– Двухкомнатная, двадцать семь квадратных местров? Не густо, – профсоюзный деятель что-то чиркнул в своем блокноте, – квартира осмотрена, комиссия согласна с директором о том, что его заместителю по режиму нужно новое жилье. Через месяц сдаем дом. Вам трех или четырехкомнатную?
– Нас только трое, – чувствуя тяжесть в груди, произнес Беспалов.
– Нам бы хватило трехкомнатной, – поддержала жена.
– А кабинет? – Возразил мужчина, и Беспалов понял, что Чабанов уже все решил, а это посещение лишь элемент какой-то игры. – Нет, Леонид Федорович меня накажет, я пишу четыре. – Он повернулся и, попрощавшись, вышел из квартиры.
– Ну, ты даешь, – удивилась жена. – Вот это работа, не то, что в милиции, где если и дадут премию, то после ранения.
– Что ты понимаешь? – Взвился Беспалов, – там я был на своем месте, я – сыщик, а не чиновник. Хочешь, чтобы я сдох в этой бумажной пыли?!
Жена тоскливо посмотрела на Беспалова.
– В четырехкомнатной квартире, с таким окладом и персональной машиной выживешь. Костя, хотя бы годик продержись, дай немного денег подкопить, да чуть-чуть по-человечески пожить, а там видно будет.
Он кивнул головой, все еще не понимая, что он такого сделал, что Чабанов так щедр с ним.
– Нет, похоже, вся работа еще впереди, – незаметно для себя произнес вслух Беспалов.
– Вот и работай, – обрадовалась жена, – а то скис совсем.
Через неделю она позвонила ему на работу и счастливым голосом сообщила, что ей предложили перейти в кардиологический центр.
– Ты помнишь, сколько я просилась туда? – Звенел от радости ее голос, – я тут сам директор позвонил и предложил выбрать себе место. Ты слышишь, каменный человек? Не иначе, как твой Чабанов постарался. Только откуда он все это узнал?
– А сама, что дура? – Разозлился ничего не понимающий Беспалов.
– Не дура, ты просто забыл – туда принимают только по великому блату.
Он хмыкнул и положил трубку.
В пятницу, после вечерней летучки, Чабанов попросил Беспалова задержаться.
– Я знаю, что вы большой любитель и мастер стрельбы, – он пригласил заместителя в комнату отдыха.
– Да, когда-то я неплохо стрелял, но теперь, – развел руками Беспалов.
– Что вы пьете – коньяк, водку, пиво? – Чабанов сел в кресло и открыл свой бар.
– Водку и от хорошего пива не откажусь.
Хозяин кабинета достал бутылку посольской водки, несколько банок пива, закуску, два хрустальных бокала. Выпили.
– Мне нравится ваш стиль работы, – Чабанов закурил сигарету, – я хотел бы, чтобы мы подружились. – Он сощурил глаза, – вот так, по-мужски. Вы не против?
– Нет, только я трудно схожусь с людьми.
Чабанов рассмеялся.
– Это вам только кажется. Все ваши подчиненные хвалят вас, но не об этом речь. Что вы делаете завтра?
– Ничего особенного.
– Вот и прекрасно, поедем на охоту в Лесной парк.
– В заповедник?
– Мы будем охотиться по лицензии и с любовью к природе. Согласны? – Леонид Федорович прикоснулся своим бокалом к бокалу Беспалова.
– У меня нет ружья.
– Там есть все. Завтра, часиков в пять, за вами зайдете мой шофер. – Чабанов поднялся. – Да, еды брать не надо, – он широко улыбнулся, – сапоги у вас еще сохранились?
– Конечно.
– Тогда – до завтра.
День прошел незаметно.Охота на кабана потребовала большого напряжения сил и внимания. Беспалов даже забыл, что все утро ломал голову над тем, для чего Чабанов так опекает бывшего сыщика? Только вечером, когда они вдвоем сели за стол, где вместе со свежатиной громоздились такие явства, которые Беспалов видел только в кино, Леонид Федорович начал разговор.
– У меня к вам просьба.
Беспалов почувствовал сердцебиение, во рту пересохло.
Чабанов заметил состояние своего собеседника и прижал его руку своей ладонью.
– Что это вы сразу напряглись? Не ждите от меня подвоха.
