— Вечные муки — это выбрать верный вариант из шести неверных, — проворчал Турецкий. — Честно говоря, уже запутался. При этом, заметь, я еще не был в Горелках и не приступал к выяснению обстоятельств гибели генерала. Костя, можно я вернусь на родину?
— Можно, — усмехнулся Меркулов. — Но это не сделает тебя счастливым. Тебе же интересно докопаться до сути? Ты должен форсировать события. Привлеки к расследованию работников милиции, надежных людей из прокуратуры.
— Серьезно? — изумился Турецкий. — Хорошо, я так и сделаю. Здесь все такие надежные. А сейчас, если не возражаешь, я поеду в гостиницу и хорошенько посплю. Не звони больше по этому номеру.
Не успел он выключить телефон, как тот опять разразился какофонией.
— Александр Борисович, — сказала Эльвира, — мы сделали запрос в сотовую компанию. Шестого мая в девять ноль-пять утра Лыбин совершил звонок. То есть сразу, как сменился и покинул здание прокуратуры. Это может ничего не значить — все мы время от времени кому-нибудь звоним…
— Кому он звонил? — оживился Турецкий.
— А вот это выяснить не удалось, — обескуражила Эльвира. — Номер закрытый.
— Не понял.
— Мы тоже рассердились, Александр Борисович, но факт остается фактом. Номер закрыт, абонента отследить невозможно, и сотовая компания не сможет нам помочь, даже если получит личное распоряжение президента России. Такое случается, вопрос лишь в дополнительной оплате при оформлении договора. Но ведь можно спросить у самого Лыбина, нет?
— Можно, — согласился Турецкий. — Возможно, этим я и займусь. Спасибо, Эльвира, вы мне здорово помогли. Если позволите, еще одна небольшая просьба. Постараюсь окупить ваши издержки…
— Вы как-то засмущались, — проницательно заметила Эльвира.
— Да, знаете ли, просьба не совсем обычная, потребует отнять ваше личное время…
— Вы не смущайтесь, говорите, говорите, — засмеялась Эльвира. — Хотите пригласить меня на свидание? В шикарный ресторан? Вы так любезны, Александр Борисович. Я женщина бесхозная, незамужняя, а вы такой видный мужчина…
— Нет, Эльвира, это по работе. — Неужели он и впрямь настолько оробел? — Только не сочтите меня за слегка тронутого…
Информация из уголовного розыска могла придать толчок расследованию. А могла ничего не значить. Он позвонил прокурору Сыроватову, чтобы выяснить, каким образом в переживаемый момент осуществляется охрана прокуратуры. Получил интересные сведения — после известных событий, о которых лучше не вспоминать, охрану усилили. Теперь Недоволин и Лыбин дежурят попеременно днем — с девяти утра до семи вечера, а в ночное время здание контролируют дополнительно два сотрудника вневедомственной охраны. То есть Лыбин в семь часов пойдет домой — ну, или еще куда-нибудь, время, как говорится, личное.
— А зачем вам Лыбин, Александр Борисович? — озадачился прокурор. — Лыбин не входит в число фигурантов по делу. Вы можете поговорить с ним и сейчас — он на посту.
«Кого хочу, того и заношу в число фигурантов», — подумал Турецкий.
— Я вынужден допрашивать всех, кого считаю нужным; — грубовато отозвался он.
— Да, конечно, — спохватился прокурор. — Никто не собирается вам мешать. Вы вольны вести расследование по собственному усмотрению…
— А в этой связи убедительная просьба, Виктор Петрович, о нашем разговоре никому не рассказывать, особенно Лыбину. И подкиньте мне, пожалуйста, его адресок…
Было шестнадцать ноль-две, когда он вошел в гостиничный номер, скинул ботинки и растянулся на диване, забросив руки за голову. От тяжких дум отвлек вкрадчивый стук в дверь. Скрипнув зубами — вот так всегда, соберешься поработать, обязательно кто-нибудь придет и разбудит, — он отправился открывать. Кто впустил в гостиницу путану?! За порогом красовалась типичная жрица любви в черных колготках и малиновой кофточке и призывно улыбалась.
— О, свят… — Пальцы машинально свелись в шепоть. Девица прыснула.
— Грустим, мужчина? А разве не грех предаваться унынию, когда полно других грехов?
— Ты тоже из милиции?
Девица чуть не подпрыгнула от изумления. Потом рассмеялась.
— А, ты шутишь…
— Тогда кто ты?
