«Что ж, очень может быть, — подумал доктор, — но здесь это не сработает. И мои, и ваши связи вместе взятые ничегошеньки не дадут — нет таких силовых ведомств, куда не был бы вхож Добрый и нет таких авторитетов, с которыми он — царь и бог местных тюрем не нашел бы общего языка. Тут не помогут даже первые лица города и области».
Он помнил, как в двух коротких беседах, еще до начала лечения Анны, ее папаша с важностью министра тряс пухлой записной книжкой и похвалялся дружбой с думскими депутатами; с чинами из городской и областной прокуратур; с руководством отдела по борьбе с организованной преступностью, питерского СОБРа… И, скорее всего, это не было пустой, голословной бравадой. А уж в Управлении Внутренних Дел полковник Добрый и вовсе знал каждую служебную собаку.
Тяжко вздохнув, Фролов изрек:
— Увы, Константин Валерьевич… Извините…
Чувствовал он себя отвратительно. Во-первых, приходилось обманывать человека, обеспечивающего защиту его же семьи. А во-вторых, и это совсем уж никуда не годилось — он невольно подставлял ни в чем не повинных и не сведущих о грозящей опасности людей. Но, владелец «Легиона», кажется, был неглупым человеком и не стал более давить на скрытного и от чего-то запуганного клиента.
«В конце концов, они же профессионалы, — рассудил Олег, пытаясь перед собственной же совестью оправдать нежелание раскрывать подоплеки интриг подлого чиновника, — после случившегося несчастья с охранником Константин Валерьевич обязан предпринять серьезные меры по усилению бдительности…»
* * *
В светлой Лешкиной голове пока царил сумбур. Страстное желание докопаться до истинных целей вершащегося вокруг «Фрегата» безобразия росло день ото дня, но, все же, порядка в мыслях не добавляло. Бестия Севидов явно знал больше, или, по меньшей мере, догадывался о большем, но делиться соображениями со стажером не спешил, а в последние дни был замкнут, молчалив и невесел.
Троекратный приезд к убийствам одного и того же врача — Алины, давно вызывал у Волчкова скользкие и нехорошие предчувствия. Район действия банды и впрямь ограничивался несколькими кварталами, а стало быть, находился в «зоне ответственности» ее клиники — в этом, пожалуй, с Михалычем не поспоришь. Но столь частые и регулярные совпадения основательно поселили в мозгах выпускника Академии тяжкие размышления о неком соучастии обаятельной и милой барышни в замысловатом деле. Однако пуще всего его взбудоражил и сподвиг к активным действиям подслушанный вчера доклад Алины неизвестному координатору беззакония. Тайный смысл загадочных фраз, вылетевших из уст его знакомой, долго не позволял заснуть и мучил противоречивыми догадками.
«Мэтр подождет. Доложу ему позже… — решил он ранним утром тридцать первого октября, сидя в автобусе, плетущемся по пустынной Малой Морской. — У него свои фирменные методы «стирки белья», у меня же должны нарабатываться собственные. Да и не к чему распространяться о параллельном расследовании. Меньше знает — крепче спит, а сон в его годы — основная составляющая здоровья. Мне же необходимо кое-что выяснить…»
Ровно в восемь тридцать Лешка подошел к парадному «Фрегата». Показав через стеклянную дверь удостоверение прокуратуры, он дождался, пока охранник с заспанной и небритой физиономией отопрет замки.
— Следователь городской прокуратуры Волчков, — представился он и важно пояснил: — мне необходимо срочно повидать начальника службы безопасности.
— Он подъедет с минуты на минуту, — словно оправдываясь, виновато пробурчал страж и кивнул в сторону ряда кресел в холле: — если будете ждать — проходите, присаживайтесь…
Стажер уселся в крайнее кресло и начал мысленно прокручивать предстоящий разговор. Ожидать пришлось недолго — минут через пять появился холеный, высокий мужчина в светлом плаще, наброшенном на дорогой костюм-тройку. Узнав о раннем посетителе из следственных органов, он расшаркался перед молодым человеком и любезно предложил пройти для беседы в кабинет.
— Прям уж и не знаем, что эти паразиты дальше удумают, — жаловался на головорезов Горбунко, аккуратно вешая на плечики верхнюю одежку, — меня зовут Савелий Антонович, а вас, позвольте поинтересоваться?
