– Мисс, вы и так выписали мне премию. Этого с лихвой хватит.
– Считайте, это надбавка за риск. Ну же, берите и отправляйтесь.
– С вами все будет в порядке?
– Не волнуйтесь, мне уже гораздо лучше. А когда доберусь до Челстона, почувствую себя вообще замечательно. Отец разведет большой огонь в камине, и на ужин у нас будет превосходное рагу. Это лучшее лекарство на свете.
– Все верно, мисс. – Билли надел пальто, водрузил на голову кепку. – Счастливого Рождества! – Махнув рукой на прощание, он покинул контору.
Как только хлопнула входная дверь и Билли вышел в сумрачный зимний день, Мейси, придерживаясь рукой за стену, направилась в уборную. Она обхватила себя за живот: к горлу подкатила тошнота. Мейси знала, что причиной тому не только мучительная головная боль и уличное самоубийство, до сих пор стоявшее перед глазами, но и неприятное ощущение, что за ней следят. Еще утром на плечо будто легла чья-то холодная рука. Эти ледяные пальцы не отпускали ее и на обратном пути в контору.
Усевшись за стол, Мейси сняла черную телефонную трубку и заказала разговор с отцом. Фрэнки Доббс все еще с подозрением относился к средству связи, которое дочь провела в дом два года назад, однако Мейси надеялась, что он ответит. Фрэнки подойдет к аппарату, недоверчиво взглянет на него, склонив голову набок – мало ли что? – через несколько секунд возьмет трубку, держа ее едва ли не на вытянутой руке, и со всей важностью, на которую способен, произнесет: «Челстон, три-пять-два-два. Мейси, это ты?» Конечно, это она, ведь мистеру Доббсу не звонил никто, кроме дочери.
– Мейси, это ты?
– Да, папа.
– Наверное, скоро выезжаешь? Рагу уже тушится, елку я поставил, осталось нарядить.
– Папочка, прости, я приеду только завтра. Сяду за руль пораньше и буду у тебя к завтраку.
– Что случилось, милая? Ты здорова?
Мейси покашляла.
– Слегка простыла. Ничего серьезного, просто голова побаливает и чуть-чуть тошнит. Уверена, к утру все пройдет.
– Я буду по тебе скучать!
Простое выражение отцовской нежности прозвучало как армейская команда. Фрэнки почему-то всегда кричал в трубку, как будто для того, чтобы в Лондоне его услышали, требовалось вопить во всю мочь.
– Я тоже, папа. Увидимся завтра.
Мейси подтянула кресло к газовой плите, открыла конфорки на полную мощность и немного посидела, рассчитывая, что тепло прогонит озноб. Заказав еще один телефонный звонок – на этот раз клиенту, с которым она и Билли должны были встретиться сегодня утром, – Мейси вновь опустилась в кресло. Может быть, головокружение прекратится, и она найдет в себе силы добрести до Тоттенхем-Корт-роуд, а там поймает такси.
Мейси потянулась за пальто и шляпкой. Неожиданно звонок колокольчика известил о посетителе у парадной двери. Мейси перекинула пальто через локоть, взяла шляпку и уже собиралась погасить свет, как вдруг увидела, что Билли в суете забыл забрать ящик с подарками для семьи. Она выключила газ на плите, положила портфель с документами поверх ящика и щелкнула выключателем. Уперев ящик в бок, Мейси заперла контору, осторожно спустилась по лестнице к парадной двери и открыла ее на себя.
– Решил, что вы еще не ушли, – сказал Ричард Страттон, приподняв головной убор.
Мейси повернулась к лестнице, чтобы подняться обратно.
– Уже накопились новые вопросы?
Страттон забрал у нее ящик и покачал головой:
– Гм, нет… дело не в этом, то есть… вопросы, конечно, накопились, но я здесь не поэтому. У вас был очень скверный вид. Боюсь, вы получили сотрясение мозга, а к этому не следует относиться легкомысленно. Я оставил Колдуэлла на Шарлотт-стрит и вернулся сюда. Мой водитель отвезет вас домой, только сперва заедем в больницу – пусть доктор проверит вашу голову.
Мейси кивнула:
– Кажется, инспектор, вы уже давно хотите, чтобы мою голову проверили.
Страттон придержал перед ней дверь «Инвикты».
– По крайней мере, мисс Доббс, ваше едкое чувство юмора явно не пострадало.
