– Эстер!
– Все. Я кончила.
– Я не хотел затыкать вам рот.
– Еще как хотели. Но все равно, с вашей стороны очень любезно заявить, будто вы не хотели. Я слишком болтлива, не правда ли? Но не со всяким. Мне и в голову бы не пришло говорить что-нибудь подобное Билли Уинслоу, Джо Хепберну и даже Гарри. Они слишком глупы.
Тьюри в душе готов был согласиться с ней, но не хотел поощрять ее рассуждения, не имевшие прямого отношения к создавшемуся в данный момент положению. И он сказал:
– Вам надо поесть чего-нибудь горячего, Эстер, и выпить кофе. Пойду посмотрю, как там дела у Мак-Грегора.
Дела у Мак-Грегора шли точно так, как предвидел Тьюри. Ветчина уже подгорела, яичница корчилась на сковородке, а запах кофе был таким же резким, как запах серной кислоты. Мак-Грегор, накинув передник на замасленный комбинезон, пытался сдобрить яичницу щедрыми дозами соли и перца.
– Я беру это на себя, – сказал Тьюри.
– Как вы сказали, сэр?
– Я доведу это дело, до конца. А вы тем временем пойдите растопите камин в общей комнате.
– У меня тут немного подгорело, – с удовлетворением заявил Мак-Грегор, снимая передник и протягивая его Тьюри. – Видно, Богу так было угодно.
– Забавно, что Бог, всякий раз как позволяет чему-то подгореть, избирает своим орудием вас.
– Да, сэр, это очень странно.
И Мак-Грегор ушел из кухни, насвистывая веселый мотив сквозь щербину между двух последних оставшихся у него передних зубов. Он одержал победу не над кем-то персонально, но от имени всех работников над всеми работодателями, а Тьюри, хоть и не был работодателем, все равно стоял по ту сторону барьера. Все получилось как нельзя лучше. Пусть этот сукин сын жрет пережаренную ветчину. Такова Божья воля.
После завтрака Тьюри и Эстер сели перед камином, в котором пылали принесенные Мак-Грегором сосновые поленья, и стали пить горький кофе из грубых глиняных кружек. Горячая пища и тепло камина благотворно подействовали на состояние обоих. Посиневшие от холода подбородок и нос Эстер вновь обрели свой обычный цвет, беспокойные червячки, шевелившиеся в желудке Ральфа, на время успокоились.
С верхнего этажа не доносилось ни звука. То ли Билли Уинслоу вернулся в постель досыпать, то ли, согласно собственному предсказанию, отдал Богу душу. В данную минуту Тьюри о нем не беспокоился. Тепло от пляшущих желтых языков пламени привело его в состояние блаженного отупения. Он слушал, что говорила Эстер, как слушают фоновую музыку, узнавая мелодию, но не обращая на нее особого внимания. Эстер завела песню о своих сыновьях, Марве и Греге, об их последних проказах, а Тьюри пребывал в таком расположении духа, что лишь молча слушал и не испытывал желания поддержать тему разговора рассказами о собственных дочерях.
– ... вы меня слушаете, Ральф?
– А? Да, конечно, конечно.
– И как по-вашему: права я или нет?
– Вы совершенно правы.
Надежный ответ. Всякая женщина желает услышать, что она совершенно права, особенно если она сама в этом сомневается.
– Ну вот, а ей это страшно не понравилось. Она сказала, не надо их подшлепывать, что бы они ни натворили. По ее мнению, я даже не должна грозить мальчикам, обещая отшлепать их, это, дескать, подорвет их доверие ко мне, а я в подобных случаях просто-напросто срываю на них зло. Вот я и спрашиваю вас: можно ли воспитать двоих нормальных шустрых мальчишек, не подшлепывая их время от времени?
– Не знаю. У меня четыре девочки.
– Да, это совсем другое дело. Девочки более... в общем, сними можно разговаривать.
Тьюри очень удивился.
– В самом деле?
– А кроме того, почему у нее хватает нахальства поучать меня, как надо воспитывать детей, когда она до сих пор ребенка не завела? – Эстер на секунду умолкла и отхлебнула кофе. – Это просто смешно.
– Что именно смешно?
– Раз уж она так любит детей, почему бы ей не завести своих?
– Кому?
– А о ком мы говорим?
– Я, должно быть, пропустил мимо ушей имя этой особы.
