Тренер стиснул зубы и, согнувшись от боли> вышел из машины. Дверь за ним захлопнулась. Савина повело в сторону, чтобы не упасть, он оперся обеими руками на «Кадиллак». Лицо Буцаева оказалось прямо у него перед его глазами, буквально в тридцати сантиметрах. Роман Остапович, не отрываясь, смотрел на него поверх опущенного стекла. Затем еле заметно улыбнулся и протянул руку к кнопке стеклоподъемника. Зеркальное стекло медленно поползло вверх. Лимузин плавно тронулся и, набирая скорость, зашуршал широкими шинами по асфальту. Савина развернуло, он чуть было не упал под колеса лимузина.
Через несколько мгновений «Кадиллак» растворился в потоке машин.
— Сука! — прошептал Савин и поковылял к входу в отель.
Степанцов, следуя совету доктора, лег спать. Но сон никак не шел. Он ворочался на широкой кровати с боку на бок. Из соседней комнаты доносилось приглушенное шарканье ног: у Назимова был свой номер, но после исчезновения Савина он переселился к Степанцову. Видимо, и врач тоже не мог уснуть.
В гостиной раздался телефонный звонок. Сергей рывком вскочил с кровати и опрометью бросился туда. В огромной гостиной было темно, и он чуть не столкнулся с Назимовым, уже стоявшим у столика. Телефон продолжал настойчиво звонить. Сергей снял трубку.
Это был ночной портье. Скудных знаний английского Сергею хватило, чтобы понять основную мысль, которую пытался донести до него портье: перед стойкой стоит человек, и его внешний вид не внушает никакого доверия. Но человек утверждает, что является Вадимом Анатольевичем Савиным, тренером Степанцова.
— Передайте ему трубку! — рявкнул Сергей.
— Привет, Серега! — услышал он знакомый голос после некоторой паузы. — Я же обещал вернуться, вот и вернулся. Но меня не пускают. Ты бы не мог спуститься?
Степанцов не дослушал. Он запахнулся в атласный халат, в котором всегда выходил перед боем на ринг, и помчался в коридор. Ему показалось, что лифта пришлось ждать катастрофически долго. Наконец двери кабины открылись, и он забежал внутрь, заставив дамочку в длинном вечернем платье с глубоким декольте взвизгнуть от испуга. Ее спутник, невозмутимый седой джентльмен в смокинге, сказал по-английски:
— Успокойся, дорогая! Чего ты от него хочешь? Это же русский боксер,
Степанцову было не до бонтона. Он повернулся к ним спиной и с силой надавил на кнопку с цифрой «1». Он не замечал, что пританцовывает на месте от нетерпения, исполняя боксерский танец. Вот только противника перед ним не было. В холле первого этажа Сергей сразу увидел Савина. Он бросился к нему, не обращая внимания, что полы халата развевались, обнажая мускулистые ноги и торс. Сухопарая старушка в сиреневом парике и бриллиантовом колье, скрывавшем дряблую шею, остановилась и принялась с наивным удивлением рассматривать Сергея.
Степанцов подбежал к тренеру. Тот выглядел неважно. Цвет лица стал землистым, под глазами залегли темно-синие круги; Савин был напряжен, словно ему приходилось терпеть сильную боль, но, по крайней мере, никаких внешних повреждений Степанцов не заметил. Сергей бережно обхватил тренера за талию, и Савин вскрикнул от его прикосновения.
— Анатольич, что с тобой? — сочувственно спросил Степанцов.
— Ничего, ничего… Все в порядке. Немного ушибся, — ответил Савин.
Сергей деликатно взял его под руку и повел к лифтам.
— Может быть, вызвать врача? — вежливо поинтересовался портье. _
Савин резко обернулся.
— Ничего не надо! — сказал он раздраженно. — У нас есть свой врач. К тому же ничего страшного не произошло.
Но его тон не оставлял никаких сомнений в обратном: теперь Сергей знал наверняка, что все-таки кое-что произошло.
В номере Назимов хотел осмотреть Савина, но тот лишь отмахнулся.
— Отстань! Не до тебя!
— Анатольич, — Сергей тщетно пытался поймать взгляд тренера. Савин все время отводил глаза. — Анатольич, в чем дело? Расскажи, что случилось? Мы тут два дня…
— Я все сказал по телефону. Встретил земляков, ну и… засиделись.