— Алексей Леонидович…
— Так вот Алексей Леонидович, меры мы принимаем отныне беспрецедентные, несмотря на то, что генеральный директор срочно отбывает в командировку, — продолжал тараторить словоохотливый шеф охраны, не давая гостю раскрыть рта.
Улучив момент, когда начальник охраны набирал полную грудь воздуха для очередной тирады, Волчков скороговоркой озвучил то, ради чего тащился в такую даль:
— Мне необходимо побеседовать с охранниками, в смену которых были расстреляны инкассаторы.
Горбунко разочарованно выпустил набранный воздух и с опаской сказал:
— Оно, конечно, можно… Но ведь то происшествие случилось за охраняемой нами территорией и не с сотрудниками фирмы.
— Мы вовсе не собираемся вешать часть вины за гибель людей на ваше подразделение. Нам просто необходима информация.
— Хорошо, — принял героическое решение Савелий Антонович. — Сегодня как раз они и дежурят. Сейчас я приглашу старшего смены…
Через полчаса глава безопасности «Фрегата» провожал юного посетителя и продолжал страстный монолог:
— Я добился, наконец, разрешения увеличить штат аж на восемь единиц, закупаем новейшую сигнализацию, дополнительную партию гладкоствольного оружия, устанавливаем к тому же четыре камеры слежения — еще по одной в коридорах каждого этажа…
— У вас ведь и так по четыре человека в смене дежурит… — только-то и успел вставить следователь.
— Верно, — на секунду остановился говорливый Савелий Антонович, — но я хочу, чтобы двое постоянно находились на улице, делая обход по всему периметру здания.
— Зачем? — удивился Алексей, не зная, как бы поскорее от него отделаться.
— Ну, вы же видите, что они вытворяют! До автомобильной стоянки добрались, а что на очереди? Окна? Пожарная лестница с чердаком и крышей? Нет уж, лучше перестраховаться…
— Постойте, постойте… — задержался у двери стажер, — а что случилось с вашей стоянкой?
— Как что? — ошалело уставился на него Горбунко. — Вот те раз! В прокуратуре не знают о такого рода происшествиях? Так ведь вчера какой-то урод раздолбал пять иномарок, в том числе Мерседес Якова Абрамовича.
— Что значит раздолбал?
— А то и значит. Подошел средь бела дня подпитый здоровяк и начал крушить стекла, фары, зеркала…
Лешка недоуменно слушал о втором, всплывшем за последние пятнадцать минут, сногсшибательном факте. Спохватившись, спросил:
— Вы уверены в связи этого события с предыдущими преступлениями? Может быть пьяная выходка — всего лишь случайное совпадение?..
— Ну, над подобными дилеммами голову ломать лучше вам — профессионалам. Наше дело пресечь, задержать…
— Так вы его задержали!? — не поверив своим ушам, возрадовался визитер.
— Еще бы! — слегка покривил душой Савелий Антонович, — задержали и сдали наряду милиции. Все честь по чести.