— Я Лара…
— Очень приятно. — Он саркастично обозрел «просительницу» — от странной прически до странных туфель, которые смотрелись на ней, как десантные ботинки на хорьке. — Ты из тех продвинутых женщин, что любят «Бужоле Нуво» урожая двадцать девятого года, но могут выпить и паленой водки?
— Чего? — хлопнула ресницами путана. На глаза она нанесла столько туши, что ресницы под ней утонули. — Послушай, красавчик, тебе скучно, грустно, почему бы нам…
— Спасибо, мне и так хорошо, — пробормотал Турецкий. — Экономлю, леди, финансовый кризис в стране. — Он захлопнул дверь перед ошеломленной девушкой.
Путана еще немного поскреблась в дверь — для поддержания, видимо, формы, потом настала тишина. «Что такое счастье? — думал Турецкий, стремительно засыпая. — Когда не надо врать, что тебе хорошо. Бедные путаны в этом городе — у них так мало клиентов, и за каждого приходится биться смертным боем…»
Он проспал часа полтора, очнулся от какой-то странной мысли. Необычно — чтобы во сне посещали мысли. Он сбегал в ванную, сполоснул физиономию, раскрыл холодильник, сунул в рот последний ломтик ветчины (прокурор недосмотрел), стал сосредоточенно жевать. Включил DVD, поставил вчерашний диск с записью сценки на озере, стал внимательно пересматривать. Просмотрел раз, просмотрел другой, закрыл глаза, задумался. Что-то было в этой записи…
Дабы окончательно расстроиться, он просмотрел запись в третий раз. Ничего не менялось, карась болтался на крючке, выстрел, побледневшее от страха лицо генерала Бекасова… Окончательно расстроенный, он вышел из номера, промаршировал по коридору. В вестибюле отворилась дверь, увенчанная табличкой «Служебное помещение», высунулась «старая дизельная баржа», как нелестно охарактеризовал прокурор администратора, приветливо улыбнулась.
— Хотелось бы сразу договориться, Антонина Андреевна, — ворчливо бросил Турецкий. — Я не люблю, когда места, где мне доводится проживать, осаждают проститутки. Вы не могли бы так сделать, чтобы они сюда больше не ходили?
— Ах, простите… — Физиономия администраторши стала покрываться густой краской. — Я, видимо, не уследила. Как она проникла в гостиницу? Эта Ларка по кличке Булдыжка пролезет в любую щель! Уверяю вас, такое больше не повторится. У нас приличное заведение…
Понятно без психолога, что «проникновение» без участия администратора не обошлось. Но он предельно ясно выразил свое пожелание…
«Постоянного клиента» в заведении «Рябинка» встретили без особого энтузиазма. Посетителей было немного — еда нашлась. Потом он долго сидел в машине, обдумывая план первоочередных мероприятий. Козырей в кармане не много, на блестящую победу рассчитывать не приходилось, но попробовать, тем не менее, стоило. Он переехал мост через Волгу, свернул направо за магазином с оглушительным названием «Гастроном» и начал старательно объезжать колдобины. Дома на улице Коммунстроевской в основном были старые, трехэтажные, окруженные болезненными тополями. Он остановился возле нужного, покинул машину. На улице потихоньку темнело. Он обозрел облезлую трехэтажку, разломанную детскую площадку, с которой доносились крики ребятни и лай собачонки, вошел в единственный подъезд, стены которого от неприличных надписей спасали только разбитые лампочки, но от пронзительного кошачьего запаха даже они спасти не могли. Поднялся на последний этаж, стараясь не притрагиваться к перилам. Постоял перед тремя обшарпанными дверями, прислушиваясь к звукам окружающего пространства. На первом этаже заунывно пилила скрипка под бой перкуссии, прокуренный шансонье истово уверял, что лучше «золотого материка», известного как Колымский край, мест в природе не существует. На втором этаже под монотонный треск орал ребенок — видимо, небьющейся игрушкой доламывал все остальные; возмущалась простая русская женщина, собравшаяся отдохнуть после трудного рабочего дня, но не имеющая возможности это сделать. Он позвонил в дверь, не забыв одновременно приложить к ней ухо. Если в квартире что-то и происходило до его звонка, то быстро оборвалось. Он позвонил еще раз. Скрипнула половица в квартире.
— Кто? — глухо вопросил мужской голос.
— Турецкий, — лаконично представился сыщик.
