Альберт Назимов, его личный врач и секундант, лишь недоуменно развел руками.
— Черт его знает…
Вадим Анатольевич Савин тренировал Степанцова уже двенадцать лет. Он был первым, кто сумел разглядеть задатки чемпиона в долговязом пареньке. Надо открыто признать, если бы не мудрое наставничество Савина, то Сергей так и ходил бы в перворазрядниках. Или как максимум стал бы кандидатом в мастера.
Однако он сразу взялся за парня и заставил его работать на пределе своих возможностей; Савин показал ему, где находится этот предел. Гораздо выше, чем Сергей мог себе вообразить. Это была честная, долгая и очень тяжелая работа; а перед чемпионатами и кубками — работа на износ. Но тренер, как умелый жокей, знал, когда надо пришпорить, а когда достаточно и просто потрепать по шее. И Сергей работал, удивляясь, откуда у него берутся силы. Савин сразу стал ориентировать его на профессиональный бокс.
— Любители — это фуфло! — говорил он. — У них даже раунды — всего по две минуты. Запомни, мой мальчик: настоящий бокс начинается после третьей минуты.
Савин заставил пройти Сергея через многое. В любительском боксе он даже не подозревал, что могут существовать такие нагрузки; а то, что человек способен их переносить и при этом оставаться в живых, вообще казалось невероятным. К такому ответственному событию, как бой за звание претендента на мировую корону, требовалась особая подготовка, Не столько физическая, форму Сергей _стал набирать еще три месяца назад, сколько, психологическая.
На этот бой нужно было настроиться и выйти на ринг, пребывая на пике нервного возбуждения. Ни часом раньше, ни часом позже — именно в момент, когда нога коснется настила ринга. Довести себя до состояния бойцового пса, который не видит ничего вокруг, кроме соперника, но при этом — оставить разум холодным и незамутненным. По крайней мере, на какое-то время, поскольку, по утверждению великого Тайсона — Железного Майка: все тщательно продуманные и проработанные планы рушатся после первого сильного удара.
Сергей это знал. И тем более длительное отсутствие тренера казалось ему странным. Сергей вздрогнул, и лишь спустя долю секунды понял отчего. На столе в гостиничном номере громко зазвонил телефон. Степанцов снял трубку.
— Да…
— Привет! — голос Савина почему-то звучал гулко, как будто он говорил в стеклянную банку. — Я в порядке, скоро вернусь…»
— Вадим Анатольевич, где вы? — Сергей не выдержал и закричал, но в трубке раздались короткие гудки.
Тренер уже повесил трубку Степанцов закрыл глаза и досчитал до десяти. Если бы он этого не сделал, то наверняка расколотил бы ни в чем не повинный аппарат к чертовой матери, а лучше — выбросил бы его в окно, прямо с шестнадцатого этажа вниз, в бассейн.
Они жили в апартаментах гостиницы «Тадж-Махал» при одноименном казино. В зале «Тадж-Махала» и должен был состояться бой. Но сейчас ни высокие потолки, ни яркие ковры с абстрактным узором, ни суперсовременные кресла, ни роскошный вид из окна, — ничто из этого не радовало глаз. Потому что Сергей не мог думать ни о чем другом, кроме как о тренере.
— Что он говорит? — заволновался Назимов.
— То же самое. «Со мной все в порядке. Скоро буду», — Степанцов медленно положил- телефонную трубку на рычаги. — Попробуй, позвони ему еще раз на мобилу.
Альберт нервными движениями набрал номер, долго вслушивался в длинные гудки, затем нажал на кнопку отбоя.
— Выключен… Он это сделал специально, чтобы связь была односторонней.
Сергей несколько раз обошел вокруг стола. Затем он бросился в глубокое мягкое кресло и обхватил голову руками.
— Послушай, Алик, ты понимаешь, что вообще происходит?
— Не имею ни малейшего понятия, — честно ответил Назимов.
— Может, все-таки позвонить в полицию?
— Он же сказал, что не надо. И потом — нам лишняя шумиха ни к чему. Бой окажется под угрозой срыва.
— Он и так уже под угрозой срыва! — в отчаянии воскликнул Степанцов.
Назимов взял со стола недопитый стакан сока, подошел к Сергею и протянул ему стакан.