– Телма. Она так неравнодушна к детям, что странно, почему она не заводит своих.
Тьюри встал и носком ботинка поправил одно из поленьев. Блаженное оцепенение исчезло, музыка под сурдинку превратилась в современную оглушительную какофонию, и он оказался вынужден внимательно вслушиваться, чтобы различить партии и исполнителей – вот Гарри дует в тромбон, Эстер лихо управляется с барабанами, Телма извлекает стонущие звуки из кларнета, а Рон стоит за сценой с серебряной свистулькой, дожидаясь такта, на котором он должен вступить. А дирижер успел перекусить.
– В конце-то концов, она сравнительно молодая и здоровая женщина, – продолжала Эстер. – Гарри прилично зарабатывает и, по-моему, так же любит детей, как и она. Вы согласны со мной?
– Я об этом как-то не задумывался.
– Я тоже, собственно говоря. Но тут особых размышлений и не требуется. Я вижу, как Телма возится с нашими мальчуганами, и из этого делаю вывод, что она любит детей. Роди она ребенка – для них обоих это было бы благом.
"Да, конечно, ребенка, – подумал Тьюри, – только не того, который получился". Он вспомнил, что сказал Гарри, когда они возвращались из Уайертона: "Телме я еще ничего не говорил, хочу сделать ей сюрприз, но на этой неделе я побывал в двух агентствах по приемным детям, навел справки".
– Вы не согласны со мной, Ральф? А по-моему, ребенок – это как раз то, что им нужно.
– Да. Разрази меня гром – да!
Эстер от удивления широко открыла глаза:
– Что это вас вдруг прорвало? Я сказала что-нибудь не так?
– Нет, все так. Просто я считаю, что не мое дело ломать над этим голову.
– И тем более не мое. Вы это хотели сказать? – Лицо ее застыло. – Прекрасно, оставим. Но если правду вам сказать, не люблю я Телму.
– Я это понял.
– Это так легко заметить по мне?
– Довольно легко.
– Ну, а вы?
– Что я?
– Вам нравится Телма?
– Сегодня утром мне никто не нравится, – сказал Тьюри, изображая легкомыслие. – Даже я сам.
Эстер невесело улыбнулась:
– Значит, мы с вами на одном корабле... Постойте-ка, вы слышите шум мотора?
– Нет.
– А я уверена, что сейчас его слышала. – И она поспешила к входной двери, заранее запахивая пальто, перед тем как выйти на холод. – Возможно, это Рон. Я уверена, что Рон.
Несмотря на все, что Эстер говорила о муже, видно было, что она взволнована и жаждет встречи с ним. Тьюри вышел из дома вслед за ней. Теперь и он отчетливо слышал ворчанье мотора, и через несколько секунд из-за поворота обсаженной елями дорожки показался автомобиль, шины которого оставляли на заиндевелом асфальте параллельные темные полосы. Это была черно-белая машина с эмблемой Окружной полиции Онтарио на передней дверце. Эстер, не говоря ни слова, повернулась и вошла в дом.
Тьюри подождал, пока двое полицейских в форме не спеша вылезут из машины и направятся к нему. "Вот оно что. Рон пострадал в аварии. Или погиб. И они приехали сообщить нам об этом. Вот как обстоит дело".
Полицейские шли медленно, внимательно оглядывая дом и участок, точно два налоговых инспектора. У того, что постарше, грузного и краснолицего мужчины, поперек щеки шел шрам, создававший нечто вроде однобокой улыбки. Он заговорил первым.
– Доброе утро. Здесь живет мистер Рональд Гэлловей?
– Да, – ответил Тьюри. Это единственное слово он выдавил из себя с трудом. Его общение с полицией ограничивалось небольшими штрафами за нарушение правил дорожного движения, поэтому язык плохо повиновался ему, и чувствовал он себя стесненно, словно эти люди прибыли, чтобы обвинить его в преступлении, которое он совершил ненароком.
– А вы случайно не мистер Гэлловей?
– Нет, я его гость.
– Значит, мистер Гэлловей здесь?
– Нет. Мы – другие гости и я – ждем его со вчерашнего вечера. Как только я увидел вас, то подумал, что вы приехали сообщить нам что-нибудь о нем.
– Мы располагаем только заявлением о том, что он исчез. Я инспектор Кэвел, а это мой коллега сержант Ньюбридж. Могу я узнать ваше имя, сэр?
