— Слушайте, — сказала она. На секунду в ней проступило что-то не английское, чужестранное. — Говорю это вам, потому что вы поймете. Когда мы покупали эту ширму, мы платили за нее не только деньгами — любовью. Мы любили ее за то, что она была такая восхитительная и бесподобная — и ради этой своей любви отказывались от многого другого, в чем мы тогда очень нуждались — и чего у нас не было… А за те китайские вещицы, о которых говорит Мой муж, мы можем заплатить только деньгами — потому, что больше у нас ничего нет.
Денмен рассмеялся.
— Ну, как знаешь, — сказал он, однако тон его выдавал легкую досаду. — Все равно среди английской мебели она не смотрится. Мебель, конечно, хорошая, добротная и настоящая — как-никак, «хепплуайт», а не какая-нибудь подделка! но в общем-то ничего особенного.
Она кивнула.
— Особенного ничего. Добротная, настоящая и английская, — тихо произнесла она.
Мистер Саттертуэйт пристально взглянул на нее. Кажется, он начинает улавливать за ее словами упрямо ускользающий смысл. Английская мебель… Яркая красота китайской ширмы… Ах нет, он снова упустил нить.
— На улице мне встретилась мисс Стэнуэлл, — заметил он между прочим. — Она сказала, что собирается петь Пьеретту в вашем сегодняшнем представлении.
— У нее, кстати, отлично получается, — сказал Денмен.
— У нее смешные ноги, — сказала Анна.
— Глупости! — оборвал ее муж. — Все женщины одинаковы, Саттертуэйт, — не выносят, чтобы при них хвалили другую. А Молли девушка красивая — так что, понятно, каждая женщина норовит вонзить в нее жало.
— Я говорила о том, как она танцует, — чуть удивленно сказала Анна Денмен. — Да, она очень хорошенькая, но ужасно смешно перебирает ногами. И не пытайтесь меня переубедить — слава Богу, я кое-что в этом понимаю.
Мистер Саттертуэйт тактично вмешался.
— Насколько я понял, к вам приезжают настоящие танцоры?
— Да, ведь в спектакле есть чисто балетные сцены. Князь Оранов должен привезти их на своей машине.
— Сергей Оранов?
Это Анна Денмен удивленно подняла голову.
— Ты знаешь его? — обернулся к ней муж.
— Да, знала… В России.
Джон Денмен, как показалось мистеру Саттертуэйту, забеспокоился.
— А он тебя узнает?
— Да. Он меня узнает.
Она тихо и торжествующе засмеялась. Странно, но теперь в ней не было ничего от безжизненного манекена. Она без смущения смотрела на мужа, затем сказала:
— Значит, танцоров привезет Сергей. Что ж, он всегда увлекался балетом.
— Понятно, — резко сказал Джон Денмен и, повернувшись, вышел ит комнаты.
Мистер Кии последовал за ним. Анна Денмен прошла к телефонному аппарату, сняла трубку и назвала номер. Мистер Саттертуэйт собирался незаметно уйти, но она сделала ему рукой знак остаться.
— Я могу поговорить с леди Рошеймер? Ах, это вы! Это Анна Денмен. Скажите, князь Оранов еще не приехал?.. Что?.. Что?! О Боже! Какой ужас!..
Некоторое время она слушала, потом тихо повесила трубку и обернулась к мистеру Саттертуэйту.
— С ними произошел несчастный случай. Да и неудивительно, раз Сергей был за рулем! Он, видимо, ничуть не изменился за эти годы… Балерина не сильно пострадала, у нее только ушибы, но она слишком взволнована и не сможет сегодня танцевать. А у ее партнера сломана рука. Сам Сергей в порядке — воистину черт бережет своих.
— А как же сегодняшний спектакль?
— Да, вы правы, друг мой!.. Придется это решать. Анна села на стул и задумалась. Лишь через некоторое время она подняла глаза на своего гостя.
— Я плохая хозяйка, мистер Саттертуэйт, — совсем вами не занимаюсь.
— Уверяю вас, в этом нет необходимости! Хотя… Мне хотелось бы вас кое о чем спросить.
— Да?
— Откуда вы знаете мистера Кина?
— Он часто бывает здесь, — медленно проговорила она. — Кажется, у него тут неподалеку какие-то владения.
— Да, он мне сегодня говорил…
— Он… — Она замолчала. Глаза хозяйки и гостя встретились. — Думаю, что вы лучше меня знаете, кто он такой, — закончила Анна Денмен.