— Кто это? — не сообразил хозяин.
— Следователь из Москвы, — терпеливо объяснил Турецкий. — Прибыл для расследования преступлений, о которых вы и так знаете. Мы с вами виделись сегодня в прокуратуре, откройте, пожалуйста, Станислав Витальевич.
Несколько секунд за дверью царило гробовое молчание. «Кажется, я не вовремя», — подумал Турецкий. Дверь неохотно приоткрылась. В проеме мерцал охранник Лыбин — в джинсах, голубой футболке навыпуск. Он настороженно разглядывал посетителя, и ничто не указывало на то, что он собирается пустить его в квартиру.
— Здравствуйте, — сказал Турецкий.
— Здравствуйте, — пожал плечами Лыбин. — Мы действительно виделись. А в чем, собственно, дело?
— Поговорить.
— Сейчас? — физиономия охранника изобразила растерянность. — Но почему вы… здесь? Я как-то не совсем понимаю…
— А где еще? Отвлекать вас от работы не имею права. Вы должны надежно стоять на страже. К тому же завтра вы на работу не выходите, верно? Где я вас еще найду, если не дома? Позволите войти?
Охранник вздрогнул, как-то боязливо покосился через плечо. Нерешительно помялся.
— Да знаете, вы так внезапно… Не самое лучшее время, надо признаться…
— Супруга будет волноваться?
— У меня нет супруги…
— Понятно. Вы не один.
— Ну, вроде того, — охранник скупо улыбнулся. — А в чем проблемы? Я недавно пришел с работы, имею право находиться, где мне вздумается и с кем мне вздумается.
— Согласен, вы можете даже пропустить рюмочку.
Лыбин невольно напрягся, загородил проход. Кроме вешалки, на которой висели старые плащи и форменная куртка, Турецкий ничего в квартире не увидел. Врываться было глупо. Пафосно выражаясь, никто не давал ему права. Охранник прав, он может водить в свой дом, кого вздумается… Впрочем, уходить без достижений тоже не хотелось.
— Простите, у вас женщина, — простодушно улыбнулся Турецкий. — А женщина, наверное, семейная, у нее злобный муж.
— Какая глупость, — фыркнул Лыбин и неожиданно рассмеялся. — Это совсем не то, что вы подумали. Здесь нет никакой женщины.
— Неужели мужчина? — удивился Турецкий. И пока охранник всерьез не оскорбился, сказал: — Я отниму у вас не больше двух минут. Если не хотите пустить меня в квартиру, а это сильно огорчает, мы могли бы поговорить на лестнице.
— Хорошо. — Охранник уже сообразил, что разговора не миновать. От сыщика не утаилось, что Лыбин не на шутку разволновался.
Он вышел из квартиры и прикрыл дверь.
— Что вы хотели?
— Вернуться к пресловутому дню — шестое мая. Пожалуйста, со всей откровенностью, Станислав Витальевич. В девять утра вас сменил на боевом посту Недоволин, вы сдали дела, мирно распрощались и ушли. Никого не видели.
— А кого я должен был видеть? — пожал плечами Лыбин.
— Выходя из прокуратуры, вы должны были видеть человека, который собрался в нее войти. Или столкнуться с ним в ограде. Или на улице Щукина. У человека, нанесшего визит в прокуратуру, машины не было, у вас ее тоже нет. Вспомните, вы кого-нибудь видели?
— Возможно, — недоуменно пожал плечами Лыбин. — В девять утра в той части города было довольно многолюдно. Вообще-то. так бывает редко, но тогда… — охранник наморщил лоб. — Рабочие везли в тележках на свалку металлический лом, у похоронной конторы — что напротив, во дворах — стояла машина. Она завязла в яме, двое мужиков ее вытаскивали. Алкаши какие-то ругались, люди ходили…
Охранник не врал, у него действительно было туговато с воображением. Он перечислял то, что видел, выйдя из здания. Вот только вопрос, когда это происходило?
— Вы работали в уголовном розыске?
— А что, нельзя? Это было четыре года назад. Нынешние работнички меня и не помнят…
— Почему ушли?
Он чуть не вспыхнул.
— А это относится к делу?
Турецкий пожал плечами.
— Не знаю.
— У вас все?
