Она очень медленно повернулась и пошаркала дальше по улице, что-то бормоча себе под нос.
К тому времени, как я добежал до тела, вокруг девушки толпились уже человек десять-двенадцать. Дворецкий прикрыл тело простыней. Один из зевак сказал «ну и ладно», другой добавил «красивая телка хорошо забаррикадировалась». Его приятель рассмеялся.
В Париже всегда можно отыскать полицейского поблизости, и они прибыли быстро, бело-синий фургон высыпал полицейских, как игрок рассыпает веером карты. Фургон еще толком не успел остановиться, как полицейские уже сортировали свидетелей, спрашивали документы, кого-то задерживали, кого-то отправляли прочь. Слуги завернули тело девушки в покрывало и понесли обмякший сверток к воротам дома.
— Положите в фургон, — сказал Датт.
Один из полицейских вмешался:
— Отнести в дом.
Держащие мертвую девушку слуги нерешительно замерли.
— В фургон, — повторил Датт.
— У меня приказ комиссара, — сказал полицейский. — Мы на связи.
Он кивнул в сторону фургона.
Датт пришел в ярость. Он стукнул полицейского по руке.
— Вы что, не видите, что привлекаете внимание, идиот?! — свистящим шепотом прошипел он. — Тут вопрос политический. Дело касается министерства внутренних дел. Положите тело в фургон. Вам по радио подтвердят мои полномочия. — Гнев Датта явно произвел впечатление на полицейского. А Датт указал на меня. — Это офицер, работающий вместе со старшим инспектором Луазо из Сюрте. Этого вам достаточно?
— Хорошо, — сказал полицейский. Он кивнул слугам, те положили тело на пол полицейского фургона и закрыли дверь.
— Могут появиться журналисты, — сказал Датт полицейскому. — Оставьте двух ваших людей здесь и убедитесь, что они знакомы с десятым параграфом.
— Слушаюсь, — покладисто ответил полицейский.
— Куда поедете? — спросил я водителя.
— Тушка поедет в судебно-медицинскую, — ответил тот.
— Добросьте меня до авеню Мариньи, я вернусь в контору, — сказал я.
К этому моменту старший из полицейских уже был достаточно запуган яростью Датта и безропотно согласился подвезти меня в фургоне. На углу авеню Мариньи я приказал остановить фургон и вышел. Мне срочно требовалась изрядная порция бренди.
Глава 15
Я ожидал, что курьер из посольства снова свяжется со мной в этот день, но он вернулся лишь на следующее утро. Положив портфель с документами на крышку комода, он плюхнулся в мое лучшее кресло.
И ответил на незаданный вопрос.
— Это бордель, — изрек он. — Он называет это клиникой, но она куда больше смахивает на бордель.
— Спасибо за помощь, — буркнул я.
— Не лезьте в бутылку. Вы ж не захотели бы, чтобы я указывал вам, что писать в рапортах.
— Это верно, — согласился я.
— Да уж конечно. Это бордель, который посещает куча посольских. Не только наших. Американцы и все прочие тоже.
— Уточните-ка мне. Все это затеяно из-за того, что кто-то из наших посольских получил от Датта компрометирующие фотографии? Или что-то вроде того?
Курьер посмотрел на меня.
— Я не уполномочен говорить об этом.
— Не пудрите мне мозги. Они вчера убили девушку.
— В порыве страсти, — объяснил курьер. — Это была грубая часть сексуальной игры.
— Мне плевать, даже если это сделано в рекламных целях! — отрезал я. — Девушка умерла, и я хочу получить максимальную информацию, чтобы избежать проблем. И речь идет не только о моей шкуре. Это в интересах департамента, чтобы я не влип в историю.
Курьер промолчал, но я видел, что он постепенно сдается.
— Если мне придется снова переться в этот дом лишь ради того, чтобы изъять грязные фотки секретаря посольства, я вернусь и устрою вам грустную жизнь.
— Дайте мне еще кофейку, — попросил курьер, и я понял, что он созрел выложить все, что знает.
— Кван-Тьен, тот человек, что зарезал девушку, — начал курьер. — Что вам о нем известно?
— Датт сказал, он управделами китайского посольства.
— Это прикрытие. Его действительно зовут Кван-Тьен, но он один из пяти ведущих специалистов китайской атомной программы.