— Я?
— А разве нет?
Мистер Саттертуэйт опять ощутил беспокойство. Эта женщина определенно вносила разлад в стройную гармонию его души. Она, казалось, ждала от него каких-то признаний, к которым он еще не был готов.
— Да, знаете, — повторила она. — Думаю, вы почти все знаете, мистер Саттертуэйт.
Лесть всегда опьяняла мистера Саттертуэйта, однако на сей раз слова хозяйки его почему-то не тронули. Он смиренно покачал головой.
— Что может знать человек? — сказал он. — Немного. Почти ничего.
Она молча кивнула в ответ и вскоре, не глядя на него, заговорила задумчиво, словно сама с собой.
— Если я вам что-то скажу — вы не будете смеяться? Впрочем, нет, вы не будете… Представьте себе, что вам, для того чтобы заниматься своим… делом, своим ремеслом, пришлось бы вообразить нечто такое, чего на самом деле не существует, — вообразить некоего человека. Вы понимаете, это всего лишь выдумка, полет фантазии, не более. Но однажды…
— Что — однажды?
Мистер Саттертуэйт почувствовал живейший интерес.
— Однажды ваша фантазия оживает! То, что вы раньше себе лишь представляли, чего на самом деле не может быть, оказывается реальностью… Что это, безумие? Скажите мне, мистер Саттертуэйт, безумие это — или вы тоже верите, что такое возможно?
— Я… — По какой-то непонятной причине он не мог выдавить из себя ни звука. Слова как будто прилипли к гортани.
— Впрочем, все это глупости, — сказала Анна Денмен и стремительно вышла из комнаты, оставив мистера Саттертуэйта наедине с его невысказанным ответом.
Когда он спустился к ужину, миссис Денмен беседовала с гостем — высоким темноволосым мужчиной средних лет.
— Князь Оранов — мистер Саттертуэйт. Они поклонились друг другу. У мистера Саттертуэйта мелькнула мысль, что его появление, кажется, прервало какой-то разговор, который уже не возобновится. Однако никакой неловкости из-за этого не возникло. Русский гость легко и естественно рассуждал о близких и понятных мистеру Саттертуэйту вещах. У него был прекрасный художественный вкус, а вскоре к тому же выяснилось, что у них с мистером Саттертуэйтом много общих знакомых. Появился Джон Денмен, и разговор перекинулся на более конкретные вопросы. Оранов выразил свое сожаление по поводу несчастного случая.
— И все-таки знаете — я не виноват! Я люблю ездить быстро — что верно, то верно, — но я неплохо вожу. Просто так уж вышло. Судьба!.. — Он пожал плечами. — Все под Господом ходим!
— Это в вас говорит русский характер, Сергей Иванович, — заметила миссис Денмен.
— А в вас откликается, Анна Михайловна, — парировал гость.
Мистер Саттертуэйт обвел глазами всех троих. Джон Денмен держится отчужденно. Светлые волосы, бледное лицо — типичный англичанин. Двое других до странности похожи друг на друга — оба худощавые, смуглые, темноволосые… Эта сцена что-то ему напоминает, но что? А, вспомнил! «Валькирия», первый акт. Зигмунд и Зиглинда, такие похожие друг на друга — а рядом, словно чужой, Хундинг.[3] В голове мистера Саттертуэйта зашевелилась догадка: так вот почему мистер Кин сегодня здесь?.. Он твердо верил: где появляется мистер Кин, там неизбежно что-то произойдет. Что ж, стало быть, намечается банальный любовный треугольник?..
Мистер Саттертуэйт почувствовал смутное разочарование. Пожалуй, он ожидал большего.
— Как вы договорились, Анна? — спросил Денмен. — Спектакль, вероятно, придется отложить? Я слышал, ты звонила Рошеймерам?
Она покачала головой.
— Нет. Ничего откладывать не будем.
— Но как же — без балета?..
— Ты прав, Джон, Арлекинады без Арлекина с Коломбиной, конечно, не получится, — суховато согласилась Анна Денмен. — Коломбину станцую я.
— Ты? — Он был явно удивлен и, как показалось мистеру Саттертуэйту, даже раздосадован. Она спокойно кивнула.
— Не беспокойся, Джон, я тебя не подведу. Ты забываешь — все-таки это была моя профессия.
«Какая сложная штука человеческий голос, — подумал мистер Саттертуэйт. Одно говорит, другое недоговаривает., -: Знать бы что!»