– Да нет, – попытался улыбнуться Беспалов, – это я так слушаю, чтобы чего-нибудь не пропустить.
– Ну, ну. Дело простенькое, но я хотел бы, чтобы о нем никто не знал – засмеют. Итак, я собрался написать небольшую детективную повесть и рассказать в ней об одной неуловимой банде. Для этого мне нужно, чтобы вы расписали мне подобную организацию. Лучше всего, опираясь на свой опыт, придумать что-нибудь сверхестественное. – Он налил в свой стакан коньяк, выпил и громко захрустел косточками молодого кабана.
– К примеру – боевые группы, связь, разработка и доведение операции до исполнителей, пути и варианты отхода. Одним словом, представьте себе, что вы решили создать подполье и опишите его структуру.
Беспалов бессмысленным взглядом окинул стол, взял ложку черной икры, поднес ко рту, потом отложил в сторону. Он не заметил как в его руке оказалась бутылка водки. Чабанов подставил ему пустой стакан. Беспалов наполнил его, выпил, сунул в рот икру.
– Шутите?
– Почему?
– Странное желание, но я могу рассказать об одной группе…
– Послушаю с удовольствием, но вы, все-таки, сделайте то, о чем я вас прошу.
« И чего я испугался, – подумал Беспалов, – ведь ему это действительно нужно, как мертвому припарки. Директор, член обкома, жена, дочь. Черт, и чего только не придет в голову после двух стаканов водки. «
– Хорошо, через три дня я представляю на ваше утверждение свой вариант неуловимой бандитской организации, похожей на сицилийскую мафию.
– Но – советскую, – рассмеялся Чабанов.
– Договорились.
В среду Беспалов позвонил Чабанову и сказал, что у него все готово.
– Что? – Спросил тот, но тут же понял, – приходите, я вас жду.
Брови Леонида Федоровича полезли вверх, когда Беспалов вошел к нему с большим рулоном ватмана.
– Схема?
– А как же без нее?
– Дома чертили?
– Жена у меня не любопытная, да и чертил я ее сегодня ночью, а утром принес с собой и запер в сейф.
– Ну, ну.
Хозяин подошел к двери, запер ее на ключ и включил селектор:
– Вера, – проговорил он, услышав голос секретарши, – меня ни для кого нет.
Потом Чабанов повернулся к Бесплову.
– Итак?
Беспалов развернул на столе чертеж и укрепил его по углам книгами.
– В серьезных организациях о структуре и ответственных функционерах знают всего несколько человек, а лучше всего – один. Итальянцы сделали свою мафию по родственному признаку. Это значит, что глава фамилии знает все о своей ветви. Если же несколько родов объединяются, тогда создается своеобразный Совет руководителей, юридическаяя группа. Там строгой тайной являются лишь банки и номера счетов, об остальном же члены семьи либо знают, либо догадываются. Я думаю, что все это уже морально устарело. Сегодня нужна организация с жесткой централизацией руководства в одних руках, только тогда она будет жизнеспособна. При руководстве создается мозговой центр, разрабатывающий операции, их оперативную, юридическую и финансовую обеспеченность. Центр знает только руководителя, хотя и это можно исключить, работая по письменным, телефонным или электронным указаниям. Тогда все вообще замкнется только на одном человеке.
– А что это за «резидент»?
– Коммуникабельный человек, хорошо разбирающийся в людях, который будет подбирать руководителей пяти – шести боевых групп. Они же будут знать только его и своих подчиненных.
– Как с оружием?
– Создается несколько независимых складов, держатели которых никого не знают. Их дело привезти в указанное место необходимое количество стволов и боеприпасы, а потом забрать их и снова спрятать. Даже если кто-то проследит эту цепочку, то в лучшем случае Организация лишается склада, его держателя и одной боевой группы.
– Это «СБ», чтобы это значило? – Чабанов потер нос, – погодите, сам попробую разобраться. Служба безопасности?
– Да, – усмехнулся Беспалов, – контрразведка, она же, при необходимости, исполняет приговоры. Ее командира должен знать только руководитель всей Организации. Он же и никто другой командует им.
Чабанов расправил рукой ватман и, склонившись над схемой, негромко проговорил:
– Получается – руководитель знает всех, а его – мозговой центр, командир «СБ» и резиденты?