— Ты же сам понимаешь, что несешь чушь! — взорвался Сергей. — Почему ты не хочешь ничего рассказать?
— Потому, что мне нечего рассказывать. Тебе — нечего!
Савин подошел к окну и стал смотреть вниз, на лазурную гладь бассейна, подсвеченного изнутри разноцветными огнями. Сергей подошел и встал рядом.
— Анатольич… — сказал он. — Это тот самый? Буцаев?
Савин молчал.
— Что, он тебя?.. — Степанцов, не найдя нужного слова, имитировал правой рукой удар в челюсть.
— Я не хочу об этом говорить! — отрезал тренер. Он провел рукой по отросшей за два дня щетине, — Сейчас мне надо привести себя в порядок и отдохнуть. — Он развернулся и направился в ванную комнату.
— Анатольич! — остановил его Сергей. — Что-то… изменилось?
Савин вздрогнул. Степанцову даже показалось, что он втянул голову в плечи.
— Ничего не изменилось, — не оборачиваясь, ответил тренер. — Все осталось по-прежнему. Будем действовать по намеченному плану. Завтра последняя тренировка перед боем, и я хочу, чтобы ты провел ее как следует. Поэтому ложись спать!
Он зашел в ванную и захлопнул за собой дверь. Щелкнул замок. Сергею показалось, что он слышит сдавленные стоны. Он подошел к двери, но шум льющейся воды скрывал все прочие звуки. Однако теперь он немного успокоился. Мысли о предстоящем бое снова вышли на первый план. Сергей вернулся в спальню и без сил повалился на кровать. Напряжение последних двух дней постепенно отпускало. Несколько минут он смотрел в темноту, а потом и сам не заметил, как заснул.
На следующий день они провели тренировку. Как и положено перед боем, работали в щадящем режиме, особое внимание уделяя технике и тактическим тонкостям. Соперник Степанцова, Норман Хьюитт, был высоким чернокожим атлетом с непомерно длинными руками. Кроме того, он был еще и левшой.
Строить тактику боя в таких условиях приходилось следующим образом: уходить от ударов влево, закручивая движение по часовой стрелке, ни в коем случае не отходить назад по прямой и почаще бить в туловище. Коронный удар левши — в печень. Именно этого и надо было опасаться больше всего. Удар в печень — самый болезненный в боксе; акцентированный удар это стопроцентный нокаут.
— Он будет все время наседать на тебя, — говорил Савин. — Физика у него неплохая, в скорости он тебя превосходит, но по выносливости ты первый. Если сумеешь измотать его до шестого раунда, победа, считай, у тебя в кармане.
Всю тренировку тренер простоял за канатами ринга. Он даже не надел «лапы», попросил Назимова заменить его. Доктору с непривычки было нелегко принимать удары Сергея, пусть и смягченные двойным слоем поролона. Все-таки когда бьет полутяж, уже не до смеха.
— Помни, на дистанции тебе ничего не светит, — втолковывал Савин. — Сближайся, но только под удар. Все атаки начинай с правой. Троечку — правой в голову, левой по корпусу, правой в голову, нырок и отход вправо. Если проведешь несколько хороших ударов по туловищу, он волей-неволей остановится. Вот тогда уже сможешь выцелить его и поймать. Скорее всего, завершать будем в голову. Хотя может и нет. По ходу сориентируемся, я тебе подскажу.
Степанцов соглашался. За годы совместной работы с Савиным он научился безоговорочно доверять тренеру, потому что знал — любая установка Анатольича, какой бы спорной она ни казалась в пылу борьбы, непременно срабатывала.
Затем Назимов поставил бойца на весы и обнаружил, что его вес находится у самой верхней границы. Сергей натянул несколько маек, сверху — плотную толстовку с капюшоном и начал прыгать со скакалкой и отжиматься. Пот лил с него ручьями, впитываясь в одежду. Необходимо было создать небольшой запас, чтобы на утреннем взвешивании не возникло ненужных осложнений. Сергей устал и, чтобы немного отдохнуть, ходил по рингу. Улучив момент, когда рядом с Савиным никого не было, он подошел и спросил:
— Анатольич! Скажи, что все-таки с тобой случилось?
Тренер посмотрел куда-то вдаль, поверх его головы.