— Ладно, — нехотя согласился Джон Денмен. — Это решает половину проблемы. Но как насчет второй половины? Где ты найдешь Арлекина?
— А я его уже нашла. Вот он!
И она указала рукой на дверь, где как раз в этот момент появился мистер Кин. Он улыбнулся ей в ответ.
— Боже правый, Кин! — воскликнул Джон Денмен. — И вы туда же! Ни за что бы не подумал, что вы что-нибудь в этом смыслите!..
— Мистер Кин может представить рекомендации знатока, — сказала Анна. — За него поручится мистер Саттертуэйт.
Она улыбнулась мистеру Саттертуэйту, и тому волей-неволей пришлось что-то отвечать.
— Да-да, я ручаюсь за мистера Кина, — растерянно забормотал он.
Денмен переключился на другие вопросы:
— После спектакля будет костюмированный бал. Вот еще морока! Придется ведь и вас во что-нибудь нарядить, Саттертуэйт.
Тут уж мистер Саттертуэйт решительно замотал головой.
— Думаю, мой почтенный возраст меня извинит. — Но тотчас у него возникла блестящая мысль, и он накинул на руку салфетку. — Перед вами, господа, немолодой лакей, знававший лучшие времена! — И рассмеялся.
— Что ж, неплохое занятие, — заметил мистер Кин. — Можно многое увидеть.
— А мне придется напялить какое-нибудь дурацкое тряпье, — обреченно произнес Денмен. — Слава Богу, сегодня хоть не жарко… Ну, а вы? — Он взглянул на Оранова.
— У меня с собой костюм Арлекина, — сказал князь и на секунду задержал взгляд на лице хозяйки.
Последовала неловкая пауза — или, возможно, она лишь показалась неловкой мистеру Саттертуэйту.
— Этак, пожалуй, мы все втроем можем нарядиться Арлекинами! — рассмеялся Денмен. — У меня тоже есть старый костюм Арлекина. Мне сшила его жена вскоре после свадьбы, тоже для какого-то маскарада. — Он оглядел собственную грудную клетку. — Правда, я не очень уверен, что смогу теперь в него влезть.
— Да, — сказала его жена. — Ты уже не сможешь в него влезть. — И снова тон ее говорил гораздо больше, чем слова. Она взглянула на часы.
— Если Молли сейчас не появится, не будем больше ждать.
Но в этот момент дворецкий сообщил, что девушка здесь. Она уже переоделась в свое белое с зеленым платье Пьеретты. «Что ж, оно ей к лицу», — подумал мистер Саттертуэйт.
Молли была полна энтузиазма по поводу своего предстоящего выступления.
— Я так волнуюсь! — объявила она, когда после обеда подали кофе. — А вдруг я забуду слова? Или у меня голос задрожит?
— У вас прелестный голос, — сказала Анна. — Я бы на вашем месте о нем не беспокоилась.
— А я все равно беспокоюсь! Хорошо, хоть о танцах не нужно переживать: в конце концов, в собственных ногах мудрено запутаться, ведь правда?
Вопрос был обращен к Анне, но та лишь посоветовала ей:
— Спойте что-нибудь мистеру Саттертуэйту. Вот увидите, он вас успокоит.
Молли прошла к пианино и запела старинную ирландскую балладу. В гостиной зазвенел ее свежий мелодичный голосок.
«Ax, милая Шийла, что смотришь в огонь так уныло, Скажи мне, моя смуглянка, скажи, кого ты там видишь?»
— «Того, кто меня любит, и того, кто меня разлюбит. И за ними тень еще одного — того, кто меня погубит…»
Песня продолжалась. Когда Молли кончила петь, мистер Саттертуэйт ободряюще закивал.
— Миссис Денмен права: у вас прелестный голос, может быть, не хватает техники, зато сколько чувства, непосредственности…
— Верно! — согласился Джон Денмен. — Так что вперед, Молли, и не трусь! И вообще, пора уже нам отправляться к Рошеймерам.
Все разошлись по своим комнатам — переодеться. Решили идти пешком, благо вечер был восхитительный, а до дома Рошеймеров не больше двухсот ярдов Мистер Саттертуэйт ненадолго остался в гостиной вдвоем со своим другом.
— Странная вещь, — начал он, — но ее песня почему-то напомнила мне о вас. «И за ними тень еще одного…» В этом есть какая-то тайна, а сталкиваясь с тайной, я всякий раз думаю о вас.