– Ральф Тьюри, адъюнкт-профессор Торонтского университета.
Слова эти прозвучали кичливо и претенциозно, как будто он намеренно хотел укрыться под покровом респектабельности, точно ребенок, который накрывается одеялом с головой и думает, что спрятался. Это сравнение вызвало досаду Тьюри. Несправедливо: он не совершил никакого преступления, ему нечего скрывать, почему же он чувствует себя виноватым?
Инспектор Кэвел прищурился, шрам на щеке перешел в настоящую улыбку, будто инспектор втихомолку забавлялся при виде такой детской игры, как прятанье под одеялом.
– Так обстоит дело, сэр. Теперь, если не возражаете, мы войдем в дом и немного поговорим о мистере Гэлловее. Ньюбридж, а вы оглядитесь здесь.
– Да, сэр, – откликнулся Ньюбридж, но вид у него был озадаченный, как видно, он не понимал, что ему здесь искать и что делать с тем, что найдет.
Тьюри и Кэвел вошли в дом. Эстер сидела перед камином, закинув ногу на ногу и положив руки на колени, вид у нее был спокойный и даже небрежный. Пожалуй, слишком небрежный. Тьюри заподозрил, что она подслушивала из-за двери его разговор с инспектором.
Эстер любезно улыбнулась, когда Тьюри представил ей Кэвела, однако не встала и руки не протянула и вроде бы не торопилась узнать, что же он ей скажет.
Оказалось – совсем немного.
– Я изложу вам только факты. Час назад мне сообщили из Торонто, что жена мистера Гэлловея заявила о его исчезновении. Мне известны время и место, где его видели в последний раз, марка и модель его машины и, пожалуй, это все. Я не получил приказа провести расследование или другого распоряжения в том же духе. Мне просто поручили проверить здесь, на месте, не объявился ли он и не дал ли о себе знать.
– Нет, ничего, – сухо ответила Эстер, – Никаких признаков жизни.
– Что ж, мне кажется, если он еще в пути, нетрудно будет его обнаружить. В нашей лесной глуши нечасто встретишь "кадиллак" с откидным верхом, а уж если в такую погоду верх опущен, его просто нельзя не заметить, как, скажем, пожарную машину. С другой стороны, если он устал и остался ночевать в каком-нибудь мотеле, тут у нас тоже не будет никаких затруднений. Мотелей в наших краях совсем немного.
– А если он не в этих краях?
– Почему вы так думаете, миссис Гэлловей? Он ведь собирался приехать сюда, не так ли?
– Он мог изменить свои намерения.
– Неужели его поведение настолько непредсказуемо, что он мог отправиться куда-то еще?
– Нет. Во всяком случае, раньше с ним такого не бывало.
– Он сильно выпивает?
– Иногда напивается допьяна, но с ним тогда никаких проблем. Просто идет спать.
– Мне неловко задавать такой вопрос, но по долгу службы я обязан это сделать. Есть ли у вас основания полагать, что ваш муж интересуется другой женщиной?
Перед тем как ответить, Эстер бросила быстрый взгляд на Тьюри.
– Никаких.
Она произнесла это таким убежденным тоном, что Кэвела это как будто встревожило. Чтобы хоть чем-то скрыть свое смущение, он вытащил из внутреннего кармана мундира небольшую коричневую записную книжку.
– По имеющимся сведениям, мистера Гэлловея последней видела некая миссис Брим, проживающая в Вестоне. Она ваша подруга, миссис Гэлловей?
– Ее муж и мой дружат со студенческих лет. Рон отправился в Вестен за Гарри, то есть за мистером Бримом, чтобы вместе с ним ехать сюда. Но Гарри получил срочный вызов и поэтому добрался сюда чуть попозже один. Сейчас он наверху, спит. Могу разбудить его, если нужно.
Тьюри состроил гримасу в знак протеста, но Эстер не обратила внимания.
– Я не думаю, чтобы Гарри рассказал что-то кроме того, что вам уже известно, – сказал Тьюри. – Лучше дать ему выспаться. У него была трудная ночь.
Кэвел поднял брови:
– В каком смысле трудная, мистер Тьюри?
"Надо бы мне научиться держать язык за зубами, – подумал Тьюри, – и не соваться с дополнительными сведениями. В конце концов они узнают обо всем – о Телме, ребенке и Роне, – но не мое дело доводить это до их сведения". И он осторожно сказал:
– Мы почти всю ночь не спали, пытаясь выяснить, где же Рон.