— Завтра, Сергей. Хорошо? После боя. А сейчас лучше не задавай никаких вопросов. Работай.
Степанцов пожал плечами, взялся за скакалку и приступил к упражнению…
XII
Белов с Лайзой приехали в Вегас поздно вечером накануне боя. Они остановились в отеле «Кристалл». Белов хотел снять апартаменты, но оказалось, что все дорогие номера забронированы; слишком много приехало желающих полюбоваться интересным поединком. Пришлось довольствоваться самым дешевым номером.
— Зато у нас будут лучшие места, — сказала Лайза Белову.
Саша спросил у портье, где остановился русский боксер и можно ли его навестить.
— Одну минутку, — сказал портье и набрал номер коллеги в «Тадж-Махале». — К сожалению, нет. Они с тренером закрылись в номере и просили не беспокоить.
— Ну что ж, — Белов повернулся к Лайзе, — значит, увидим его завтра вечером, во время боя.
В лифте они были одни. Лайза прильнула к нему и прошептала на ухо:
— Ты не хочешь поступить, как этот боксер?
— То есть?
— Запереться в номере?
— Это отличная мысль, — ответил Белов. — Устроим спарринг?
Лайза многозначительно кивнула. В глазах ее вспыхивали веселые искорки.
— Лайза Донахью, — начал Белов официальным тоном. — Позвольте мне выразить вам свою глубокую признательность за весомый вклад в дело укрепления дружбы и сотрудничества между российским и американским народами.
— Господин Белов! — тонкие пальчики Лайзы скользнули в щель между пуговицами его рубашки. — Со своей стороны, я нахожу это сотрудничество весьма конструктивным. А может быть, — будущее покажет — и плодотворным.
Саша крепко обнял Лайзу.
— Знаешь, что я сделаю в первую очередь, когда мы войдем в номер?
— Догадываюсь, — ответила Лайза, целуя его в подбородок.
Белов покачал головой.
— Нет. Это — во вторую. А в первую — найду табличку «Не беспокоить», пририсую двадцать восемь восклицательных знаков и повешу на дверь!
— Господин Белов! — усмехнулась Лайза. — Вынуждена признать: у вас сугубо аналитический склад ума. Когда дело касается стратегии, вам просто нет равных.
— Госпожа Донахью! Не стоит себя недооценивать. У вас тоже есть сильные стороны! — и он по-хулигански ущипнул ее чуть ниже спины.
Лайза широко открыла глаза, воскликнула: «Ах, вот вы как?» и, обвив его шею, запрыгнула на Белова; ему ничего не оставалось, кроме как подхватить ее свободной рукой.
Смеясь и дурачась, они вывалились из лифта и пошли (точнее, Белов понес Лайзу) в номер. Им было легко и свободно. Они вели себя, как влюбленные подростки в семнадцать лет, ничуть не смущаясь тем, что им уже далеко не семнадцать. Сейчас это не имело никакого значения. На следующий день все изменилось…
«Тадж-Махал» готовился к бою. Поединок был назначен на семь часов вечера. Техники проверяли исправность мощных софитов, укрепленных под высоким потолком. Служители обходили ряды, пробуя, не-шатаются ли где пластиковые стулья. Конечно, «Тадж-Махал» не стадион, а боксерский поединок не бейсбольный матч, но вероятность того, что болельщики, не придя к единому мнению, начнут мутузить друг друга отломанными сиденьями, была довольна велика. Огромные, похожие на матерых самцов гризли, секыорити обходили зал, заглядывая в каждый укромный уголок.
Наверху, в комментаторской кабине, звукорежиссеры колдовали над пультами. Ожидалось, что бой будут транслировать несколько общенациональных каналов и как минимум четыре сети кабельного телевидения. В половину шестого в зал спустился владелец казино и отеля Майк Боумен — импозантный мужчина средних лет. Он лично обошел ринг, пока еще накрытый огромным квадратным флагом с логотипом «Тадж-Махала», проверил места для боковых судей, телеоператоров и почетных гостей. В пустом зале стояла гулкая тишина.
Несмотря на то, что билеты в первых рядах стоили гораздо дороже, и купить их можно было только по специальному разрешению, стулья здесь были точно такие же, как и на галерке. Боумен считал, что, во-первых, бокс — очень демократичное зрелище, а, во-вторых, эмоции и азарт бьют здесь через край, и людям по большому счету наплевать, насколько удобно при этом их задницам.
