Однако она даже предположить не могла, кто убийца.
Она также просила передать оставленные ею письма маме – и адресованное маме, и адресованное сыну, когда тот станет взрослым. Где ее похоронят, ее совершенно не волновало.
– Займусь похоронами, – сказала я представителям органов и разрыдалась. – Бедная девка!
– Вообще-то мать может захотеть похоронить дочь в родном городе, – заметил следователь.
– Хорошо, я свяжусь с матерью и обговорю этот вопрос. Если она захочет, отправлю тело.
– Зачем вам это? – спросил у меня адвокат.
– Мне ее просто жаль… – сказала я.
Я в самом деле не держала на Катьку зла. Бедная, запутавшаяся девчонка. Провинциалочка, приехавшая в большой город, хотевшая богатства и счастья. Сколько их таких… Сколько дурочек с разбитой жизнью, порушенной судьбой. Сколько вынуждены выйти на панель вместо сцены и подиума, о которых мечтали, сколько ложатся под старых похотливых самцов вместо красивых молодых принцев, сколько подсаживаются на иглу вместо того, чтобы учиться и получать специальность… И даже если они не подсели на иглу и жизнь их вполне устраивает, что с ними будет в мои сорок три?
Глава 14
Следующая неделя была сумасшедшей. Я работала, параллельно занималась оформлением тела, которое мама все-таки захотела похоронить в своем городе. Мы с ней рыдали в трубку, разделенные огромным расстоянием.
– Помните, что вы можете всегда приехать в Петербург и остановиться у меня, – сказала я ей. – И если что-то потребуется, звоните и не стесняйтесь.
– Вы – святая, Варвара, – сказала мне Катькина мать. – Другая женщина на вашем месте даже не стала бы со мной разговаривать, не то что что-то делать для Кати.
– У меня все сложилось хорошо, – сказала я ей. – Теперь я знаю, что на самом деле все, что ни случается, – к лучшему. И если бы была не Катя, то была бы другая девушка, возможно, позже, когда я бы уже не смогла начать жизнь с чистого листа. Если бы не Катя, я бы сидела дома, растила дочерей, потом внуков, старела, скучала и не жила бы полной жизнью. Не жила бы своей жизнью. А сейчас я – хозяйка своей судьбы.
– Да, Катя говорила, что Родионов вас ей в пример ставил, – сообщила мне напоследок ее мать. – Наверное, он жалел, что с вами развелся.
Мне он об этом не говорил. Даже ни разу не позвонил…
– А я бы все равно проверила этого братца – на предмет убийства Родионова, – сказала мне Норка, которую страшно заинтересовала вся история. – Ведь, если не ошибаюсь, видеокамера показала кого-то похожего на него? Его же поэтому взяли. А если он каким-то образом узнал про готовящийся развод, но не знал про завещание?
– Пусть этим занимается милиция, – ответила я. – Родионова не вернуть. Катю не вернуть. Шофера, пострадавшего ни за что, тоже не вернуть. Вообще мне его больше всех жалко. И его семью.
– Варвара, прекрати всех жалеть! На всех жалости не хватит. О себе думай!
Я пожала плечами и отправилась работать.
Следующим событием (и развитием ситуации) стал звонок следователя, один раз хорошо выспавшегося под батареей у моего соседа. Кстати, у соседа закрутился роман с моей клиенткой. Не знаю, долго ли они продержатся вместе, но по крайней мере теперь у клиентки сияли глаза. Следователь у моего соседа больше не спал, да и пьянки с друзьями стали менее бурными.
Поскольку убийца и, главное, заказчик убийства Родионова найден не был, следователь продолжал работать по этому делу. Передо мной он явно чувствовал себя неудобно.
– Успокойтесь и забудьте, – сказала я ему. – Прекрасно знаю, что если кто-то попадает к моему соседу, то трезвым оттуда не выходит. Не вы первый, не вы последний. Так есть какие-то подвижки в деле?
Следователь просил меня вместе с ним сходить к Федору Ледовских.
– Это кто такой? – в первый момент не поняла я.
Оказалось – сводный брат покончившей с собой модели Катьки, сводник и, похоже, большой негодяй.
– Я, конечно, схожу, если вам нужно, но зачем?