— Подожди, выпей и не паникуй. Анатольич сказал, что вернется? Значит, вернется.
Степанцов залпом допил сок, не почувствовав вкуса.
— Ты кого сейчас успокаиваешь? Себя или меня?
— Нас обоих, — примирительно сказал Альберт. — Давай так. Если завтра утром не объявится — заявляем в полицию. А пока — постарайся успокоиться.
Степанцов машинально кивнул.
— Сегодня больше ничего тяжелого не ешь, — продолжал врач. — Фрукты и соки — без ограничений. Я бы тебе советовал посмотреть какое-нибудь кино. Легкий боевик, что-тов этом духе… — он вышел из комнаты.
Сергей взял пульт и стал нажимать на кнопки, переключая каналы кабельного телевидения. На одном из них он увидел кадры своего любимого фильма — «Криминальное чтиво». Там как раз герой Брюса Виллиса, тоже, кстати, боксер. А что если… Сергей выключил телевизор и отшвырнул пульт — настолько поразило его это совпадение.
— Альберт! — окликнул он.
Врач появился на пороге гостиной.
— А что, если это те самые… Как их? Помнишь, приходили?
Назимов пожал плечами. Он хорошо помнил тот визит…
IX
Это было ровно неделю назад… Около восьми часов вечера в их номере раздался звонок от портье.
— К вам господин Буцаев. Он говорит, что хочет выразить свое восхищение и познакомиться с земляком.
Савин и Степанцов переглянулись. Принимать никого не хотелось, но и отказывать землякам было нехорошо. Все-таки. профессиональный бокс — это
спорт и шоу одновременно; боксер обязан быть звездой и общаться со своими поклонниками.
— Попросите господина Буцаева подняться к нам, — сказал в трубку тренер.
Через несколько минут в дверь деликатно постучали. Савин открыл: на пороге стоял высокий красавец-брюнет в белом костюме и того же цвета широкополой шляпе. Рядом с ним — тощий лысый коротышка, совершенно терявшийся на фоне шикарного спутника.
— Позвольте отрекомендоваться: Буцаев Роман Остапович! — сказал мужчина в белом и посмотрел на коротышку.
Затем, видимо, решил, что тот не заслуживает отдельного представления, и вальяжно, даже торжественно проследовал в апартаменты. Они расселись в креслах. Буцаев с величайшей осторожностью, как будто это было живое существо, снял шляпу и обеими руками положил ее себе на колени. Четверть часа подряд итальянистый красавец в белом костюме с идеально наглаженными брюками сыпал комплиментами и сверкал бриллиантами на длинных холеных пальцах. Почти весь разговор Степанцов пропустила мимо ушей. Он только поддакивал и кивал, когда интонация гостя становилась утвердительной.
И только когда Савин, утомленный бессодержательной речью гостя, стал демонстративно поглядывать на часы, Буцаев вдруг резко изменил тон беседы.
— Поразительно, как порой несправедливо устроен этот мир! — изрек он и сокрушенно покачал головой. — Я навел о вас кое-какие справки… Вы знаете, что на вас делают очень высокие ставки?
Тренер расплылся в довольной улыбке и сказал, что те, кто так делает, поступают совершенно правильно. Потому что Сергей обязательно побьет Хьюитта.
— Очень на это надеюсь, — подхватил Буцаев. — Но ведь ваш гонорар в случае победы постыдно мал, не так ли?
— Что поделаешь? — развел руками Савин. — Бой пока еще не титульный, только зазвание претендента. Как бы то ни было, гонорар в случае поражения будет еще меньше. Мы настроены на победу, — боксер и тренер переглянулись. — Мы всегда на нее настроены.
— Весьма похвально, — сказал Буцаев. — Но, знаете, вы могли бы неплохо заработать, если бы… мы сумели договориться.
Сергей не сразу понял, в чем суть предложения красавца, но, судя по тому, как напрягся Савин, Буцаев говорил что-то не то. Нечто такое, что очень не понравилось тренеру.
— Мы не идем ни на какие договоренности перед боем, — жестко сказал Савин. — И вообще, Роман Остапович, я думаю, что не стоит даже обсуждать эту тему. Простите, у нас режим. Вам пора идти.
