Наталья АЛЕКСАНДРОВА
* * *
Я нажала на кнопку звонка и держала ее очень долго. Хулиганила я от безысходности: страшно не хотелось тащиться куда-то еще с тяжелой сумкой. Да и идти-то, откровенно говоря, мне было некуда, эта квартира на Рубинштейна – мой последний шанс. На часах шесть вечера, мобильник мой окончательно разрядился, да к тому же сегодня пятница, так что вряд ли я застану дома кого-то из друзей. Летом мои друзья предпочитают развлекаться не в пыльном городе, а на лоне природы. Если не удается срубить капусты на приличный отдых где-нибудь за границей, то уж на уик-энд-то все точно намыливаются куда-нибудь на дачу в отсутствие предков.
Я отняла руку и внимательно прислушалась. За дверью царила могильная тишина. Я злобно пнула ногой дверь и подхватила сумку. Не сидеть же на вонючей и грязной лестнице! Покурю внизу, в скверике, там хоть солнышко светит и свежий ветерок…
И вот, когда я отшагала вниз уже два пролета, наверху, на шестом этаже, раздался звук открываемой двери. Мигом я взлетела назад и застала такую картину: Луша, обернутая в розовое махровое полотенце, удивленно высунула голову из приоткрытой двери.
– Машка! – обрадовалась она. – А я открываю дверь – никого нету, думала – глючит…
Луша обожает вставлять в свою речь молодежные словечки, она говорит, что это придает речи живой оттенок.
– Звоню, звоню, – ворчала я, затаскивая сумку в прихожую, – ты чего так долго не открывала?
– В душе была, – оправдывалась Луша, – вода шумит, вроде слышала звонок, да пока полотенце нашла…
Действительно, с нее капала вода прямо на мою сумку, потому что прихожая в Лушиной квартире не больше стенного шкафа. Она подхватила мокрое полотенце и юркнула в дверь. Кухня у Луши почти такая же крошечная, как прихожая, да еще от нее отгорожены так называемые удобства – закуток, где едва помещается унитаз и эмалированное корыто с подвешенным резиновым душем. Квартира у Луши однокомнатная, но зато эта самая одна комната имеет весьма причудливую форму и площадь больше тридцати метров. В детстве я набивала себе бесчисленное количество шишек, потому что, чтобы попасть в комнату из кухни, нужно спуститься на три ступеньки вниз.
Сейчас я благополучно преодолела эти ступеньки и грохнула сумку на пол, после чего в изнеможении плюхнулась на диван, где прорвавшаяся гобеленовая обивка была стыдливо прикрыта ярким разноцветным покрывалом. Я придирчиво исследовала покрывало и обнаружила небольшую прореху, тщательно, впрочем, заштопанную.
Луша появилась очень скоро, в темно-красном махровом халате с капюшоном. Увидев халат, я удовлетворенно улыбнулась – отличная вещь.
– Нравится? – правильно истолковала Луша мой взгляд.
– Тебе очень идет, а в чем подвох?
– Как обычно. – Она повернулась. Один карман был не то чтобы порван, а прожжен.
– Кто-то очень умный положил в карман сигарету, забыв ее потушить, – прокомментировала я.
Луша покупает себе одежду и все вещи исключительно в секонд-хэнде, иначе на пенсию не прожить. Забыла сказать, что Луша – моя двоюродная бабка с отцовской стороны. Лет ей уже за семьдесят, но она всем говорит, что ей шестьдесят восемь. По паспорту звать ее Лукреция (!) Николаевна, но все называют просто Лушей.
Луша – мой личный код спасения 911, только у нее я могу найти полное понимание и помощь в любой критической ситуации. Сейчас как раз такой случай. Впрочем, неприятности со мной происходят довольно часто – такая уж, видно, я невезучая уродилась.
– Ой, Машка, – воскликнула Луша, – а я сразу и не заметила, что ты перекрасилась!
– Это шампунь оттеночный, скоро смоется, – вяло ответила я.
Для чего мне понадобилось перекрашиваться в рыжий цвет, сама не знаю. Захотелось, видите ли, поменять имидж, удивить Генку. Удивила, прямо скажем, я его не очень сильно, вот он меня удивил – это да! Но о грустном после.
Луша между тем рассмотрела сумку, потом перевела вопросительный взгляд на меня.
– Снова ты за старое? – спросила она без тени неудовольствия. – Опять ушла из дома?
