у европейцев пожимание плечами: «Ничем не могу помочь». Джелиль был воспитан в духе арабской идеи мужественности – «руджулиях» – мистическая сила, придававшая их храбрости крепость стали. Лайму всегда было трудно сломать такую защиту.
Лайм сказал:
– Вы знаете, что у меня очень мало времени. Поэтому мы не станем с вами церемониться. Мы заставим вас смотреть на то, что будем делать с Сильвией, а я могу пообещать, что ей придется очень скверно.
Джелиль с трудом заставил себя сесть. Его наконец проняло; он начал думать, и это означало, что Лайм победил. Вскоре на лице Джелиля появилось что-то, похожее на улыбку.