По дороге Мейси пристально смотрела в заднее стекло, прочесывая взглядом площадь, пока нарастающая головная боль не заставила ее повернуться и откинуться на спинку сиденья.
– Что-то забыли? – осведомился Страттон.
– Нет, нет, ничего.
Ничего… Лишь ощущение между лопатками, которое преследует ее с самого утра. Чувство, будто кто-то видел, как она протянула руку к самоубийце, как встретились их глаза, прежде чем он выдернул из гранаты чеку. Теперь Мейси казалось, что этот кто-то продолжает за ней наблюдать.
Глупец, глупец, глупец! И как я не понял, не догадался, что он на краю пропасти? Я и предположить не мог, что этот несчастный сведет счеты с жизнью. Идиот. Надо было подождать. Сколько раз я повторял, что мы должны набраться терпения, сколько раз говорил, что нужно усмирить пыл, пока кое-что не развяжет нам руки? Теперь обо всем знает лишь одно существо на свете: воробей. Невзрачная серенькая птичка, которая каждый день прилетает в надежде на несколько крошек. Воробей все знает. Он слушает меня, ждет, когда я поделюсь планами. О, это великие планы. Скоро все меня услышат. Услышат и узнают. Я назвал воробья Краучером. Маленький Краучер, звонкая, веселая птаха. Сегодня я поведаю ему о многом.
Человек закрыл дневник и отложил карандаш. Он всегда писал карандашом, утром и вечером затачивая его острым лезвием, ибо скрип тупого кончика, покачивание сломанного грифеля сводили зубы, заставляли содрогаться. Так же действовали и звуки. Они проникали под кожу, забирались внутрь тела. Стук лошадиных подков по мокрой мостовой, скрежет несмазанного колеса телеги, хруст газеты, когда мальчишка-разносчик сворачивает «Дейли скетч»… Поэтому человек всегда пользовался мягким карандашом с тонким, острым грифелем, чтобы не слышать слов, появляющихся на бумаге.
Глава 2
Доктор рекомендовал Мейси вернуться домой и лечь в постель. Сознавая, что с диагнозом «сотрясение мозга» неразумно отправляться в длительную поездку за рулем автомобиля, она изменила планы, решив выехать в Кент поездом сегодня же вечером, тем более что в Рождество поезда на Челстон ходить не будут. Будет сюрприз отцу, который ждет ее не раньше завтрашнего утра. Сперва, однако, Мейси вознамерилась отвезти подарки сыновьям Билли, поэтому по возвращении домой перегрузила ящик в «Эм-Джи» и осторожно двинулась через центр города в Шордич. В городе было сыро и промозгло, сумрачный свет навевал такое уныние, что пожелания счастливого Рождества казались почти неуместными.
В бедных районах голодные толпились у бесплатных столовых. Скудные пайки выдавались тем, кому праздники служили очередным напоминанием о нужде. Тем не менее кое-где в окнах золотистым пламенем горели красные свечи: обитатели трущоб бодрились как могли, отдавая дань торжеству.
Мейси остановила машину перед домом Билли и, вполне естественно, увидела в окне рождественскую елку, всю в свечках и бумажных гирляндах. Судя по силуэтам, семья собралась в гостиной, чтобы нарядить дерево. Приблизившись к двери с ящиком в руках, Мейси услышала резкий женский голос и засомневалась, стоило ли ей приезжать.
– Не трогай подарки, это для Лиззи! Я купила их специально для малышки. Не смей прикасаться к вещам сестры!
Раздался детский плач. Видимо, это маленький Бобби, решила Мейси. Она уже собралась повернуть назад, когда Билли, старший из мальчиков, воскликнул:
– Возле дома стоит машина мисс Доббс! Бобби, бежим скорее поглядеть на нее!
Прежде чем Мейси успела оставить ящик с подарками на ступеньках и вернуться в «Эм-Джи», парадная дверь распахнулась.
– Ох, мисс, напрасно вы брали на себя этакий труд, тем более что неважно себя чувствуете. – Билли вышел на крыльцо в рубашке с завернутыми рукавами, без пиджака, воротничка и галстука.
– Это нам? – Глаза юного Билли заблестели, когда он увидел подарки в красивой обертке.
– Да, дружок, тебе и твоему братишке, – улыбнулась Мейси. – Счастливого Рождества!
– Пожалуйста, мисс, зайдите в дом, выпейте с нами чашечку чая, – сказал отец семейства.
– Нет-нет, у вас и без меня много хлопот.