– А если меня выгнали, – завелась я, – если они спят и видят, чтобы я вообще исчезла с горизонта окончательно и бесповоротно?
– Ты ошибаешься, – мягко сказала Луша, – сейчас ты расстроена и не можешь рассуждать здраво. Мы обязательно поговорим об этом, только когда ты успокоишься.
– Успокоишься тут, как же! – бубнила я. – Хорошо еще тебя дома застала, а то хоть на вокзале ночуй! Чаю выпьем? Я по дороге печенье купила…
– Чаю-то выпьем, – отозвалась Луша, – только рассиживаться некогда. Нам скоро уходить.
Мне никуда не хотелось тащиться в этот вечер. Хотелось сидеть дома, пить холодное сухое вино и жаловаться Луше на судьбу. Но не тут-то было! Моя тетка (забыла сказать, что Луша считает себя моей теткой, хотя на самом деле она была теткой моему покойному отцу, причем не родной, а двоюродной) – человек с активной жизненной позицией. Не подумайте, что она, как многие пенсионеры, просиживает вечера перед телевизором, причем смотрит исключительно политические ток-шоу и новости, а по утрам делится с соседками на лавочке своим мнением. Телевизор у Луши есть, но работает очень редко, потому что хозяйка редко сидит дома. Луша обожает ходить на всяческие встречи и презентации, на выставки и концерты. Она с приятельницами, такими же немолодыми дамами с активной жизненной позицией, откуда-то добывает билеты со скидкой и бесплатные приглашения. Обычно все время у Луши расписано по минутам, как будто она не бедная пенсионерка, а директор крупной фирмы. Вот и сейчас она нетерпеливо взглянула на часы и объяснила, что ее приятельница Валентина Леонтьевна, которая всю жизнь проработала распространителем театральных билетов, не утеряла профессиональных навыков, а скорее всего, у нее остались какие-то связи. Так вот, на сегодняшний вечер она выцарапала два приглашения на презентацию в Дом кино. Фильм очень скандальный, о нем много спорили в печати и поговаривают даже, что в Москве могут запретить премьеру.
– Ну уж, – усомнилась я, – чтобы в Москве да что-то запретили! Я тебя умоляю!
Луша не стала со мной спорить, но продолжала дальше, что Валюше не повезло, потому что именно сегодня ей подсунули внука. И никак нельзя было отвертеться. Так что билет пропадает. И тут как раз очень кстати подвернулась я. Так что все отлично, мы еще успеем попить чаю с моим печеньем и отправимся на презентацию.
– Отменяется, – устало вздохнула я, – мне нечего надеть на твою шикарную презентацию.
– Ну, я не думаю, что нужно прикинуться очень уж шикарно, – с сомнением заговорила Луша, – это же не прием для «новых русских»! Народ там будет всякий, надень костюмчик какой-нибудь.., проскочим.
– Нет у меня ничего!
Поскольку в голосе моем слышались слезы, Луша снова внимательно на меня посмотрела, потом раскрыла сумку и принялась выкладывать вещи на диван. Основную тяжесть сумке придавал кассетный магнитофон. Была там еще пара не новых кроссовок, джинсы и тапочки. А также шорты, несколько маек и еще купальник, тоже далеко не новый.
– Да уж, – пробормотала Луша, рассмотрев все это богатство, – ты что – отдыхать на турбазе собралась? Или сельским хозяйством заниматься? В таком бикини только грядки пропалывать, больше никуда не выйдешь!
– Я же говорила, – буркнула я и отвернулась.
Все приличные вещи остались у Генки. Но сейчас мне совсем не хотелось рассказывать Луше, как я пришла поздно ночью и застала в Генкиной квартире, в постели, которую до недавнего времени считала нашей общей, постороннюю белобрысую девицу.
Я сейчас работаю на выборах. То есть подрабатываю, вообще-то я заканчиваю институт. Ожидалась срочная работа – подсчеты, и я сказала Генке, что задержусь допоздна и останусь ночевать у подруги. Но мы закончили до закрытия метро, и я на свою беду решила ехать к нему. И приехала. И увидела. Место мое было занято, причем плотно – девица была не толстая, но высоченная, с дивана ноги торчали. Драться с ней я не стала – зачем? Генке я хотела надавать по морде, но сделать это не так просто – в нем росту метр девяносто, и весит он порядочно, еще сам мне плюх насовал бы… Я только разбила зеркало в прихожей и спустила в унитаз всю девкину косметику – сумочка ее стояла в прихожей. Косметика была жутко дорогая, девица орала на меня с дивана, прикрывшись простыней. Не могла же я в таких условиях собирать вещи, просто развернулась и ушла.