– Лучше ограничиться мозговым центром и службой безопасности, а еще лучше, чтобы между ними было бы какое-то неодушевленное звено, которое всегда можно разорвать простым отключением телефона или компьютера.
– Интересно, – Чабанов сел в кресло, в другое пригласил Беспалова, – а как же с оплатой?
– Я бы выдавал твердую ставку. И отдельно – за проведенные операции. Кроме того, на мой взгляд, это немаловажно – каждый член Организации волен в любой момент выйти из нее.
– И поведать о ней миру?
– Он же почти ничего не знает, а вот добровольность и уверенность в будущем дадут не просто исполнителей, а думающих людей. Это, помноженное на инстинкт самосохранения, далеко не последнее дело. К тому же нельзя лишать человека мечты о свободе.
– Мечты? – Чабанов всем телом повернулся к Беспалову. – Значит вы имеете в виду то, что нам не придется выполнять своего обещания?
– Почему же, – Беспалов отметил про себя, что Чабанов сказал «нам». – Как раз в этом смысле я считаю, что умный руководитель сделает все честно. А слово «мечта» я использовал в прямом смысле.
« Черт, неужели все это нужно ему для настоящего дела? – Константин Васильевич облизал пересохшие губы, потом прикусил нижнюю. – Себе-то не ври. Ты еще в лесной избушке понял, что он задумал что-то серьезное. Организатор он настоящий, но, чтобы удержать бандитов в руках, нужна железная воля.»
Он посмотрел на широкие ладони своего собеседника. В них чувствовалась немалая сила.
– Что-то мне захотелось чая, – Чабанов встал с кресла и подошел к столу.
– А мне кофе.
Леонид Федорович свернул ватман и, нажав кнопку селектора, попросил секретаршу принести им чаю и кофе.
В этот вечер Беспалов впервые напился до бесчувствия. Он сидел на узкой лоджии в продавленном кресле и плакал. Жена, никогда не видевшая его в таком состоянии, с трудом решилась переступить порог комнаты. Он поднял голову и, отвернувшись, вытер слезы.
– Извини, я что-то ослаб душой, устал жить.
– Что ты говоришь?! – Она присела у его ног. – Ведь только-только все налаживается.
Он скрипнул зубами и застонал.
– Костя, ну чего ты так убиваешься? Не нравится кабинетная работа, уходи, только душу себе не мотай. Ты же знаешь, я к роскоши не привыкла, проживем, как получится. Лишь бы ты был здоров, да Витька хорошо учился.
– Эх, ты не знаешь, ты не видела, как они на меня смотрели.
– Кто?
– Ребята из управления.
– Да, что ты?
– Стоило мне снять погоны, и я стал для большинства из них вошью, комаром, которого каждый может прихлопнуть. Ведь никто даже руки не подал по-человечески.
Это было не так. Ему звонили товарищи по опергруппе, приходили бывшие сослуживцы, но это только ранило мужа. Она заметила, что он стал тяготиться их посещениями, особенно, если они говорили о делах, захватах, следствии. Ему казалось, что они жалеют его. Может быть, из-за этого он и в грузчики пошел, а там этот страшный случай… В остальном же все было и так, и не так, как сейчас говорил Костя. Только она, зная его, не решалась сейчас ему возразить. С мужем творилось что-то непонятное, но она привыкла во всем полагаться на его силу и разум.
– Только старик Бегман меня понимал, – продолжал, уставясь в угол, Беспалов, – и того, как меня, вымели из управления. Ты знаешь кто сейчас занял его место, знаешь?
– Нет, ты расскажи, расскажи, только на сердце не держи.
Он прижал ее голову к своей груди и погладил по волосам.
« Господи, – подумала она, – он так не трогал меня лет десять. Все работа, работа, да и сейчас – тоже какое-то горе.»