Буцаев вздрогнул: кровь бросилась ему в лицо, но он сумел взять себя в руки. Эти простаки, пока не знают, с кем имеют дело..
— Это просто бизнес, — сказал он мягким, вкрадчивым голосом. — То, что я предлагаю, в ваших, поверьте, интересах.
Тренер встал, подошел к двери, открыл ее и показал Буцаеву на выход.
— Спасибо за предложение, но мы не готовы его рассматривать.
Буцаев снял с колен белую шляпу, смахнул с нее воображаемую пылинку и водрузил на голову. На пороге он остановился.
— Очень жаль, что вы не готовы. Причем это в большей степени относится к вам, чем ко мне. Просто вы пока этого не понимаете.
— До свидания, — пробурчал тренер и бесцеремонно захлопнул дверь перед самым его носом.
До Сергея не сразу дошла суть происходящего. Он в это время был в другом месте: мысленно прокручивал последние бои своего противника. Хьюитт был
неудобным соперником — левшой, да к тому же очень длинноруким и с блестящей реакцией.
— Так зачем он приходил? — спросил Сергей тренера.
— Этот подлец хотел, чтобы ты лег, — ответил Савин.
— А-а-а… — сказал тогда Степанцов и тут же выбросил эту чушь из головы.
Но теперь, в свете исчезновения Савина, давешний разговор приобретал совсем другое значение и вес. Тот пижон в белой шляпе оказался человеком дела. Альберт медленно прошелся по комнате, постукивая кулаком о ладонь. Остановился перед сидевшим в кресле Сергеем.
— Ты думаешь, это Буцаев? — спросил он боксера. — Вполне может быть. Меня смущает только одно: что он больше не объявлялся. Отметился и пропал. Если Анатольич у него, то почему он не выдвигает никаких требований? Почему он на него давит, а не на тебя. Он ведь давно уже мог продиктовать тебе свои условия. В чем суть игры?
— Не знаю, — растерянно произнес Степанцов.
— То-то и оно. Ты давай не гони волну. Подождем до утра, ладно?
— Окей. Похоже, ничего другого нам не остается, — согласился расстроенный Степанцов. — Но я все-таки не понимаю, что происходит?
Сергей никак не мог разобраться в своих чувствах и был совершенно сбит с толку. На ринге он привык встречаться с противником лицом к лицу. Но то, что творилось сейчас, никак не напоминало единоборство. Скорее, бои без правил.
Раньше тренеру удавалось ограждать его от закулисных интриг: в профессиональном боксе, как и в любом другом виде спорта, их всегда хватает. А теперь — Савин пропал сам. И поэтому Степанцов пребывал в глупой растерянности. Между тем до боя оставалось всего два дня. И Сергей понимал, что он — не готов.
X
Первая неделя отпуска прошла, как сон. Из Нью-Йорка они поехали на запад, в Йеллоустонский национальный парк. Огромный парк занимал территорию, принадлежавшую сразу трем соседним штатам: Вайоминг, Айдахо и Монтана. Лайза рассказала Белову, что все это — исконные территории индейских племен, по именам которых и названы сами штаты. Лайза знала о Йеллоустоне не так уж и много. Она была здесь только один раз — в раннем детстве; с тех пор прошло почти двадцать лет.
В свою очередь, Белов продемонстрировал незаурядную эрудицию; он сходу прочитал ей лекцию о достопримечательностях Йеллоустона, особенно о здешних всемирно известных гейзерах. Естественно, трепетное отношение Белова к гейзерам ее не удивило. Ведь он уже давно с упорством одержимого коллекционировал все, что связано с вулканической деятельностью.
Но, как ни странно, Лайзе очень нравилась эта черта его характера стремление во всем пойти до конца, докопаться до самой сути. Было в этом что-то очень мужское и очень русское. Иной раз Лайза ловила себя на мысли, что она сильно изменилась под влиянием Саши. Он позволил ей посмотреть на себя и на Америку со стороны. Бывали даже случаи, когда она, прежде чем ответить на простой и, казалось бы, очевидный вопрос, сначала задумывалась, а что сказал бы на это Белов?
Лайза злилась на себя; ей казалось, что она теряет свою самость, свою индивидуальность. Но потом при-шла к выводу, что перемены, происходящие в ней, — совершенно естественны и обусловлены самой природой. Разве женщина не подобна жидкости, принимающей форму сосуда? Она тут же поймала себя на мысли, что если бы эта крамола стала достоянием гласности, американские феминистки подстерегли бы ее темным вечером и разорвали на части.