– Мне нужно, чтобы вы его припугнули. В присутствии жены и тещи. Мы тут провели кое-какое расследование, – мужчина усмехнулся.
Он пояснил, что сводническая контора (брачное агентство) на самом деле была зарегистрирована и вела вполне легальную деятельность. В Москве работала головная контора (возглавляемая мамочкой и отчимом), сыночек был направлен в Питер подбирать местные кадры. То есть, конечно, кадры в основном были не питерские, а областные, да и из других городов девчонок хватало. Не все же в Москву едут.
В Питере контора (филиал московской своднической фирмы) существовала и раньше, но, поскольку Федя собирался жениться на девушке из Питера, семья решила, что деятельность в нашем городе надо расширить.
Девчонок на самом деле выдавали замуж. Конечно, не всех, но контора могла похвастаться успешной работой, и сарафанное радио передавало информацию о ее достижениях. Некоторых устраивал эскорт, или им объясняли, что для них будет только эскорт, так как мужей для всех не хватает. Несмотря на то что органы поговорили с множеством девочек из базы данных агентства, ни одна не согласилась дать показания против владельца. Ведь он никого не неволил, и они сами держались за работу (в эскорте) или мечтали о принце на белом (или черном) «Мерседесе».
Но несмотря на нещадную эксплуатацию девушек, использование их в личных корыстных интересах или для удовлетворения собственной похоти, Федор Ледовских крепко сидел под каблуком у жены и тещи. Такое иногда случается. Возможно, на девушек он выплескивал то, что не смел на жену.
– А жена в курсе того, чем он зарабатывает на жизнь?
– Несомненно, – сказал следователь.
– И не ревнует?
– Из того, что нам удалось выяснить, конкуренткой она считала только одну Катьку, всех остальных девочек серьезно не воспринимает. Все-таки Катька – на самом деле родная дочь отчима Федора Ледовских. У отчима и его матери общих детей не было. Катька была его единственным родным ребенком, пусть и обретенным уже в сознательном возрасте. Ледовских не решался смешивать ее с дерьмом, как других девчонок, да и пристроили ее, в общем, неплохо… Тех, кто в него влюбляется, он обычно… Нет, это не для ушей нормальной женщины. А тут он вроде как даже и подыгрывал. Может, боялся отчима. Может, не знал, какая будет реакция, если он поступит, как обычно, но, в общем, с Катькой он носился как с писаной торбой. Это не нравилось его жене. И ведь Катя на самом деле какое-то время жила в их доме! И потом он продолжал с ней встречаться – в смысле после того, как она вышла замуж за Родионова.
– Ради чего? – не поняла я. – Ради секса? Так если я вас правильно поняла, вокруг него было полно девчонок.
– Я считаю, что он имел виды на бизнес Родионова. На акции. Просто на деньги. А для того чтобы когда-нибудь появился шанс это получить, требовалось держать Катьку в узде. Вначале она была в него влюблена, и можно было держать этим. Потом, насколько я понимаю, она его возненавидела, и тогда Федя стал держать ее страхом разоблачения. Хотя, я уверен, он никогда бы не стал рассказывать Родионову о том, как именно ему подсовывали эту модель. Может, просто через Катьку держал руку на пульсе. Но я уверен на сто процентов, что Федора интересовал Родионов.
– А эти клиенты-экстремалы, которые лазали по веревке? Они зачем?
– За тем же. Держать Катьку.
Я спросила, что следователь хочет от меня.
– Скажете, что вы, в соответствии с последней волей умершей, должны позаботиться о ее сыне. Ледовских знает, что она вам оставила письмо, только ему его, естественно, никто не давал читать. Ему давали читать письмо, адресованное милиции. Потребуйте, чтобы он переводил матери Екатерины Курочкиной алименты на ребенка.
– А у него не возникнет мысли отобрать ребенка? Все-таки это его сын! А Катина мать, если у нее отобрать внука, вполне может наложить на себя руки. Вначале дочь потерять…
– Бог с вами, Варвара Игоревна! – рассмеялся следователь. – С его-то женой и тещей? И разговаривать я как раз предлагаю при них. У него от законной жены только что родился второй ребенок. Им ребенок от другой женщины – тем более от Кати – совсем не нужен. Дедушке в Москве маленький ребенок тоже не нужен, хотя бы потому, что не нужен его жене, которая не является его бабушкой. Так съездите со мной?
