— Подожди, — сказал Рамирес. — Когда они услышат про кассету, особенно если на ней есть кто-нибудь важный, то мигом явятся сюда в армейских ботинках. — Рамирес топнул ногой об пол комнаты для допросов.
— Кто знает, что кассета у тебя?
— Никто. Телевизор и магнитофон валялись у двери в квартире поджигателей. Я привез их сюда и только тогда додумался проверить, нет ли внутри кассеты.
— Хорошо. Тогда мы скопируем запись, отдадим оригинал и посмотрим, что будет.
— Ты умеешь переписывать кассеты?
— Я знаю, что нужно два магнитофона.
— И здесь мы этого сделать не можем, — заметил Рамирес. — И не можем никого попросить объяснить коротко и внятно. Иначе узнает все управление.
— У тебя дома есть аппарат, у меня тоже, — сказал Фалькон. — Спроси у кого-нибудь из детей, как переписать пленку, и привози магнитофон ко мне. У меня спокойно.
Фалькон подготовил видеосистему, чтобы показать допрашиваемым, что они украли. Рамирес дал ему информацию по машине, запись ее появления на станции техобслуживания, копию записи с камеры наблюдения и шляпу, которую носил один из поджигателей, Карлос Дельгадо.
— У нас есть фотография Игнасио Ортеги, чтобы им показать? — спросил Рамирес.
— Четкой нету, — ответил Фалькон. — Но я уверен, они знают его имя, но побоятся сообщить. Постучи, когда тебе понадобится пленка.
— Посмотрим, кто первый получит признание. Проигравший ставит пиво, — сказал Рамирес.
Привели двоих поджигателей. Рамирес увел Педро Гомеса. Фалькон сел напротив Карлоса Дельгадо и записал на пленку необходимое официальное представление.
— Карлос, что ты делал в субботу вечером и в воскресенье рано утром?
— Спал.
— Где был твой друг Педро?
— Мы живем в одной квартире.
— И в ту ночь он был с тобой?
— Он в соседней комнате, почему бы не спросить его самого?
— С вами был кто-нибудь еще?
Карлос отрицательно покачал головой. Фалькон показал ему фотографию грузовика.
— Твой?
Карлос посмотрел и кивнул.
— Ты пользовался этой машиной в субботу вечером или в воскресенье утром?
— Мы ездили в Кастильо к тетке Педро… в воскресенье утром, около одиннадцати.
— Тебе известно, кто ездил на твоей машине в субботу вечером и в воскресенье утром?
— Нет.
— Это твоя шляпа?
— Да, — буркнул Карлос и сразу же спросил: — А в чем дело-то? Спрашиваете про машину… про шляпу. За каким чертом все это нужно?
— Мы расследуем очень серьезное сексуальное преступление.
— Сексуальное? Мы не совершали сексуальных преступлений.
Фалькон попросил его подойти к телевизору и включил запись с камер на станции. На экране появились серые кадры: подъезжает грузовик, выходит Карлос, наполняет канистры и собирается расплатиться в магазине. Хавьер остановил кадр.
— Номер этого грузовика тот же, что на фотографии, ты сказал, что он твой.
— Мы не виноваты в сексуальном преступлении.
— Но грузовик твой?
— Да.
— И человек, который платит за бензин, — ты.
— Да, но я не…
— Хорошо. Это все, что я хотел знать.
— Что за преступление? — спросил Карлос. — Кто-то изнасиловал девицу в магазине?
— Что вы сделали после того, как наполнили канистры?
— Поехали домой.
— Сразу?
— Да. Мы покупали бензин для тетки Педро.
— Но вы уже были на этой станции раньше и на некоторых других, на каждой наполняя по две канистры. А другие наполняли на заправках по дороге до поворота на Арасену. Что вы там делали?
Молчание.
— Зачем вы ехали до самого Альмонастер-ла-Реаль со всем этим бензином в грузовике?
— Мы не ехали.
— Не ехали, — повторил Фалькон. — Знаешь, Карлос, поджог — это серьезное преступление, но нас сейчас интересует не только это. Что мы хотим, так это засадить тебя надолго за преступление на сексуальной почве.
— Не совершал я никакого…
— Когда вас задержали, инспектор Рамирес обыскал квартиру и нашел телевизор и видеомагнитофон.
— Это не наши.
— Почему они оказались в вашей квартире с вашими отпечатками пальцев?