– Мы?
– Гарри Брим и я, а также другие гости, Билл Уинслоу и Джо Хепберн.
– А что именно представляли собой эти попытки?
– Мы с Гарри вернулись в Уайертон и позвонили Эстер – миссис Гэлловей – на тот случай, если Рон по какой-либо причине остался дома. Она сказала, что он уехал, и тогда мы позвонили жене Гарри. Та сообщила, что Рон приехал в назначенный час, они выпили по рюмке, и он поехал дальше.
– Это все?
– Ну, Телма – миссис Брим – сказала еще, что Рон жаловался на плохое самочувствие, может, в этом вся загадка его исчезновения, как вы думаете?
– То есть?
– Рон всегда принимает всерьез любые симптомы. Он мог поехать к врачу, возможно, даже лег в больницу.
– Он здоров, как бык, – сказала Эстер.
– Но сам-то он так не считает.
– А кроме того, он до смерти боится больницы. Его прямо-таки волоком тащили в родильный дом, когда я рожала.
Кэвел задумчиво посмотрел на Эстер.
– Мне кажется, вы не хотите принимать никакую версию, миссис Гэлловей.
– Я хочу. Но не могу. Слишком хорошо я знаю своего мужа, и ни одна из предложенных до сих пор версий не кажется мне правдоподобной.
– У вас есть своя версия, миссис Гэлловей?
– Может, и есть.
– А если так, – сухо сказал Кэвел, – какова она?
– Я думаю, Рон по какой-то причине избегает меня.
Это было настолько близко к предположениям Тьюри, что он издал удивленное восклицание, как будто Эстер прочла его мысли.
– Ас чего бы вашему мужу избегать вас, миссис Гэлловей? – спросил Кэвел.
– Не знаю. – И она снова метнула взгляд на Тьюри, словно полагая, что тот мог бы ответить на этот вопрос, если бы захотел.
"Она чертовски востра, когда речь идет о ее интересах, – подумал Тьюри. – И слишком честна, чтобы скрывать это. Ничего удивительного в том, что по временам Рону туго с ней".
– Вы можете поговорить с Гарри Бримом, – добавила Эстер, обращаясь к Кэвелу.
– Почему именно с ним?
– Он и мой муж, что называется, закадычные друзья, – Последние слова она произнесла с насмешкой. – Если у Рона были какие-то тайны, то поведать их он мог, скорее всего, Гарри.
Тьюри еще раз попытался избавить Гарри от пытки:
– По-вашему, скорей Гарри, чем мне, Эстер?
– Разумеется, и вы прекрасно знаете.
– Что ж, ладно. Пойду разбужу его.
Глава 6
Гарри спал на животе, без подушки, – как ребенок; сходство усиливалось тем, что он прижал ко рту уголок одеяла, ведь дети, как известно, перед сном сосут что-нибудь для вящего удовлетворения и спокойствия.
На ночном столике рядом с кроватью стоял флакон с красными капсулами и наполовину опустошенный стакан с водой.
– Гарри, эй, Гарри!
Тот не реагировал ни на собственное имя, ни на похлопывание по плечу. Тогда Тьюри наклонился над спящим и с большим трудом повернул его на спину. Затем взял его твердой рукой за подбородок и начал мотать его голову из стороны в сторону, пока Гарри не открыл глаза.
– Не надо, – простонал Гарри.
– Просыпайся, вставай.
– Холодно.
– Внизу теплее. Обувайся. У нас гость.
– Плевать. – Гарри снова закрыл глаза. – Черт с ним.
– Сколько этих красных капсул ты принял?
– Не помню. Какая разница?
– Есть разница. – Тьюри взял Гарри за плечи и посадил. У того голова болталась вперед-назад, будто у него была сломана шея.
– А почему? – спросил Гарри. – Почему есть разница?
– Внизу сидит полицейский, он хочет поговорить с тобой.
– О чем?
– О Роне. Они пытаются его разыскать. Эстер позвонила в полицию, заявила, что он исчез, и они прикатили сюда.
– Эстер здесь? – Гарри оттолкнул поддерживавшую его руку и сел прямо. В голосе его появилась тревога, глаза приняли осмысленное выражение. – Эстер не должна была приезжать сюда.