Трясущейся от предчувствия близкой удачи рукой, Волчков записал в блокнот данные хулиганствующего молодчика, номер отделения, куда тот был спроважен. Прощаясь, долго жал ладонь главному стражу, обещая скорую поимку остальных беспредельщиков. Выскочив на улицу, он быстро глянул на часы — начало десятого. «Ничего страшного, — успокоил сам себя дознаватель, — тридцать первое отделение по пути в прокуратуру — успею заскочить. Севидов никогда не замечает кратковременных опозданий, а если и задержусь — не грех приврать…»
Только что в разговоре с пожилым мужичком-охранником он почерпнул невероятно важную информацию: в тот злополучный вечер, когда инкассаторы забрали месячную выручку, трое служивых в камуфлированной форме проводили их до двери, заперли замки и разошлись по этажам для обхода. Трое, а не все четверо! Четвертый — тот самый старший смены остался у мониторов внешнего и внутреннего наблюдения. И когда на улице грянули первые выстрелы, он прилип к окну и успел подметить некоторые детали короткой баталии: стреляли в инкассаторов двое и одеты они были все в те же кожаные регланы. Глазастый сторож разглядел даже продолговатый черный футляр в руках одного из нападавших…
Этот с легкостью выуженный факт был главнейшим открытием сегодняшнего дня. Второй же — недавний инцидент на автостоянке все более казался Алексею случайностью. Чем ближе вчерашний студент-отличник подходил к районному оплоту правопорядка, тем отчетливее понимал призрачность шансов на успех его предположения о родстве череды серьезнейших преступлений с применением оружия и пьяной выходки какого-то Левитана. «Действительно, полнейшая глупость… — расстроено хмурил он густые брови, — если бы о моих самостоятельных изысканиях узнал Анатолий Михайлович, — непременно бы рассмеялся. К чему настоящему преступнику в одиночку, днем бить машины!? Да еще и с верной концовкой — оказаться в камере временно задержанных. Нет, моя версия — полная утопия…»
Кратковременное посещение отделения милиции еще более усугубило самооценку доводов Лешки. Дежурный лениво полистал объемный журнал, нашел искомую фамилию и, зевнув, доложил:
— Было такое задержание. Вчера в семнадцать двадцать восемь доставили помятого алкаша — Левитана Юрия Борисовича. Проживает на Синопской набережной. Работает на радио. Отправлен с конвойной службой в изолятор временного содержания…
— Дело заведено? — осведомился молодой человек.
— Да вро-оде… — протянул тот, — из пятерых пострадавших заявления написал только один, да и тот, почему-то, запаздывает к нашему следователю — сегодня назначено на девять утра. А потом и статья-то за нанесение ущерба частной собственности такова, что ежели они договорятся — пиши пропало. Заберет заявление этот, как его…
Он заглянул в другой журнал.
— Фельцман. И все — извольте безобразника отпускать. Вся наша работа — напрасная трата времени…
Через полчаса Волчков сидел у дежурного по ИВС и рассматривал фотографии обвиняемого в злостном хулиганстве Левитана. Темноволосый мужчина с правильными чертами лица, с модной бородкой-клинышком, с аккуратными усиками, на вид чуть моложе своего возраста… Одним словом — ничем непримечательный раздолбай, коих на улицах Питера пруд пруди…
Молодой человек опаздывал почти на два часа. «Ерунда… — отмахивался он от незначительного нарушения трудовой дисциплины, — если уж мэтр сильно припрет к стенке — выложу причину изысканий. Пару колкостей скажет, конечно, старый черт, однако ж, ругаться не станет. Не по бабам чай шлялся…»
* * *
Искоса поглядывая то на расхаживавшего по узкому коридору ДПНК — дежурного помощника начальника колонии (хоть и не колония, а всего лишь изолятор, однако важная должность везде обязана звучать!), то на полковника Доброго, контролеры рявкали на подследственных, заставляя тех живее выстраиваться в две шеренги. Лихо крутанувшись вокруг левого каблука, холеный тридцатитрехлетний майор Щеглов доложил, стоявшему неподалеку шефу исправительных заведений области о готовности контингента к проведению проверки. Тот милостиво кивнул…
Начальник УИН никогда не принимал непосредственного участия в плановых мероприятиях СИЗО, никогда не вмешивался в будничное течение строгого распорядка. Но каждый из контролеров твердо знал: любая оплошность, любая минутная заминка пойдет на заметку злопамятному полковнику и аукнется виновнику троекратно. Во время визитов Доброго малейший отход от установленных им же правил не сходил с рук ни младшим офицерам, ни прапорщикам с сержантами, ни, тем паче, подследственным…
— Ровняйсь! — что есть мочи гаркнул Щеглов. — Смирно! Старшим контролерам провести проверку арестованных!
Отовсюду послышались резкие и отчетливые выкрики:
— Таланов!
— Я!
— Тимшин!
— Я!
— Воронин!
— Я!..
В камерах в это время во всю орудовали рядовые сотрудники Крестов, переворачивая матрацы, выкидывая из тумбочек на пол нехитрое имущество подопечных, скрупулезно ощупывая тощие подушки и висящую на спинках кроватей одежду.
Лавренцов стоял в первой шеренге, бок о бок с Лисом и, пренебрегая военизированными порядками, вертел головой, разглядывая «пышное» убранство приютившего изолятора…
— Конопатов!
— Я!
— Марченко!
— Я!
— Кочеров!
— Я!..