— Это не наше барахло.
— Подойди ко мне.
— Не хочу я к вам идти.
— Мы просто посмотрим телевизор.
— Нет.
Фалькон придвинул телевизор. Он вытащил запись с камер наблюдения и вставил другую кассету. Прибавил звук и нажал на кнопку воспроизведения. Крик из динамиков даже его заставил подскочить. Карлос Дельгадо отбросил стул, замахал руками на экран, а потом вцепился в свои густые кудрявые волосы, словно искал поддержки.
— Нет, нет, нет! Хватит! Мы тут ни при чем! — закричал он.
— Это было у вас.
Фалькон остановил кассету. Карлоса трясло. Они снова сели.
— Насилие над детьми — очень серьезное преступление, — сказал Фалькон. — Люди, осужденные за такие преступления, надолго садятся в тюрьму и ведут там жалкую жизнь. Большинство предпочитает семь — десять лет заключения отсидеть в одиночной камере.
— Мы украли телевизор и видеомагнитофон, — признался Карлос.
— Где?
Карлос все рассказал. Им вручили полторы тысячи евро, деньги на бензин, дали указания и ключи от дома. Они подожгли все, как просили, и, выходя, кое-что прихватили с собой. Вот и все. Они не представляли, что там. Просто хотели выручить за технику еще немного наличных. Фалькон кивнул, поощряя его облегчить душу:
— Кто заплатил вам за это пятнадцать сотен евро?
— Я не знаю имени.
— Откуда вы его знаете? Откуда он вас знает? — продолжал Фалькон. — Человека с улицы не попросишь сжечь дом. Это ведь не шутки, правда? Доверяют только тем, кого знают.
Молчание, Карлос с усилием сглотнул.
— Ты боишься этого человека? — спросил Фалькон.
Карлос покачал головой.
— Сколько тебе лет?
— Тридцать три.
— Ты севилец. Больше нигде никогда не жил?
— Нет.
— Друзья детства остались?
— Педро. Только один Педро.
— Вы ровесники?
Он кивнул, не в силах представить, к чему все идет.
— Когда в последний раз ты видел старого друга детства Сальвадора Ортегу?
Карлос замер. Он сидел, моргая и ничего не понимая.
— Я не знаю никакого Сальвадора Ортегу, — сказал он.
— Человека, который дал тебе полторы тысячи евро за поджог, звали Игнасио Ортега?
Карлос помотал головой. Фалькон смотрел ему в глаза и понимал, что тот никогда прежде не слышал этого имени, оно не вызвало никакого отклика.
— Назови мне имя человека, который заплатил тебе. Говори, пожалуйста, внятно.
— Альберто Монтес.
Фалькон вышел из комнаты и постучал в дверь Рамиреса. Он прислонился к стене коридора, чувствуя дурноту.
— Уже расколол? — спросил Рамирес, закрывая дверь.
— Нужного результата я все равно не получил, — сказал Фалькон. — Нужно было все как следует продумать. Я слишком доверял своему дурацкому чутью. Он только что назвал Альберто Монтеса.
— Joder, — выдохнул Рамирес, ударяя кулаком в стену.
— Теперь все встает на свои места, — продолжил Фалькон. — Именно так поступил бы Монтес. Он запаниковал, или отвращение к себе в конце концов взяло верх, или и то и другое. Он просто хотел избавиться от проблемы. Сжечь дом. Вот только… загорелся весь лес, тысячи гектаров уничтожены. И опять он виноват. Вот почему Монтес прыгнул. Когда я встретил Игнасио Ортегу, то понял, что он маленький хитрый ублюдок. Я просто не подумал — у него другой уровень. На нас давят, потому что Ортега приказал им надавить. Зачем сжигать дом? Ортега отправился прямиком к верхушке своей клиентуры и велел остановить нас или расхлебывать последствия.
Карлоса и Пабло отправили наверх в камеры, не заставив подписывать протоколы. Фалькон взял с собой кассету с признанием Карлоса, захватил из комнаты для улик ноутбук Мэдди Крагмэн и отправился домой. Через некоторое время пришел Рамирес, они переписали кассету. Страшное зрелище было сделано скрытой камерой, спрятанной в стене комнаты. На пленке было только четыре клиента. Бизнесмен из района Рамиреса, знаменитый адвокат, телеведущий и неизвестный.