Конечно, нужно было сразу ехать прямиком к Луше, но уж больно далеко до нее от Генки добираться. Да у меня и денег на машину не оказалось. И я среди ночи завалилась в собственный дом, в квартиру, где я прописана, где живут моя мать и отчим.
Ночью они не стали скандалить, то есть дверь открыла мать, недовольно поджала губы, но ничего не сказала. Но зато утром, когда я выползла с больной головой на кухню, матушка высказала все, что она думает о таких несерьезных особах, каковой является ее единственная дочь. Коротко: я расхлябанная, несобранная, просто невозможная, не умею себя поставить, у меня не хватит целеустремленности, чтобы найти по окончании института приличную работу, не хватит ума, чтобы найти обеспеченного мужа, и не хватит терпения, чтобы этого самого мужа надолго удержать. Вот ведь был вполне приличный парень Гена, с квартирой и зарабатывал неплохо, но я со своим отвратительным характером умудрилась с ним поссориться. Нет бы свести все в шутку, так мне надо обязательно разругаться вдрызг и бежать ночью из его квартиры в чем есть.
Словом, нет ничего удивительного, что я, прослушав мамашин монолог, дико разозлилась и наговорила ей грубостей. Отчима дома не было, поэтому матушка тоже не осталась в долгу, мы орали друг на друга, как две торговки на рынке, после чего мне пришлось собрать кое-какие вещи и двигать к Луше. Все приличные тряпки я понемногу перетащила к Генке, у матери осталось одно старье.
Луша не стала теребить меня и требовать немедленно рассказать, что же со мной стряслось.
– Машка! Не куксись! – закричала она. – Немедленно возьми себя в руки. Сейчас вызовем Варвару и решим все проблемы!
Варвара – Лушина соседка по площадке. Работает она в какой-то благотворительной организации. Должность у нее очень хлебная – Варвара распределяет гуманитарную помощь. Причем сидит на одежде. Происходит это следующим образом.
В организацию приходит из Европы контейнер с одеждой. Варвара и ее помощницы эту одежду тщательно исследуют, выбирают сначала нужное себе, потом что похуже – своим родственникам, потом – близким знакомым, потом – знакомым родственников и родственникам знакомых. А уж то, что остается, идет одиноким пенсионерам и малоимущим семьям. Таким образом дома у Варвары скопилось ужасающее количество одежды – весьма приличной, но слегка поношенной. Бывают, кстати, и совсем новые вещи. Луша покупает у нее одежду без всяких угрызений совести – она тоже является одинокой малоимущей пенсионеркой. Я же обращаюсь к Варваре, только если нахожусь, по выражению подлеца Генки, в глубокой заднице, иными словами, когда куртка, к примеру, порвалась, а денег на новую нет и не предвидится.
Луша уже выскочила на лестницу и звонила к Варваре. Если бы той не оказалось дома, со мной не произошла бы та странная и опасная история, со мной многого бы не случилось, если бы Варвара отсутствовала. Но она была, выслушала Лушу, изъявила готовность помочь и даже просияла лицом.
К нам она ворвалась через три минуты.
– Машка, – орала она на бегу, – с тебя причитается! Вещь – умереть-уснуть! И проснуться в слезах! Нет, ну ты даже себе не представляешь, как тебе сказочно повезло!
Я все же находилась в некоторых сомнениях по поводу сказочного везения, и Варвара, увидев мою физиономию, тотчас рассвирепела:
– Нет, ну что за люди! От себя, можно сказать, эксклюзивную вещь отрываю, а она еще морду воротит!
– Ладно, – рассмеялась Луша, – давай сюда свою вещь. Мы на презентацию опоздаем!
Варвара вытряхнула из пакета костюм. На первый взгляд – обычный покрой: короткая прямая юбка и приталенный жакетик, цвет – зеленый.
– Под него – только топ! – категорически заявила Варвара. – Хоть топ у тебя есть?
Топ у меня нашелся, вполне подходящий. Сидел костюм отлично, просто как на меня сшит. Юбка облегала бедра, словно моя собственная зеленоватая шкурка, так что я даже почувствовала себя ненадолго Царевной-лягушкой.