— Неужто я такой таинственный? — улыбнулся мистер Кин.
Мистер Саттертуэйт убежденно закивал.
— Даже очень. Представьте, до сегодняшнего дня я и не подозревал, что вы профессиональный танцор!
— Правда? — сказал мистер Кин.
— Вот послушайте! — сказал мистер Саттертуэйт и тихонько напел любовную тему из «Валькирии». — Вот что крутилось у меня в голове, когда я за обедом наблюдал за этой парочкой!
— За какой парочкой?
- Как — за какой? За князем Орановым и миссис Денмен. Вы разве не заметили, как она сегодня преобразилась? В ней… В ней будто ставни внезапно распахнулись, и показался свет…
— Да, — сказал мистер Кин. — Вполне возможно.
— Сюжет давно известный, — заметил мистер Саттертуэйт. — Разве не так? Этих двоих слишком многое объединяет. Они из одного и того же мира, к ним приходят одинаковые мысли, одинаковые сны… Нетрудно догадаться, как все получилось. Десять лет назад Денмен был, вероятно, молод, смел, хорош собою одним словом, фигура вполне романтическая. К тому же он спас ей жизнь — так что, думаю, все произошло само собой. А что теперь? Теперь он сорокалетний мужчина, респектабельный и вполне добропорядочный, но — как бы это сказать?.. Ничего особенного. Примерно как его хваленая хепплуайтовская мебель, «английская и добротная». Он такой же заурядный англичанин, как эта хорошенькая девушка с ее непоставленным, но звонким голоском… Ах, мистер Кин, можете улыбаться, но вы не станете отрицать, что я прав!
— Я ничего не отрицаю В том, что вы видите, вы всегда правы. И все же…
— Все же что?
Мистер Кин склонился к собеседнику, и его темные печальные глаза встретились с глазами мистера Саттертуэйта.
— Неужели жизнь вас так ничему и не научила? — едва слышно выдохнул он.
Этот разговор оставил мистера Саттертуэйта в таком смущении и в такой задумчивости, что, когда он наконец выбрал для себя подходящий галстук и спустился вниз, выяснилось, что остальные, не дождавшись его, уже ушли. Он прошел через сад и уже ступил было за знакомую калитку, когда прямо перед собой, на залитой лунным светом улочке, увидел мужчину и женщину, слившихся в объятьях.
В первую секунду он подумал…
Но потом он разглядел. Это были Джон Денмен и Молли Стэнуэлл. До его слуха донесся хриплый, страдающий голос Денмена:
— Я не могу жить без тебя… Что нам делать? Мистер Саттертуэйт развернулся, чтобы тихо уйти, но чья-то рука легла ему на плечо. У калитки рядом с ним оказался еще кто-то, кто тоже все видел.
Ему довольно было раз взглянуть на ее лицо, чтобы понять, как глубоко он заблуждался во всех своих выводах.
Она крепко вцепилась в его плечо и не разжимала пальцев, пока те двое не ушли и не скрылись за поворотом. Потом он услышал собственный голос как бы со стороны. Он говорил ей что-то утешительное, бормотал какие-то глупости, просто смехотворные рядом с муками, которые он угадывал за ее молчанием. Она произнесла всего несколько слов.
— Пожалуйста, — сказала она, — не оставляйте меня. Мистер Саттертуэйт был очень растроган. Стало быть, и он кому-то нужен. И он продолжал говорить нелепые, ничего не значащие слова, потому что это все же было лучше, чем ничего не говорить. Они вместе дошли до дома Рошеймеров. Пальцы ее то и дело сжимались на его плече, и он видел, что она рада его обществу. Она убрала руку, только когда они уже совсем пришли.
— А теперь, — сказала она, высоко подняв голову — я буду танцевать. Не бойтесь за меня, друг мой. Я буду танцевать!
И, круто повернувшись, она ушла. Мистера Саттертуэйта перехватила леди Рошеймер, вся в заботах и в бриллиантах, и передала его Клоду Уикему.
— Это провал! Полный провал! Проклятье, каждый раз одно и то же! Все эти деревенские клуши воображают, что умеют танцевать… Со мной даже никто не посоветовался!.. — Он наконец нашел слушателя, который кое-что понимает в искусстве, и теперь говорил и говорил не умолкая. Эта необузданная вакханалия жалости к самому себе прервалась лишь с первыми звуками музыки.