— Он чертовски хорошо владеет французским.
— Еще бы. Он прошел подготовку в Институте Кюри, здесь, в Париже. Как и его шеф, Чен Санчянь, возглавляющий Институт атомной энергии в Пекине.
— Похоже, вы хорошо подкованы в этом вопросе, — заметил я.
— В прошлом году я занимался анализом этой сферы.
— Расскажите-ка поподробней об этом человеке, смешивающем секс с поножовщиной.
Курьер взял кофе и задумчиво отхлебнул.
— Пять лет назад самолеты U2 засняли занимающий пятнадцать акров газодиффузионный завод, получающий электроэнергию с Желтой реки неподалеку от Ланьчжоу. Эксперты предсказывали, что китайцы сделают бомбы, как их делают русские, французы, да и мы тоже: производя плутоний в ядерных реакторах. Только вот китайцы пошли другим путем. Наши это точно выяснили. Я видел фотографии. Они сняты с очень близкого расстояния. И ясно показывают, что китайцы сделали ставку на водород. Они полным ходом разрабатывают водородную программу. Сосредоточившись на легких элементах и продвигая создание мегатонной бомбы вместо килотонной, в случае успеха, если водородные исследования окупятся, лет через восемь-десять они могут стать ведущей ядерной державой. И этот тип, Кван-Тьен, их лучший специалист в области создания водородной бомбы. Вам понятно, к чему я клоню?
Я налил еще кофе, размышляя над услышанным. Курьер достал портфель и принялся в нем рыться.
— Вы вчера уехали из клиники на полицейском фургоне?
— Да.
— Угу. Я так и думал. Отличный трюк. Ну а я там еще побродил некоторое время, потом сообразил, что вы уехали, и пришел обратно сюда. Надеялся, что вы тоже вернулись.
— Мне нужно было выпить, — сказал я. — Отвлечься на часок.
— Очень жаль, — хмыкнул курьер. — Потому что в ваше отсутствие у вас тут был посетитель. Спрашивал вас на регистрации, затем поболтался тут примерно еще час, но вы так и не появились, и он уехал на такси в отель «Лотти».
— Как он выглядел?
Курьер печально улыбнулся и достал несколько глянцевых фотографий мужчины, пьющего кофе на солнышке. Снимки были паршивого качества. Мужчина лет пятидесяти, в легком костюме и фетровой шляпе с узкими полями. Галстук с нечитаемой монограммой и крупные ажурные запонки. Большие темные очки, которые на одном из фото он снял, чтобы протереть. Кофе он пил, оттопырив мизинец и поджимая губы.
— В десятку! — отметил я. — Отличный ход — дождаться, пока он снимет очки. Но могли бы найти проявщика и получше.
— Это просто сырые распечатки, — сказал курьер. — Негативы плохо кадрированы, но они хорошего качества.
— Вы отличный тайный агент! — восхитился я. — Что вы с ним сделали? Выстрелили ему в лодыжку из скрытого в носке пистолета или послали через зубной имплантат сигнал в штаб-квартиру и записали все на наручные часы?
Курьер снова порылся в бумагах и кинул на стол экземпляр «Экспресс». Внутри лежала фотография посла США, приветствующего в аэропорту Орли группу американских бизнесменов. Курьер коротко взглянул на меня.
— Пятьдесят процентов этих вот американцев работают — или работали — в Комиссии по атомной энергии. Большая часть остальных — эксперты в атомной энергетике или родственных областях. Бертрам: физик-ядерщик в МТИ. Бестбридж: исследования лучевой болезни. Уолдо: эксперименты с радиоактивными осадками, работал в госпитале Хиросимы. Хадсон: водородные исследования, сейчас работает на армию США.
Курьер ткнул ногтем в Хадсона. Именно этого человека он сфотографировал.
— О’кей, — сказал я. — Что вы мне пытаетесь доказать?
— Ничего. Просто даю вам расклад. Вы ведь этого хотели, верно?
— Да, спасибо.
— Я всего лишь сопоставил эксперта по водородным исследованиям из Пекина с его коллегой из Пентагона. И мне очень интересно, почему они оба одновременно оказались в одном городе, а главное — почему пути обоих пересекаются с вашим? Такие совпадения заставляют меня нервничать.
Он залпом допил кофе.