– Вор и подонок. Мы с Бегманом поймали его на подтасовке фактов. Он пытался два дела спихнуть на одного уркагана. Обещал ему скостить половину срока. А для чего? – Беспалов скривился и сплюнул, – чтобы показатели были лучшими в городе. Тогда ему вкатили неполное служебное соответствие, потом я узнал, что он и взятками не брезговал. А сейчас подполковник Завалишин – начальник управления внутренних дел области. Бегман на даче, а я… – он замер, поднял голову, осмотрелся. – Да плевать я хотел на эту трижды проклятую жизнь. Пусть Чабанов меня хоть на бан голым водит, лишь бы уважал, да деньги платил. Одену тебя в шелка, жить будешь, как человек, отпуска будет на Средиземном море проводить.
Беспалов тяжело задышал, рванул рубаху на груди.
– Тебе плохо? – Испугалась жена.
– Меня из-за какого-то бандита, перестрелявшего кучу людей, с работы выкинули, а этого слюнявого щенка, паскуду, на мое место? Ну, я вам крови попорчу…
– Тебе плохо? – Опять спросила жена, испуганно вглядываясь в бледное, с закушенной губой, лицо мужа.
– Нет, – оскалился он, – теперь мне всегда будет хорошо, мне и тебе. Я понял как надо жить в этом мире.
Он поднял ее с пола и крепко, как в молодости, поцеловал в губы.
Утром их поднял телефонный звонок Чабанова.
– Послушай, – из трубки донесся его веселый голос, – пока ты спал, я тебе новую квартиру выбил, слышишь, в горкомовском кирпичном доме. Сам будешь вещи перевозить или грузчиков прислать? Ключи и ордер у меня, могу сейчас же тебе подослать. Ну, так как, что молчишь или коньяка жалко?
Беспалов отнял трубку от уха, оглянулся. Жена. Привстав, смотрела на него испуганными глазами.
– Присылайте ключи, съезжу, покажу жене, а переехать можно и завтра…
ГЛАВА 3
Эмиль Абрамович Шляфман был последним и самым любимым ребенком в большой семье известного на весь край гинеколога Абрама Михайловича Шляфмана. Тысячи женщин слагали о старшем Шляфмане легенды. Так, например, говорили, что к нему на прием приезжают даже жены ответственных работников Кремля. Было это так или нет ни подтвердить, ни опроворгнуть никто не мог, но только из кабинета этого врача все посетительницы выходили с улыбкой на устах. И в семейной жизни у него все было в порядке. Он до умопомрачения любил свою «маленькую Басю», которая через год дарила ему по девочке. Когда их стало пятеро, Абрам Михайлович собрал добрую сотню своих друзей и поклонниц. Он напоил их всех до бесчувствия и громогласно объявил: «Род Шляфманов под угрозой. В следующем году мы с Басей попытаемся в последним раз родить наследника. Первому, кто сообщит мне весть о сыне, я подарю тысячу рублей / по тем временам это было около тысячи долларов США /, а в день, когда мне скажут, что он напился пьяным, я напою коньяком полгорода.»
Через три года главврач родильного дома, сама помогавшая жене своего шефа разрешиться от бремени, сообщила ему о сыне. Шляфман не только выполнил обещание о денежном подарке, но и привез в больницу два ящика шампанского и, как донской казак, щедро лил его в предусмотрительно захваченные с собой стаканы всем, кто в это время находился во дворе родильного дома.
Миля, как звали дома мальчика, рос ребенком сообразительным и шаловливым. Ни родители, ни сестры не отказывали ему ни в чем и смотрели на его поступки сквозь пальцы. Учителя не могли нарадоваться на примерного и отличного ученика. Самое удивительное было то, что мальчика никто не заставлял днями сидеть за учебниками. Ему самому было интересно все, что было в них написано. Может быть, это было связано с тем, что его самым большим увлечением было чтение. Годам к четырнадцать он не только перечел все книги в доме, но и каждую неделю носил их пачками из трех библиотек.
« У нас в доме растет новый Ломоносов «, – любил говорить Абрам Михайлович.
« Не нужны нам Ломоносовы, – возражала жена, – у моего сына талант поэта. Он станет знаменитым писателем. «
Миля писал прелестные сочинения и даже пару раз печатался в местной газете, но не стал ни тем, ни другим. После школы юноша решил поступать в МГУ на юридический факультет. Мама, узнав о решении сына, схватилась за сердце.
« Я не для того отдала всю свою жизнь, чтобы мой сын попал в тюрьму, – зарыдала она, – он не может зарывать свой талант среди отбросов общества!»