Старший камеры уже несколько раз легонько и незаметно толкал Аркадия локтем в бок, призывая замереть и не крутить башкой, потому как Злыдень, поигрывая здоровенной, сделанной по индивидуальному заказу дубинкой, мерил шагами коридор в опасной близости. Но новичку-пофигисту, как назло, приспичило громко — в голос чихнуть, а затем и закашляться. Наконец Лис с облегчением услышал выкрикиваемые фамилии сокамерников:
— Гориев!
— Я!
— Райков!
— Я!
— Брель!
— Я!..
Вот-вот должна была прозвучать вновь приобретенная фамилия бывшего фээсбэшника, однако ж, занятому в этот момент устранением последствий простуды Левитану, было не до переклички. Словно клоун-фокусник на арене цирка, он стал вытягивать за уголок из кармана здоровенный — метр на метр, носовой платок. Несколько контролеров уже беспокойно посматривали в его сторону; майор подошел чуть ближе. В конце концов, и всесильный хозяин исправительных заведений с гневным интересом воззрился на тупого и не имеющего представления о Дисциплине разгильдяя. Тот же, не замечая сгущавшихся туч, что есть мочи сморкался…
— Яньшин!
— Я!
— Конышев!
— Я!
— Левитан!
— Здесь… — шепотом промямлил Лавренцов, аккуратно складывая аршинный платочек в тридцать два раза.
— Пирогов! — хотел продолжить перекличку прапорщик, но не тут-то было…
— Не понял, — медленно процедил Добрый, делая первый шаг к обреченной жертве.
Все глашатаи разом умолкли, а майор вмиг оказался подле полковника. Боковым зрением Аркадий заметил, как Лис втянул голову в плечи и перестал дышать, как округлились глаза уголовников из их камеры…
«Господи… Когда же ты ниспошлешь мне спокойной старости? — пронесся в голове отставного борца с терроризмом закономерный вопрос перед порцией очередных неприятностей. — Или прикажешь до посадки в инвалидную коляску кулаками махать? Ладно, на все твоя воля. Как скажешь…»
— Его фамилия!? — непонятно к кому обратился Злыдень, сильно ткнув при этом в грудь Лавренцова дубинкой.
— Левитан Ю и Б, — тут же ответил прапорщик с незаконченным начальным образованием.
— Так ты, значиться, только на иврите понимаешь? — надменно осведомился Добрый.
Юрий Борисович молча прятал в карман платочек. Чиновник же, не получив ответа на антисионистскую провокацию, снова ткнул арестованного «еврея» палкой из твердой резины, на сей раз в солнечное сплетение.
Ожидаемой реакции не последовало — Левитан не скорчился от боли, не стал хватать ртом воздух, а спокойно и с едва заметной саркастической улыбочкой пообещал:
— Еще раз ткнешь — в башке будет звенеть дольше, чем мне придется сидеть в карцере.
Пожалуй, если бы сейчас перед властным солдафоном вдруг, по мановению волшебства, вырос из-под земли министр юстиции или, пуще того, соткалась бы из атомов антиматерии плоть Президента Российской Федерации, масштаб его изумления был бы не столь велик. Но подобная угроза, прозвучавшая здесь — в стенах, где Андрей Яковлевич уже несколько лет правил бал и ощущал себя едва ли не единоличным владыкой с контрольным пакетом акций, напрочь лишила его дара речи, способности пораскинуть мозгами, а заодно и чувства самосохранения…
Форменное окружение, обалдевшее не меньше начальника, попросту не успело предпринять каких-либо действий и предотвратить беды. Рука Доброго непроизвольно дернулась, как будто наперекор сознанию вновь подняла дубинку и резко выбросила ее вперед, в направлении печени подследственного…
Ответного движения почти никто не узрел — резкий, короткий удар пришелся точно в подбородок. Начальник Управления, утеряв сознания мгновенно — еще будучи на ногах, рухнул плашмяком всей свой рыхлой массой, прилично грохнув при этом затылком об пол.
Над обширным помещением каземата повисла гробовая тишина…
— Я же предупреждал! — шептал через минуту один из контролеров майору, — конвой передал: он, видать, спецназовец… И с мозгами не все в порядке — на улице ни с того, ни с сего людей колбасил и машины плющил! Я же предупреждал!..