— Не стоит пить слишком много крепкого кофе, — заметил я. — Ночью спать не будете.
Курьер собрал фотографии и журнал.
— У меня своя система борьбы с бессонницей, — хмыкнул он. — Пересчитываю составленные доклады.
— Следите за резидентами, делающими неожиданные выводы, — порекомендовал я.
— Это не снотворное. — Курьер встал. — И еще кое-что важное я оставил напоследок.
— Неужели? — Интересно, что может быть важнее того, что Китайская Народная Республика готовится к ядерной войне?
— Девочка была нашей.
— Какая девочка была чьей?
— Убитая девочка работала на нас. На департамент.
— Временный сотрудник?
— Нет. Постоянный. Гарантийный контракт и все прочее.
— Бедная малютка, — вздохнул я. — Она разрабатывала Кван-Тьена?
— Это не имело никакого отношения к посольству. Им ничего о ней не известно.
— Но вы знали?
— Да.
— Играете на две стороны?
— Как и вы.
— Вовсе нет. Я работаю только на Лондон. И если что-то делаю для посольства, то только в виде любезности. Всегда могу отказаться при желании. Что в Лондоне хотят от меня в связи с этой девочкой?
Курьер снова сел.
— У нее квартира на левом берегу. Просто пошарьте в ее личных бумагах и вещах. Ну, сами знаете. Конечно, это маловероятно, но, быть может, вам и удастся что-то обнаружить. Вот ключи — в департаменте есть дубликаты на всякий случай. Маленький — от почтового ящика, большие — один от подъезда, другой от квартиры.
— Вы спятили. Полиция наверняка там все перевернула через полчаса после ее смерти.
— Конечно, перевернула. Мы следили за ее квартирой. Именно поэтому я и переждал немного, прежде чем вам сказать. В Лондоне абсолютно уверены, что никто — ни Луазо, ни Датт, никто другой — не знал, что девушка работала на нас. Так что скорее всего они провели лишь формальный обыск.
— Если девушка была постоянным сотрудником, вряд ли она что-то хранила дома, — заметил я.
— Конечно. Но там могут оказаться какие-нибудь мелочи, которые могут всех нас поставить в затруднительное положение… — Он оглядел грязные обои моей комнаты и ткнул пальцем старую кровать. Она скрипнула. — Даже самый опытный оперативник испытывает искушение иметь что-то под рукой.
— Это против правил.
— Безопасность важнее правил, — сказал он. Я согласно пожал плечами. — Именно. Теперь вы понимаете, почему они хотят, чтобы вы туда наведались? Идите и обшарьте там все так, будто это ваша комната, а вас только что убили. Возможно, вы отыщете нечто такое, что никто другой не отыскал бы. Есть страховка на тридцать тысяч новых франков, если вдруг вы найдете кого-то, достойного ее получить. — Он написал адрес на бумажке и положил на стол. — Я буду на связи. Спасибо за кофе, он очень хороший.
— Может, если я начну делать растворимый, у меня будет поменьше работы, — сказал я.
Глава 16
Погибшую девушку на самом деле звали Энни Казинс. Ей было двадцать четыре года, и она жила в новом многоэтажном доме неподалеку от бульвара Сен-Мишель. Комнатка тесная, потолки низкие. То, что риелторы описывали как студию, на самом деле было крохотной спаленкой, а туалет, ванная и встроенный шкаф больше походили на пеналы. Основная часть средств, отпущенных на строительство, наверняка ушла на отделку парадного входа, выложенного стеклянной плиткой, мрамором и сделанными под бронзу зеркалами, в которых отражение выглядит загорелым, отдохнувшим и слегка мутным.
Будь это старый дом или хотя бы красивый, тогда, возможно, в нем остались бы следы пребывания погибшей девушки, но комната была пустой, современной и жалкой. Я осмотрел вешалки и ящики, проверил матрас и подлокотники, скатал дешевый ковер и пошарил лезвием ножа между паркетинами. Ничего. Духи, белье, счета, открытка, присланная из Ниццы: «…некоторые купальники — просто чудо…», сонник, шесть номеров журнала «Элль», порванные чулки, шесть недорогих платьев, восемь с половиной пар обуви, отличное английское пальто, дорогой радиоприемник, выставленный на волну «Франс мьюзик», банка «Нескафе», банка порошкового молока, сахарин, порванная сумочка с рассыпавшейся внутри пудрой и разбитым зеркальцем, новая сковородка. Ничто не указывало на то, какой была Энни, чего боялась, о чем мечтала или чего хотела в жизни.