На утреннем взвешивании и последовавшей за ним короткой пресс-конференции русский боксер показался Боумену подавленным или чем-то расстроенным. Но, скорее всего, утешал себя Боумен, он просто сосредоточен. Майку очень не хотелось думать, что русский выйдет на этот бой морально не готовым. Ставки были высоки; сеть букмекерских контор, принадлежавшая «Тадж-Махалу», принимала на него три к двум.
После взвешивания Степанцов с командой опять удалились в номер, попросив никого к ним не пускать. Боумен распорядился, чтобы у входа постоянно дежурили два охранника. Огромный маховик шоу-бизнеса закрутился, набирая обороты.
В шесть часов вечера во всем зале вспыхнули огни. Публика, пока еще немногочисленная, стала заполнять ряды. Мужчины оживленно беседовали, обсуждая шансы бойцов. Женщины, которых высокое искусство кулачного боя интересовало в гораздо меньшей степени, рассматривали наряды и украшения подруг-соперниц. Тогда же, в шесть вечера, бойцы спустились в свои раздевалки…
Лайза стояла спиной к Белову у зеркала в их номере. Она была чудо как хороша: серебристое платье, расшитое блесками, заканчивалось чуть выше колен. На спине — глубокий вырез, подчеркивающий тонкость талии. На белой точеной шее — изящное бриллиантовое колье.
— Помоги мне, пожалуйста. Застегни замок, — попросила она.
— Разумеется. Но должен сказать, что без одежды ты выглядишь куда лучше, — Белов выполнил ее просьбу и нежно поцеловал Лайзу меж лопаток.
— Мы опаздываем, дорогая! — напомнил он ненавязчиво.
— Сейчас, сейчас, — отозвалась Лайза. — Ты ведь не хочешь, чтобы твоя-Женщина выглядела, как какая-нибудь простушка из Бронкса?
— У тебя при всем желании это не получится. В тебе манхэттенская стать, ее не скроешь. А на лице — Гарвард с отличием.
Лайза кокетливо повела плечом.
— Спасибо, милый. Но об этом знаешь только ты, не так ли? А остальные- пусть догадываются.
— И завидуют, — добавил Белов.
Лайза обворожительно улыбнулась. Белов потянулся было к ней, но она удержала его выставленной ладонью.
— Если ты испортишь мой макияж, то нам придется Задержаться еще минут на пятнадцать.
Сажа нагнулся и поцеловал ее обнаженный локоть,
— Не могу удержаться и не. повторить. Ты великолепно выглядишь. Божественно!
Лайза промолчала. Именно это и отличает истинную леди от простушки из Бронкса — умение с достоинством выслушивать комплименты,
Лайза взяла маленькую сумочку и повесила её на руку.
— Теперь я готова. Пойдем.
Они вышли из номера и направились к лифтам.
Сергей Степанцов поел один раз после взвешивания. Пища была не слишком обильной, зато давала необходимый запас энергии. В раздевалке он немного попрыгал и сделал комплекс упражнений, помогающих растянуть и согреть мышцы. Сергей несколько десятков раз отжался на кулаках, и запястья приобрели необходимую твердость. За всю профессиональную карьеру у него не было ни одного перелома, что, в общем-то, большая редкость для бокса. Бойцы часто ломают фаланги пальцев, пястные кости или запястья, — рука не выдерживает силу собственного удара.
Затем он накрылся халатом, чтобы не дать мышцам остыть, и стал прогуливаться по раздевалке. Большие круглые часы на стене показывали четверть седьмого.
— Анатольич! Пора бинтоваться? — спросил Сер-гей.
Савин болезненно сморщился и положил ладонь на поясницу.
— Да, сейчас. Подожди минутку.
Сколько себя помнил Степанцов, тренер всегда бинтовал ему руки сам. Раздался стук в дверь. Вошел высокий мужчина в голубом форменном костюме — судья, обязанный проследить, чтобы руки были забинтованы по всем правилам.
Сейчас, сейчас… — сказал Савин и, прихрамывая, быстро пошел в туалет.
Судья удивленно посмотрел на него и пожал плечами.
— Один момент, — сказал ему Назимов и виновато улыбнулся.