Варвара застегнула жакет и отступила от меня на шаг, загораживая собой Лушино зеркало.
– Класс! – завопила она. – Цвет бутылочного стекла, между прочим, в этом сезоне модный.
– Ну уж ты скажешь, бутылочный, – усомнилась я, деликатно обходя Варвару и устраиваясь напротив зеркала, – скорее травянистый…
– Девочки, вы не понимаете! – авторитетно заявила Луша. – Это – цвет осенней травы. То есть зеленый, конечно, но не совсем. Весной-то трава яркая, а осенью вроде краски те же, но слегка поблекли. Так вот, костюм имеет цвет слегка пожухлой осенней травы, оч-чень благородный оттенок!
Мы с Варварой не могли не согласиться. Луша умеет назвать вещи своими именами. Если бы я оставалась блондинкой, то есть имела свой естественный цвет волос, вряд ли костюм подошел бы. Но сейчас рыжая шевелюра выгодно оттеняла зеленый костюм.
– Но, – закручинилась Варвара, – к нему обязательно нужен каблук. Ноги у Машки что надо, но без каблука костюм не наденешь! Слушай, у тебе что, кроме кроссовок, ничего нет?
Я только скрипнула зубами, вспомнив, сколько туфель осталось у Генки.
– А этой беде я помогу! – обрадовала Луша.
Она скрылась в шкафу почти с головой и вынырнула оттуда, держа в руках пару коричневых босоножек на очень высоком каблуке. Я примерила – размер подходил.
– Константин Михайлович принес, – посмеивалась Луша, – он в ночном клубе гардеробщиком работает. Это зимой еще кто-то у него оставил и не пришел за ними. Возьми, говорит, Луша, не пропадать же добру.., у меня-то никого нету… Вот и пригодились…
– Благодетельницы! – взвыла я.
Варвара умяла у нас еще полкоробки печенья, выпила две чашки чая и удалилась. Я едва успела наложить макияж и расчесать волосы.
* * *
Перед Домом кино паслось целое стадо «Мерседесов», джипов и прочих шикарных тачек. Мы с Лушей проскользнули мимо этого вопиющего безобразия, предъявили вахтеру свое приглашение и поползли на четвертый этаж, где расположены просмотровый зал, ресторан и холл, в котором тусуется вся здешняя публика и демонстрирует свои наряды в промежутках между кинопоказами.
Сейчас в этом холле яблоку негде было упасть. В толпе, среди «новых русских» с их незатейливыми подругами, мелькали лица, знакомые по телесериалам, и Луша то и дело дергала меня за рукав:
– Машка, смотри, это же Олег Хромоногов! А вон там, возле колонны, Дарья Толстомясова! Ой, а там, ты видишь, Кирилл Скелетов из «Криминального Екатеринбурга»!
Хотя, по моим наблюдениям, телевизор Луша смотрит крайне редко, она почему-то знает всех популярных актеров по именам и может узнать их в любом прикиде.
Я и сама – натура увлекающаяся, но Луша в этом смысле даст мне сто очков вперед. Можно подумать, что из нас двоих она – младшая. Но это я не со зла, а по мелкой вредности характера, вообще-то я ее люблю, можно сказать, она моя лучшая подруга, а про разницу в возрасте иногда можно вовсе забыть.
Прозвенел гонг, и народ потянулся в зал. Когда мы с Лушей подходили к самым дверям, за моей спиной кто-то негромко сказал:
– Юлька, а ты что здесь делаешь?
Естественно, я на эти слова никак не прореагировала, понимая, что они обращены не ко мне, и, только когда чья-то рука прикоснулась к моему плечу, удивленно обернулась.
Позади меня стояла шикарная длинноногая брюнетка, худая, как ручка от швабры, загорелая, как шоколадка «Баунти», и затянутая в сногсшибательное узкое красное платье без рукавов, но с высоким воротником. Лицо ее показалось мне смутно знакомым.
– Ой! – удивленно воскликнула брюнетка. – Извините, я обозналась…
Она окинула меня долгим взглядом и произнесла вполголоса, явно ни к кому не обращаясь:
– Этот костюм…
Я пожала плечами и устремилась за Лушей, которая успела вырваться далеко вперед.
На сцене стояла съемочная группа фильма – толстый одышливый режиссер с повадками юного жизнерадостного бегемота, худущий высоченный оператор в узких черных очках, как у «людей в черном», и исполнительницы двух главных женских ролей.