– Мы с Дорин и слышать ничего не хотим, вы ведь так расстарались. – Билли шагнул назад, пропуская Мейси в коридор, затем открыл дверь в гостиную. – Дорин, к нам зашла мисс Доббс!
Мейси с трудом удалось скрыть смятение, когда она увидела Дорин Бил. Жена Билли стояла возле елки и прижимала к груди потертого игрушечного барашка. Ее волосы были кое-как зачесаны назад, открывая землистое лицо. Кожа обтянула череп, под глазами резко выделялись скулы. Манжеты шерстяной кофты обтрепались, спереди на платье присохли остатки еды. Билли и Дорин трудились не покладая рук, чтобы накопить денег на переезд в Канаду и – как они надеялись – новую жизнь, и всегда были людьми достойными: Дорин особенно тщательно следила, чтобы вся одежда в семье, пусть даже старенькая, была чистой и отглаженной.
– Рада видеть вас, Дорин. – Мейси прикоснулась к ее руке. – Как поживаете?
Дорин посмотрела на пальцы Мейси, будто силясь понять, кто эта женщина и почему ее собственная рука вдруг стала тяжелой. Затем ее глаза наполнились слезами, а на губах появилась улыбка, полная надежды.
– Вы принесли подарок для моей дочурки? Она так любит своих кукол и этого барашка. Что вы ей подарите?
Мейси растерянно оглянулась на Билли, который поставил ящик с подарками под елку, подошел к жене, обнял за талию и бережно повел на кухню.
– Идем, Дорин, вскипятим чайник. Выпьем чайку вместе с мисс Доббс, потом сядем и будем смотреть на елочку.
– Хорошо, Билли. После чая мне станет лучше.
Билли вернулся в гостиную. Теперь, когда он был в одной рубашке, без пиджака, который неизменно носил в конторе, Мейси заметила, что Билли тоже сильно похудел.
– Простите, мисс, на нее опять нашло. Переволновалась, пока мы ставили елку. И… вы же знаете, скоро будет год, как мы потеряли нашу Лиззи. Наверное, в годовщину все обостряется.
Мейси хотелось задать несколько вопросов, узнать, чем можно помочь, однако близилось Рождество, и она сознавала, что Билли должен пораньше уложить жену и детей, чтобы завтрашний день в кругу семьи прошел спокойно.
– Билли, я, пожалуй, пойду. Мне еще нужно добраться до Кента, и я решила ехать поездом. С шишкой на затылке лучше за руль не садиться.
– Ох, мисс, ради нас вам пришлось ехать сюда на машине. – Билли повернулся к сыновьям, которые молча взирали на Мейси и – это было видно, – полностью понимали, что их мать нездорова. – Что нужно сказать мисс Доббс?
Мальчики в один голос поблагодарили Мейси, а она позволила обоим немножко посидеть на водительском сиденье. Отъезжая, она оглянулась: Билли стоял на пороге, держа младшего сынишку на руках; старший цеплялся за его пальцы. Дети помахали ей на прощание, потом все трое скрылись за дверью.
26 декабря 1931 года
Рождество прошло в покое и безмятежности. Мейси и ее отец провели день, беседуя и читая у камина, в компании Жилки, метиса шотландской овчарки и борзой. Собака на время сменила привязанность и постоянно сидела у ног Мейси. Угостившись жареным каплуном с можжевеловым соусом, отец и дочь прогулялись через поля, поседелые от ударившего ночью заморозка. Прогулка вышла недолгой: приходилось считаться с возрастом Фрэнки и сотрясением мозга, перенесенным Мейси. Неприятные симптомы почти исчезли, однако она все еще испытывала приступы головокружения, если находилась на ногах слишком долго.
Мейси планировала провести в Кенте и второй день Рождества, посвятить его общению с Фрэнки и восстановлению сил, а в Лондон вернуться утром 27 декабря. Поздно вечером в сочельник она сошла на железнодорожной станции в Челстоне, где уже ждала машина, присланная леди Роуэн Комптон, хозяйкой поместья, в котором трудился Фрэнки Доббс. Пожилая дама пришла в восторг, узнав, что Мейси приедет на праздники. Именно благодаря леди Роуэн, питавшей нежную любовь к своей подопечной, Мейси из простой домашней прислуги превратилась в образованную женщину. В свою очередь, Фрэнки Доббс не мог нарадоваться, увидев дочь на пороге в канун Рождества. Они вместе украсили елку и положили под нее подарки, как делали много лет назад, когда Мейси была еще ребенком.