Прозвенел дверной звонок. На пороге стояла девушка, на вид лет двадцати пяти, но точнее сказать было трудно. Большой город накладывает свой отпечаток. Глаза горожан скорее изучают, чем смотрят, оценивают и прикидывают, чего ты стоишь, пытаясь определить, победитель ты или лузер. Именно это девушка и пыталась сделать.
— Вы из полиции? — спросила она.
— Нет. А вы?
— Я Моник. Живу в соседней квартире, одиннадцатой.
— Я Пьер, кузен Анни.
— У вас странный акцент. Вы бельгиец? — Она хихикнула, словно быть бельгийцем — самое смешное, что может случиться с человеком.
— Наполовину, — любезно соврал я.
— Я всегда могу определить, отлично улавливаю акцент.
— Безусловно, улавливаете! — восхитился я. — Мало кто способен вычислить, что я наполовину бельгиец.
— И на которую половину?
— Переднюю.
Она снова хихикнула.
— Я имею в виду, кто из родителей бельгиец — мать или отец?
— Мать. Отец был парижанином на велосипеде.
Она попыталась через мое плечо заглянуть в квартиру.
— Я охотно пригласил бы вас зайти на чашку кофе, но не должен тут ничего трогать.
— Это вы намекаете? Хотите, чтобы я пригласила вас на кофе?
— Чертовски хочу. Погодите минутку.
Я закрыл дверь и вернулся в комнату, чтобы убрать следы обыска. И еще раз оглядел убогую комнатку. Именно так я и закончу однажды. И кто-нибудь из департамента обшарит мое жилье, чтобы удостовериться, не оставил ли я «мелочи, которые могут усложнить нам всем жизнь». «Прощай, Энни, — подумал я. — Я тебя не знал, но теперь знаю настолько хорошо, насколько знают меня. Ты не уйдешь в отставку и не заведешь табачную лавочку в Ницце и не будешь получать ежемесячную выплату от какой-нибудь липовой страховой компании. Нет, ты можешь стать резидентом в аду, Энни, а твои боссы будут слать тебе указания из рая уменьшить расходы и уточнить доклады».
Я пошел в одиннадцатую квартиру. Комната походила на квартиру Энни. Дешевая позолота и фотографии кинозвезд. Банное полотенце на полу, пепельницы с окурками в губной помаде, чесночная колбаса на тарелке, высохшая и умершая.
К моему приходу Моник уже приготовила кофе. Залила кипятком молочный порошок и растворимый кофе и размешала пластмассовой ложкой. Под легкомысленной внешностью скрывалась непростая личность, и девушка пристально следила за мной из-под ресниц.
— Я думала, вы взломщик, — сказал она. — А потом, что вы из полиции.
— А теперь?
— Вы кузен Анни, Пьер. Можете быть кем хотите, хоть Шарлеманем, хоть Тинтином, это не мое дело, и вы не можете навредить Анни.
Я достал бумажник, извлек сотенную купюру новыми и положил на стол. Она вытаращилась на меня, думая, что это предложение заняться сексом.
— Вы когда-нибудь работали с Анни в клинике? — спросил я.
— Нет.
Я достал еще одну купюру и повторил вопрос.
— Нет.
Я положил третью и пристально посмотрел на девушку. Когда она снова сказала «нет», я грубо схватил ее за руку.
— Не вешайте мне лапшу. Думаете, я не навел справки, прежде чем идти сюда?
Она сердито уставилась на меня. Я не выпускал ее руки.
— Иногда, — нехотя обронила она.
— Сколько раз?
— Десять, может, двенадцать.
— Вот так-то лучше, — сказал я. Перевернул ее руку, разжал ей пальцы и шлепнул три сотни на ладонь. А потом отпустил. Она отшатнулась, стараясь оказаться вне зоны досягаемости, и потерла руку там, где я сжал. Ручки у нее были тоненькими, с розовыми костяшками, хорошо знакомыми с холодной водой и хозяйственным мылом. Она не любила свои руки. Засовывала их в рукава, прятала сзади или под мышками.