Я согласилась. Ведь в самом деле это будет добрым делом. Катиной матери деньги не помешают, несмотря на все, что оставила ей дочь. А от этого сводника не убудет!
Но я могла поехать только в воскресенье. Следователя это устраивало. Так не хотелось сидеть дома, что лучше съездить к свидетелям.
Глава 15
После мерзкой соловьиной трели (в стиле китайских умельцев, делавших звонок) дверь нам открыла теща, лицо которой было покрыто чем-то зелененьким, вероятно, какой-то питательной маской. Волосы были обмотаны полотенцем. Дома дама ходила в халате до пят, расшитом крупными ромашками. Впереди нее двигался нереально огромный бюст.
Следователь сразу же сунул ей в нос удостоверение.
– А вы кто такая? – прищурившись, осмотрела меня дама, пока не пуская нас через порог.
– Варвара Игоревна Родионова, первая жена…
– Поняла, – довольно грубо перебила меня теща Ледовских. – И что вам обоим надо?
– Открылись новые обстоятельства дела, – заговорил следователь.
– Про вас мне понятно, а вот ей что надо?
– Они связаны с Варварой Игоревной.
– И мне необходимо поговорить с вашем зятем.
– И тебе понравился? – нехорошо ухмыльнулась дама.
– Во-первых, не тебе, а вам, во-вторых, я вашего зятя никогда в жизни не видела и предпочла бы не видеть, в-третьих, то, что я про него знаю, не способствует симпатии к нему. Но если вы желаете решать вопрос через суд, меня это устраивает, – я пожала плечами.
– Ладно, проходите, – дама пропустила нас в очень богато обставленную квартиру.
Даже в коридоре висели картины. Не говорю уже про их количество в комнате, в которую нас пригласили. У меня вообще сложилось впечатление, что я нахожусь в музее, а не в доме, где живут люди. Больше всего было именно картин, и они не украшали дом, а выставлялись на стенах, примыкая рамами одна к другой, причем не только слева и справа, но и сверху и снизу. Самым странным было то, что жанр художника и эпоху при развешивании никто не учитывал. Я сделала вывод, что они развешивались в зависимости от размера – чтобы побольше поместилось на одну стену и не оставалось пустых мест. В одном ряду были картины одного размера.
– Мой зять вкладывает деньги в живопись, – сообщила теща, заметив наш неподдельный интерес. – Это вечно.
Я бы так не сказала, учитывая, что картины даже не были под стеклом. Да и шторы на окнах отсутствовали, были только тонкие занавески, значит, солнце попадает в комнату. Но я промолчала. Не мое дело.
На полу лежала шкура зебры. Это что, теперь мода такая? Надо будет спросить у моей старшей.
Где-то в глубине квартиры заплакал ребенок. Нам предложили сесть на обитый бархатом диван и подождать.
– Как в музее, – передал мои чувства вслух следователь.
– В Питере много странных квартир, в особенности в старой части. Вам-то, наверное, с вашей работой приходилось в них бывать.
Он кивнул.
– И эти странности могут быть в любом смысле, – продолжил мою мысль мужчина. – Совершенно неожиданная, часто дикая планировка – в особенности, если дом после капремонта или граждане сами делили коммуналки на отдельные квартиры. А личности?! А что в этих квартирах стоит? По-моему, репортажами о старых питерских квартирах можно было бы на целый год заполнить один телевизионный канал. Кстати, а знаете, каким образом в нашем городе появились дворы-колодцы?
Я с интересом посмотрела на следователя, так как сама задумывалась над этим, но никогда не было времени, достаточного интереса, возможности это выяснить. Оказалось – из-за экономии. Земля в городе всегда стоила дорого, и поэтому внутренний дворик стали застраивать со всех четырех сторон, чтобы получилось больше квартир. Все очень просто.
Вскоре появилась семья полным составом. Первой шла теща со смытой маской и розовым после нее лицом. Она не переоделась и держала за руку мальчика лет четырех. Мальчик с нами поздоровался. За тещей следовала ее молодая копия, правда, сильно превышающая ее объемами, тоже в халате до пят. Молодая дама держала на руках младенца, судя по цвету одеяльца – девочку. Последним шел хозяин (или его в этом доме не следует так называть?), лощеный красавчик с небольшим пузцом, в помещичьем халате, из-под которого проглядывала белая рубашка.