Проснувшись в День подарков, Мейси протянула руку к небольшим часам на прикроватной тумбочке. Отец уже хлопотал внизу: готовил завтрак и разговаривал с Жилкой. Мейси не торопилась вставать с кровати, хотя обычно любила посидеть в приятном тепле кухни перед черной чугунной плитой, жар которой не уступал паровозной топке. Она обожала эти утренние минуты в обществе отца, когда в заварнике настаивался свежий чай, приятно потрескивали дрова в камине, а шипение яичницы с беконом на сковороде дразнило аппетит. Однако сегодня Мейси хотелось понежиться в постели, слушая звуки утра – трели одинокой птицы, не испугавшейся зимних холодов, и завывание ветра за окном. Мейси прикрыла глаза и, по-видимому, опять заснула, потому что разбудил ее резкий телефонный звонок. Она слышала, как отец, вздыхая себе под нос, прошаркал по полу, выложенному красной плиткой, из кухни в гостиную и остановился у аппарата, гадая, кто бы это мог быть. Телефон тем временем продолжал надрываться.
Сняв наконец трубку и забыв назвать номер, Фрэнки крикнул: «Чего вам нужно?» Воцарилась тишина. Мейси села в кровати. «Она плоховато себя чувствует, инспектор. Простуда, знаете ли…» Опять тишина. «Ладно, ладно, погодите, я за ней схожу».
Мейси выпрыгнула из постели и потянулась за шерстяным халатом, который висел на крючке за дверью.
– Папа, я иду!
Она сбежала вниз по лестнице, скользнула в гостиную и, послав отцу улыбку, взяла у него трубку.
– Мейси Доббс слушает.
– Мисс Доббс, это Ричард Страттон. Простите, что побеспокоил вас в праздник.
– Как вы меня нашли? – Мейси запнулась. – Ах да, глупый вопрос, инспектор. Я могу чем-то помочь? Да еще в День подарков?
– Ситуация не терпит отлагательства. Я бы хотел, чтобы вы прибыли в Скотленд-Ярд как можно скорее.
– Гм, я собиралась вернуться в Лондон завтрашним поездом, все-таки решила отказаться от поездки на автомобиле. – Мейси обернулась, проверяя, не слышит ли ее Фрэнки, и встала спиной к кухне. – Спасибо, что не рассказали отцу о происшествии в сочельник. Ему нельзя волноваться.
– Разумеется, я понимаю. Итак, сможете приехать сегодня? Я пришлю за вами машину к восьми часам.
– Вижу, дело действительно срочное.
– Иначе я не обратился бы к вам за помощью. Необходимо подтянуть все силы, мисс Доббс, и вы в данном случае – исключительно ценный ресурс.
– Буду готова к восьми.
– Спасибо. На обратном пути в Лондон я введу вас в курс дела.
– До встречи.
Мейси нахмурилась, сообразив, что Страттон лично приедет за ней. Она повесила трубку и направилась в кухню. Жилка поднялась со своей лежанки у плиты и дружелюбно ткнулась в руку Мейси мокрым носом.
– Извини, пап, мне придется вернуться в Лондон.
– Да я уж понял. Ребята из Скотленд-Ярда не звонят по пустякам на второй день Рождества. – Фрэнки умолк, снял с плиты сковороду и шлепнул на тарелку два жареных яйца с ломтиком бекона. – Я поел, так что марш к столу. Негоже пускаться в дорогу без плотного завтрака. Хоть посидим вместе напоследок.
Мейси приступила к еде. Отец налил чай, поставил кружку перед дочерью и уселся напротив.
– А меня вот нисколько не тянет в Лондон. – Фрэнки пожал плечами. – В войну, когда я только переехал в Челстон, думал, буду скучать, но вышло иначе. Порой мне не хватает рынка – ну, знаешь, шуток, компании других торговцев… За исключением этого Лондон мне совершенно безразличен. В мой последний приезд там все слишком переменилось к худшему. Вся эта суматоха просто меня ошарашила. Конечно, когда я был мальчишкой, в городе тоже было шумновато, но не так, как сейчас: автомобили, фургоны, экипажи едва не сталкиваются друг с дружкой. В магазинах звенят кассовые аппараты, в банках стрекочут пишущие машинки, собственных мыслей и то не услыхать. А сколько бездельников шляется по улицам! Вдобавок богачей развелось пруд пруди. Правда, так и раньше было, но все же… Не знаю, не знаю, по мне, так это гиблое место.