Он находился уже в гостиной, по-прежнему в черном плаще, смотрел, как буря разгулялась в океане. Мерси увидела розовый, трепещущий зигзаг молнии в темной воде. Включила несколько светильников, в одной руке она держала взятую из химчистки одежду Обри, вешалки врезались ей в пальцы.
– Так, – сказала она, – вещь из смеси черной шерсти с орлоном, возможно, свитер, вязаная шапочка, перчатки или кашне.
– Я займусь кухней, – произнес Саморра. – Она беспокоила меня.
Кухней так кухней. Мерси зажгла свет в спальне, положила привезенную из химчистки одежду на кровать, открыла зеркальную дверь шкафа и повесила чистую одежду в одной стороне. После чего начала снимать в другой по три-четыре вешалки и складывать их на кровать.
Мерси, неважный оценщик дорогой одежды, на первых двадцати вешалках насчитала примерно несколько тысяч долларов – там были платья от модельеров, о которых она только слышала краем уха. На элегантном платье из красной кожи с золотыми пряжками на ремешках сохранился ценник – 1700 долларов.
У Мерси самым дорогим было платье за 335 долларов, купленное чуть более двух лет назад. Длинное, черное, простое, всего лишь однажды надеванное.
От одежды пахло духами. После платьев пошли юбки, затем блузки, затем более небрежные наряды. По другую сторону были пальто, жакеты, брюки, несколько откровенно соблазнительных кожаных и виниловых вещей. Мерси не представляла, как их надевают. Мерси пыталась вообразить себя в такой одежде, но не могла.
«Ты не прикасаешься. Не целуешь. Не мечтаешь».
Испуганная, бесполая корова, подумала она. Но ведь это не самое худшее, кем можно быть? А вдруг она возглавит группу расследования убийств к сорока годам?
У Мерси возникло желание примерить кой-какие вещи Обри, посмотреть, как они выглядят, но она подавила его, сочтя глупым.
Сложенные свитеры лежали с левой стороны верхней полки. Черный кашемир, черный хлопок, черная ангора. Черной шерсти не было. На правой стороне полки Мерси обнаружила несколько вязаных шапочек и беретов, две пары вязаных перчаток, три кашне. Шерсти было много, но черными были только перчатки. И, судя по этикеткам, без орлона.
Потом она осмотрела взятые из химчистки вещи. Ничего совпадающего с тем, что обнаружили в лаборатории.
Мерси обыскала корзину с приготовленными для стирки вещами в углу: много белья и одежды, но ничего шерстяного. Обратила внимание на туфли и сапоги, сандалии и шлепанцы, коробку на двести сорок презервативов возле высоких кожаных сапог. Ну и способ зарабатывать на жизнь, подумала Мерси. И подсчитала, что Обри за год провела, видимо, больше времени в половых сношениях, чем она за всю жизнь. Почему-то ей это было неприятно.
«Ты не планируешь. Не мечтаешь. Не делаешь ничего».
В шкафу в противоположной части комнаты оказалось больше белья, чем, как представлялось Мерси, у кого-либо из женщин. Там было все, что только могло прийти на ум.
Под лайковыми трусиками в верхнем ящике она обнаружила пачку вскрытых конвертов, в основном с поздравительными открытками. Мерси села в кресло и включила стоящий рядом торшер. На разноцветных конвертах обратного адреса не было. Взглянула на почтовые штемпели – Санта-Ана. Адрес написан мелким, аккуратным почерком, при виде которого у нее часто забилось сердце. Мерси разложила конверты в хронологическом порядке и начала с первого.
Синий конверт в тон синей открытке с изображением птицы.
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
Мерси вставила кассету в видеомагнитофон на большом телевизоре в гостиной и села на один из черных кожаных диванов. Саморра устроился на другом. Экран замерцал серым, затем загорелся яркими цветами.
Обри Уиттакер, идущая вечером по пляжу. Мужской голос называет дату, время и место.
Обри Уиттакер, катающаяся на коньках в парке. Опять тот же мужской голос.
Обри Уиттакер, сидящая там, где теперь сидит Саморра, рассказывающая, как первый раз ездила верхом. Смех того же мужчины.
На большинстве кадров – лицо Обри крупным планом. Мерси поразилась, какой красивой была эта женщина. С белой кожей, алыми губами, изящной грацией, выразительными глазами. План все укрупнялся. Ближе, ближе, потом изображение расплылось.
«Ну, и зачем мы делаем это снова?» – спросила Обри снимавшего.
«Чтобы ты видела, как красива, – ответил тот, – когда бываешь сама собой».
«И я должна просматривать эту пленку всякий раз, когда мне захочется покончить с собой?»
«Да».
Смех.
Конец видеозаписи. Серая бесконечность.
Несколько секунд детективы молчали. Мерси посмотрела на черные небо и воду, услышала, как все еще с силой хлещет дождь, увидела мигающий крохотный огонек маленького судна, идущего с юга на север.
– Это голос Макнелли, так ведь? – спросил Саморра.
– Да.
То, о чем он заговорил после этого, удивило Мерси.
– У нее большая опухоль в мозгу. Никто не знает, почему она появилась. И как долго находится там. Глиобластома. Она величиной с лимон. В четвертой стадии, значит, растет быстро. Эта опухоль является на сто процентов раковой. Нам сообщили, сколько Джанин проживет. Четырнадцать месяцев, если опухоль оперировать, лечить химиотерапией и облучением. Если нет – шесть. Жизнь можно продлить на восемь месяцев, но это будут месяцы адских мучений.
Саморра смотрел на бурю за окном.
– Но у врачей есть новый экспериментальный метод. Они называют его «новый протокол». Это комбинация радиоактивных микрокапсул и химикалий, которые введут в опухоль. Предполагается, что опухоль будет ими убита. Врачи точно знают, какой вред может причинить каждая микрокапсула, и введут их так, чтобы они не разрушали здоровые мозговые клетки. Это наша надежда. Опять надежда, на сей раз растянутая до размера радиоактивной гранулы. Знаешь, что я думаю?
– Скажи.
– Эксперимент окажется удачным. И знаешь, что еще?
– Говори.
– Джанин тоже так думает.
Мерси увидела, что лодочный огонек исчез, и опечалилась, будто буря вообще уничтожила свет. Она загадала: если огонек появится снова, значит, с Джанин произойдет чудо. Через полминуты огонек появился.
– И я так думаю.
– Спасибо. Завтра я весь день буду в больнице. Очевидно, и послезавтра.
– Я буду молиться. Можно мне приехать?
– Посмотрим, как пойдут дела.
Мерси встала, перемотала пленку и вынула кассету. Ноги были тяжелыми, словно она провела несколько часов в спортзале. Подумала о Тиме-младшем и почувствовала, что никогда так не тосковала по нему, не хотела так сильно его видеть. Тим. Отец. Мужчины. Улыбка, смех, стакан вина. Потом в постель, до тех пор, пока эта отвратительная буря не утихнет.
Но нет, сегодня у нее ежемесячное сборище, она сама подала идею, чтобы иметь вокруг себя верную армию – или затем, чтобы избавляться от одиночества, от которого временами страдала? Обязательство есть обязательство.
В голосе Саморры появилась какая-то новая нотка.
– У Майка возникли проблемы.
– И они обостряются с каждой минутой. Вчера он заявил мне, будто убил ее. И что не убивал.
– И где же правда?
– Не убивал. Майк Макнелли не способен на такое.
Саморра посмотрел на Мерси. Взгляд был острым, проницательным.
– Не исключено, ты и не знаешь, на что он способен.