Именно так я представляла одежду помещиков по прочитанным романам о девятнадцатом веке, потом видела ее в каких-то фильмах, посвященных той эпохе. Халат был бархатным, темно-малиновым, с золотым кушаком и, конечно, кистями. Правда, у помещика, кроме рубашки сверху, должны были снизу торчать брюки, здесь же торчали голые ноги, правда, после эпиляции. Судя по рукам, Федя регулярно делал маникюр. Метросексуал? Или работа обязывает? Я поняла, почему провинциальная девчонка влюбилась в этого красавчика. Пять лет назад он, наверное, вообще был неотразим. Что будет еще через пять? И через десять? Мужчина был явно склонен к полноте и вел нездоровый образ жизни.
Семья чинно расселась на диване напротив нас, тоже обитом бархатом.
– Мы вас слушаем, – объявила теща.
По договоренности со следователем первой заговорила я. И опять сказала, что хотела бы решить вопрос в досудебном порядке, но готова и в суд пойти, если потребуется. От господина Ледовских требовалось ежемесячно переводить деньги на содержание сына.
– Еще надо доказать, что это мой сын! – рявкнул Ледовских.
– Докажем, – сказал следователь. – Екатерина Курочкина очень подробно все изложила в предсмертных записках, адресованных милиции, Варваре Игоревне, своей матери и сыну по достижении восемнадцатилетия. Суд однозначно постановит проведение генетической экспертизы, а в случае вашего отказа…
– Сто долларов в месяц, – сказала теща.
– Пятьсот, – заявила я.
Сошлись на двухстах. Теща сразу же начала инструктировать зятя о том, как брать подтверждение перевода именно алиментов. Она и это знала! Или успела выяснить заранее? Сегодня позвоню Катькиной матери и предупрежу.
– Дальше, – сказала теща, которая явно была главной в этом доме. Дочь пока молчала, лишь бросая на меня взгляды-молнии.
– У вас есть враги? – спросил следователь у красавчика.
– Какое отношение мои враги имеют к делу?!
– С моего зятя сняли все обвинения, – опять влезла теща. – Вы сами или ваши коллеги. Не знаю уж, как именно у вас это делается. Спасибо Катьке, хоть что-то от нее в благодарность получили за все то, что мы для нее сделали. Федя не убивал Родионова, и, как вы сами наконец поняли, это было ему невыгодно. Что еще?
– Вы что, не понимаете, что вашего зятя хотели подставить? – завелся следователь. – Вы знаете, почему мы его арестовали? Потому что он – один из тех, кто появлялся перед видеокамерами соседних домов в ночь убийства, примерно в то время, когда совершалось убийство. Он узнаваем. Не стопроцентно, но знающие Федора Григорьевича люди его опознали.
– Я там не проходил вообще! – заорал Ледовских. – Я по веревке от Катьки спустился, а потом через сквер рванул в роддом!
– Вот об этом и речь, – устало сказал следователь. – Это были не вы, а кто-то, косивший под вас. Этот человек вас хорошо знал – или его наняли, чтобы он освоил вашу походку, загримировали… Или даже могли не гримировать. Изображение не очень четкое, но узнаваемое. Это мог быть какой-то артист, а мог и убийца. Сейчас наши специалисты пришли к выводу, что этот человек показывался специально. Не демонстративно, а как бы случайно попал в поле охвата видеокамер соседних домов. Вроде как прокололся. Но этот человек знал, где находятся камеры видеонаблюдения, то есть готовился заранее. Или его проинструктировали. Но он – или заказчик – не знал и не мог знать, что именно в тот вечер вашу жену отвезут в роддом!
– Ой, только этого нам еще не хватало! – первый раз подала голос жена.
– Дорогая, тебе нельзя расстраиваться, ты же кормишь ребенка! – заворковал муженек.
Ребенок тут же заплакал.
– Помолчал бы ты лучше, зятек, – сказала теща и велела дочери покинуть помещение, взяв обоих детей. Меня удивило, что старший мальчик все это время сидел тихо и внимательно слушал. По-моему, в его возрасте дети должны носиться как сумасшедшие. Или в этом доме все особи мужского пола, включая мышей, ходят строго по плинтусу?