— Вот как русские добиваются своего — шантаж, — сказал Рамирес, когда они все убирали. — А эти-то! Зачем им это нужно? Я не умник-юрист, не бизнесмен, я не могу представить сексуальное наслаждение, которое заставило бы меня подвергаться такому риску.
— Дело не в сексе, — сказал Фалькон. — Здесь главное — боль. Боль, причиненная тебе, или боль, которую ты причиняешь другим. Секс не имеет отношения к происходящему на пленке.
— Да какая разница! — огрызнулся Рамирес, наливая еще по кружке пива. — Ну вот, мы переписали кассету. И что теперь? Это ничего не даст. Как только станет известно, что поджигателям заплатил Монтес, мы окажемся в заднице. Нам придется заткнуться, или нас будут пользовать клизмой, утыканной гвоздями.
— Элвира прочел мне лекцию о том, что не стоит увлекаться погоней за справедливостью в этом деле, — в тон ему сказал Фалькон. — Власть защищают влиятельные люди, которые не прочь сохранить свое положение, и они-то позаботятся, чтобы я не достиг желаемого. Когда видишь этот ужас на пленке, этот дом в лесу, начинаешь осознавать мощь коррупции, которая все это позволяет и прикрывает, то хочется пройтись поганой метлой, вычистить все и начать заново. Но это невозможно. Я понял, что слишком наивен для работы со столь высокопоставленными клиентами.
— Тебе известно, кто попадет под раздачу, если ты примешься все вычищать, — сказал Рамирес, хлопая себя по груди. — Мое прошлое не сахар. Думаю, священник, которому я исповедовался, постарел лет на десять, пока дослушал.
— Хосе Луис, о чем ты говоришь? Несколько одолжений от проституток?
— В такой ситуации никто легко не отделается, — пожал Рамирес плечами.
— Ты с ними не в одной команде.
— А знаешь, что это за люди? — спросил Рамирес; пиво попало в его пустой желудок и закружило голову. — Этот урод из нашего района — он успешный, богатый, у него здесь пара домов, еще несколько на побережье, яхта, катер, машин больше, чем штанов, и он все равно хочет еще. Понимаешь, ты не съешь больше лобстеров, чем влезет, не выпьешь больше шампанского, чем сможешь, не трахнешь больше платных красоток, чем осилишь… И что дальше?
— Радость запретного плода, — объяснил Фалькон. — Значит, я ошибся, и главное для них не в боли. Может быть, дело во власти. Власти творить такое безнаказанно.
— Я лучше пойду. Ни до чего хорошего мы не договоримся, — сказал Рамирес. — Но вот еще что, стоит им узнать дерьмовую правду о Монтесе, и они постараются, чтобы мы остаток жизни прожили в страхе.
— Ты видел фотографии Марти Крагмэна, которые нашла Феррера?
— Я не узнал парня, с которым он говорит.
— Его зовут Марк Флауэрс, — сказал Фалькон. — Офицер из американского консульства.
— Ха! Не такой уж безумный этот Крагмэн.
— Для этого, возможно, существует другое правдоподобное объяснение.
— Ага, они были любовниками, — поднял в прощании руку Рамирес. — Спокойной ночи.
Отчаянно желая услышать хоть какие-нибудь хорошие новости, Фалькон позвонил Алисии Агуадо и обрадовался, застав ее в приподнятом настроении после встречи с Себастьяном Ортегой. Первый шаг сделан. Юноша рассказал о сексуальном насилии, которое он долгое время терпел от Игнасио Ортеги. Несмотря на ужас, через который он прошел, Алисия радовалась достижению — процесс излечения начался. Хотел бы Фалькон тоже получать удовольствие от своей работы, вместо того чтобы проводить ночи, подобные нынешней. Работа представлялась ему отчаянной попыткой залепить кусочком пластыря язву размером с тыкву на теле общества. Он пожелал Алисии удачи и повесил трубку.
Кассету Фалькон спрятал за двумя запертыми дверями в старой студии Франсиско. Вернулся в кабинет, убедился, что не забыл ключи от дома Крагмэнов, ноутбук, снимок Марка Флауэрса и заряженный револьвер. Он приехал в Санта-Клару, остановился на подъездной дорожке к дому Консуэло. Зашел объяснить, почему работает ночью, а она настояла, чтобы он поел. Консуэло была сама не своя: вялая, тихая, рассеянная, даже подавленная.