— Нет. Сдается мне, Станислав Витальевич, что вы не договариваете. Почему вы ушли из уголовного розыска, к делу, возможно, не относится. Но вот другое… Предложить на ваш суд свою версию? Сдав смену, вы не сразу покинули здание прокуратуры. Вы зашли в туалет — он между выходом и непосредственно постом. Ну, понадобилось вам. Дорога дальняя, все такое. А Недоволин, пребывающий, так сказать, за стеклом, этого не заметил. Не смотрел он вам вслед. Не такая уж вы важная птица. Он занимался журналом, чайником, телевизором, чем угодно. Пока вы справляли свои естественные потребности, в прокуратуру «проник» посторонний. Посетитель переругивался с Недово— линым — тот не хотел его пускать, а вошедший не желал представляться. Возможно, лицо человека было вам незнакомо, но вы слышали, о чем он говорит. Вам стало интересно, и вы не торопились покидать уборную. Стояли и слушали в приоткрытую дверь. Потом посетитель направился к лестнице, а вы решили выйти. Недоволин не смотрел в вашу сторону — возможно, он накручивал диск телефона, а рядом с ним еще работал телевизор. Вы попятились и вышли. Двери не скрипят. Оказавшись на улице, вы немедленно произвели звонок.
Он следил за реакцией собеседника. Но к чести последнего, тот вел себя вполне естественно. Недоуменно помотал головой, сделал озадаченное лицо.
— Только не вздумайте отпираться, — предупредил Турецкий. — С вашего номера в тот час был сделан звонок, это непреложный факт. Не надо отрицать. Не надо говорить, что телефон вы оставили дома, отдали знакомому или заложили в ломбард. Кому вы звонили?
— Не помню… — пробормотал Лыбин.
Охранник стойко держал удар. Он умел не показывать обуревающие его эмоции.
— Кому вы звонили, Станислав Витальевич? Поймите, вас никто не обвиняет в убийстве, следствию нужно знать, кому вы звонили.
— Послушайте, — тот отправился в контратаку, — если вы смогли определить мой звонок, то почему не можете вычислить, кому я звонил? Бред какой-то. Только не говорите, что хотите услышать это от меня лично.
— Номер не определился, — признался Турецкий. — Факт настораживает, согласитесь. Поставьте себя на мое место, Станислав Витальевич, и вы поймете, что я должен эту тему доработать. Вы же трудились в уголовном розыске. Вспоминайте… или признавайтесь, пока не зашло слишком далеко.
Охранник закусил губу, уставился в пол. Со стороны могло показаться, что он усиленно вспоминает. Хотя бывает всякое, мелькнула неприятная мысль, вот заставь тебя сейчас вспомнить, кому ты звонил в десять утра в прошлую пятницу — ведь умрешь, а не вспомнишь.
— Вспомнил, — выдохнул охранник и даже как-то криво улыбнулся. — Звонил в Шаховскую, у меня там мать живет. Просто хотел узнать, как у нее дела. Можете проверить — она действительно там живет.
— Ну, слава богу, — улыбнулся Турецкий. — А я уж думал, ночевать у вас под дверью придется. С каких это пор у вашей мамы закрытый номер? Она работает в секретном учреждении?
— Да боже упаси, — хмыкнул Лыбин. — Она на пенсии, у нее однокомнатная квартира недалеко от автостанции.
— Почему же номер не определился?
— А я не туда попал, — нагло объявил Лыбин. — Набирал по памяти, видно, сбился на какой-то цифре. Оператор объявил, что вызвать данного абонента невозможно — в связи с установкой фильтра на его аппарате… в общем, я не понял.
«Врет и не краснеет», — уныло подумал Турецкий.
— Почему же не перезвонили маме?
— Аккумулятор сел, — развел руками Лыбин, — разрядился полностью. Батарейка старая. Аховый полтысячи стоит, никак не соберусь приобрести. Да и зарплаты у нас… не московские. Пошел домой, поставил телефон на зарядку, через два часа позвонил маме. Кстати, можете проверить — уж этот-то звонок наверняка определился…
Предъявить охраннику было нечего. Теоретически все, что тот наплел, могло быть правдой. В какой-то миг Турецкий почувствовал шаткость своей версии. Одарил напоследок испытуемого проникновенным взглядом комиссара Мегрэ и удалился. Спустился во двор, побродил вокруг подъезда. Не самое приятное для проживания местечко — не всегда ладно с жилищными условиями у работников вневедомственной охраны. Практически стемнело, на детской площадке было безлюдно, за сараями монотонно гавкала собака, дул прохладный ветерок. Нарвется он когда-нибудь на хулиганствующие элементы…