Бог с ними. Главное, что Белов ей дает ощущение надежности и постоянства. А это, пожалуй, главное, что нужно женщине, — плечо, на которое всегда можно опереться. Лайза успокоилась, когда поняла, что чувствовать себя любимой женщиной Александра Белова ей нравится ничуть не меньше, чем быть Лайзой Донахью. А иногда даже больше.
Они пересекли континент менее чем за два дня. Белов, казалось, был сделан из железа. Он буквально сливался с рулем, не чувствуя усталости. Иногда Лайза думала, что ее «Тойота» значительно выигрывает по части комфорта… Но у «Стингрея» было другое преимущество — репутация грозного пожирателя километров, которая полностью соответствовала действительности!
Прав был мистер Робертсон: эта машина не умела ездить. Она, как птица, была создана для полета. «Стингрей» со свистом вспарывал тугой встречный воздух, распугивая конкурентов на своей полосе густым утробным басом многолитрового движка, тогда как встречные машины шарахались от одного его вида. И Белов радовался как ребенок. Его захлестывал адреналин от сознания, что под ногой — табун в триста шестьдесят лошадей, и одного легкого нажатия на педаль достаточно, чтобы они вырвались на волю и понесли.
Они остановились на короткую ночевку в придорожном мотеле. Но, как и предсказывала Лайза, по-
тратили ночь не на сон, а на занятия любовью — такие яростные и ожесточенные, что под утро они больше смахивали на военные действия. Едва рассвело, Белов посадил шатавшуюся от усталости Лайзу в машину. Он налил в термос отвратительный по виду и запаху, но зато очень крепкий кофе из автомата, и сел за руль. «Стингрей», как и его новый хозяин, изнывал от нетерпения продолжить эту сумасшедшую гонку.
Снова замелькали Дорожные указатели, белые штрихи разметки и живописные пейзажи. Саша, как одержимый, мчался вперед, выжимая из двигателя если не все триста шестьдесят лошадиных сил, то уж двести восемьдесят — это точно. К вечеру они приехали в Йеллоустон. Переночевали в местном мотеле, оставили «Стингрей» на стоянке, и утром, взяв лишь рюкзаки, отправились вглубь парка.
Молодой сотрудник парка сказал, что есть свободные хижины и, если они не хотят спать под открытым небом, что тоже неплохо, можно снять хижину Белов спросил, какая из свободных хижин расположена ближе всего к пику Друидов. Служитель развернул перед ним карту и пометил ближнюю хижину красным маркером. Саша оплатил аренду домика, страховку и стоимость входа в парк. Сотрудник строго-настрого предупредил, что в национальном парке запрещается наносить какой бы то ни было урон живой природе.
— А если я встречу медведя? Ведь они у вас тут водятся? — спросил Белов.
— Да, медведи — наша гордость, — ответил тот. — Они у нас двух видов: гризли и барибалы. Но охотиться на них строжайше запрещено.
— А что делать, если они захотят меня съесть? — поинтересовался в шутку Белов.
— В этом случае пожелайте им приятного аппетита, — сострил туземец. — И постарайтесь, чтобы на вашей одежде было как можно меньше пуговиц; от пуговиц у медведей портится пищеварение.
Белов с Лайзой рассмеялись, поблагодарили молодого человека и пошли вперед, придерживаясь тропы, указанной в карте. К счастью, в парке все было организовано на славу; через каждые сто-двести метров стоял указатель, через каждый километр — будка экстренной связи. За шесть часов ходьбы им дважды попался конный смотритель парка и один раз — пеший. Во всех трех случаях смотрители приподнимали смешную форменную шляпу и вежливо интересовались, не могут ли они чем-нибудь помочь.
В полдень Белов с Лайзой устроили привал. Сначала они подкрепились сэндвичами с тунцом, полчаса отдохнули и снова двинулись к хижине. Солнце стремительно катилось к горизонту, задевая верхушки могучих деревьев, синевших вдали. Немного севернее к небу поднимался выпуклый горб, поросший странной растительностью, имевшей коричневато-рыжий оттенок.