Сказала, что скучает по детям и волнуется за них, несмотря на опеку полиции, но Фалькону показалось, что ее заботит что-то еще. В половине одиннадцатого Фалькон направился в дом Крагмэнов, поднялся по лестнице и положил ноутбук Мэдди Крагмэн обратно в кабинет. Пошел в спальню, отключил мобильный, лег и даже задремал.
В два часа ночи Фалькон открыл глаза, услышав внизу резкий щелчок. Он ждал и вслушивался в бесшумную работу хорошего вора. Через несколько минут в коридоре за дверью спальни показался свет фонаря. Первоклассный, методичный вор, не шумная дешевка, способная нагадить на пол. Свет переместился в кабинет Мэдди Крагмэн. Раздался звук, напоминавший открываемую нейлоновую молнию, — вор включил ноутбук.
Когда работает хороший вор, даже дыхание кажется громким. Но, ожидая, пока загрузится ноутбук, человек с фонарем занялся просмотром напечатанных фотографий. Фалькон воспользовался этим, чтобы встать с кровати, подождать, пока к правой руке вернется чувствительность, взять револьвер и пойти по коридору в направлении света, мелькающего в комнате.
— Ты не это ищешь? — спросил он, вытягивая руку с револьвером.
Вор оторвал взгляд от ноутбука, в свете экрана Фалькон разглядел его удивление и замешательство, но он со скучающим видом сел на рабочий стул Мэдди и заложил руки за коротко стриженную голову.
— Ты меня не интересуешь, — сказал Фалькон. — Меня интересует, что ты делаешь, когда находишь то, что ему нужно.
— Звоню ему, и мы встречаемся у реки.
— Звони и скажи, что тебе повезло, — приказал Фалькон. — Двигайся медленно.
Вор позвонил, на это ушло несколько секунд, он сказал только одно слово: «Цыган». Они спустились к машине Фалькона, и вор сел за руль. Остановились на бульваре Христофора Колумба, спустились на несколько ступеней к дорожке вдоль реки и ждали, стоя в темноте. Через несколько минут на дорожке раздались шаги. Человек стоял, оглядываясь по сторонам. Фалькон вышел к нему из тени.
— Вы не это ищете, мистер Флауэрс? — спросил Фалькон, протягивая отпечаток и светя на него фонариком.
Флауэрс кивнул, рассматривая снимок.
— Думаю, нам стоит присесть, — сказал он. Вор побежал вверх по ступеням. Флауэрс вернул снимок и вытащил носовой платок.
— Простите, что недооценил вас, инспектор, — извинился он, вытирая лицо и брови. — Я приехал из Мадрида десять месяцев назад. У мадридцев довольно устаревшее представление об интеллекте севильцев. Мне не следовало действовать так грубо.
— Уже десять месяцев?
— С прошлого сентября мы гораздо живее интересуемся нашими латиноамериканскими друзьями и способами их появления в Европе.
— Ну конечно, — сказал Фалькон. — И как сюда вписывается Марти Крагмэн?
— Никак, — ответил Флауэрс. — Дело Веги было побочным, хотя мы переполошились, услышав о «предсмертной записке», но потом поняли, откуда она взялась.
— И откуда?
— Это было нацарапано на стене одной из камер на вилле Гримальди, пыточном центре в Сантьяго-де-Чили американцем Тоддом Кравицем, которого держали там месяц в семьдесят четвертом, пока он не «исчез», — сказал Флауэрс. — Полный текст: «Мы будем растворены в воздухе, которым вы дышите с одиннадцатого сентября и до скончания времен». Достаточно поэтично, чтобы засесть в голове Веги, а тридцать лет спустя начать преследовать его.
— Он говорил врачу, что ходит во сне, — сказал Фалькон. — Но не жаловался, что пишет в беспамятстве.
— Подсознательное проявление вины.
— Поговорим о Марти Крагмэне, — настойчиво гнул свое Фалькон. — Почему бы не начать с того, что он делал и для кого?
— Это обсуждать не совсем удобно.
— Мистер Флауэрс, здесь не Америка. На мне микрофонов нет. Меня как старшего инспектора группы расследования убийств интересует одно: кто убил Рафаэля Вегу и почему.
— Я должен принять меры предосторожности, — предупредил Флауэрс.
Фалькон встал. Флауэрс умело его обыскал, тут же нашел пистолет. Они снова сели.