— Да. — Леночка выдохнула ответ со всей искренностью человека, очарованного гостеприимством и атмосферой взаимного доверия.
— Как вы зовете физкультурника между собой?
— Кот Тишка.
Дора Михайловна поощряюще улыбнулась.
— Очень метко. Ты сказала, что встречаешься с ним часто. Как долго?
— Уже год.
— Тебе это очень нравится? Так? Леночка опустила глаза.
Дора Михайловна положила тяжелую ладонь на её руку.
— Чего ты испугалась? Хочешь, я скажу, что это мне тоже очень нравится. Но я — женщина…
— Я тоже.
— Не надо, милая. Ты ещё глупая девчонка, которая не знает, чего ей хочется.
Такое недоверие задело Леночку.
— Я знаю, чего мне хочется, — упрямо сказала она. — Можно я ещё выпью?
Дора Михайловна посмотрела на гостью насмешливо. Подумала со скрытым злорадством: «Нет, все же не школа, не литература, а улица и телевидение воспитывают сегодня людей, будят в них зависть, желания, жадность».
— Пожалуйста, только тебе не станет плохо?
— Нормально.
— И давно ты… давно ты женщина?
— С четырнадцати.
— О-ля-ля! Это уже стаж. Ты мне дала фору. Я только в двадцать один впервые…
Дора Михайловна из скромности соврала на пять лет, но соврала убедительно. Леночка хихикнула.
— У нас акселерация, — и вдруг спросила: — Вы на меня не сердитесь?
— За что?..
— За это…
— Если и сержусь, то за то, что хуже места ты найти не могла. Да, кстати, кто из девочек…
Леночка поняла с полуслова.
— С Тишкой?
Дора Михайловна чуть не поперхнулась, хотела спросить: «Значит, не только ты?» — однако сдержалась.
— Да.
— Еще Тонька Штиль.
Дора Михайловна сразу представила Тоню — высокую, толстую деваху с огромными ляжками, которые при ходьбе терлись друг о друга, с грудочками в виде кукишей годовалого младенца.
— И все?
— Сейчас не знаю, но до меня с ним была Алла Пахоменко.
— Эта, из восьмого класса? — Дора Михайловна изумленно вскинула брови. — Эта вертлявая пигалица? И она тоже? И он всем платит?
— А вы думали? — Леночка смотрела на директрису с гордостью победительницы.
— Значит, тебе это на самом деле так нравится?
— Да, — Леночка расслабилась и уже ничего не стеснялась, — я балдею. Становлюсь сама не своя. И потом ко всему — деньги. Это у вас все есть.
— Положим, и у меня всего нет. — Дора Михайловна вдруг посерьезнела. — А ты все же маленькая дурочка. Могла всегда ко мне зайти за советом. С такой фигуркой, с такими данными…
Дора Михайловна встала, подошла к Леночке, положила руки на её плечи, потом опустила их ниже и коснулась ладонями упругой груди.
— Детка, при тебе есть все. И ты продаешься за копейки? Да с такими данными… — Дора Михайловна сжала грудь Леночки так, что та от боли вскрикнула.
Это была маленькая месть, но даже после неё на душе легче не стало. Что ещё будет впереди!
— А что, если я предложу тебе работу? Ты умная, красивая. У меня подруга заведует казино. Она ищет таких девушек, как ты. Там жизнь, там богема…
— И какая эта работа?
— Я в казино не бываю. Не до того. Но ты, если захочешь, можешь поговорить с хозяйкой. Я знаю, работающие у неё девушки уже имеют свои машины и дачи…
— Вы серьезно?
Леночка не могла поверить, что после всего происшедшего директриса предложит ей такое.
— Разве я похожа на шутницу?
— Нет.
— Так ты согласишься?
— Да. Вы думаете, меня возьмут? — Леночка выдала беспокойство. Слово «казино» она раньше слышала и знала из кинофильмов, что там играют в какие-то игры с непонятными правилами. И вдруг…
— Это не мне решать. — Дора Михайловна говорила строго. — Сейчас я позвоню подруге, она приедет. А ты уж постарайся ей понравиться.
Оказалось, что телефонная трубка лежит слева от хозяйки, аккуратно прикрытая белой крахмальной салфеткой. Дора Михайловна взяла её, настучала номер.
— Нино, милая, это ты? Будь добра, отложи дела. Я тебя жду. У меня интересная девочка. Для тебя. Хочу её показать. Давай, жду.
Леночка обалдело следила за директрисой. Та говорила с подругой вежливо, но строго и властно, как с ученицей. А ведь подруга — хозяйка казино. Бог ты мой, вот что значит быть богатенькой!
Нино Бакрадзе, которую Гулливер оставил управлять малознакомым ему хозяйством казино, красивая чернявая дама, приехала через полчаса. Леночка и хозяйка все ещё сидели за столом. Обеды у Доры Михайловны совсем не походили на то, к чему Леночка привыкла дома: на стол ставили суп, к нему второе, все это выхлебывалось и съедалось со скоростью звука — и аут! Потом все расходились по своим делам, оставляя матери почетное право мыть посуду.
У Доры Михайловны застолье составляло часть культа, называющегося телесным наслаждением. Пищу поглощали неторопливо, смакуя, обильно запивали и растягивали удовольствие неторопливыми разговорами.
Леночка с нетерпением ждала, когда Дора Михайловна заговорит о ней, но та делать этого не торопилась. Сперва позволила подруге отдышаться. Для этого они вместе выпили несколько рюмок коньяку одну за одной, потом гостья поела, и лишь после того, как она сама спросила: «Ты имела в виду эту девочку?», Дора Михайловна, словно вспомнив, в чем дело, ответила:
— Да, именно её.
Нино оглядела Леночку с таким выражением, с каким домохозяйки разглядывают синеватые тушки цыплят, предпочитавших насильственную смерть полуголодному существованию на государственной птицеферме. Леночке стало не по себе. Она даже подумала, что робкой надежде пришел конец.
— Что она умеет?
Вопрос прозвучал с достаточным безразличием. Так спрашивают людей о чем-то на самом деле малоинтересном: «Как здоровье мужа, милочка?» Что на это ответят: хорошо или плохо — спрашивающей без разницы.
— Кое-что умеет. — Дора Михайловна глянула на Леночку и лукаво улыбнулась. — Девочка она страстная, могу засвидетельствовать. А если чего не знает, ты ей подскажешь. Верно, милая? Ты согласна учиться?
— Да…
Гостья наполнила рюмку. Поднесла к носу, понюхала. Быстро выпила. Закатила глаза от удовольствия.
— Ты, девочка, знаешь, чем занимается наше учреждение?
Леночка мотнула головой, сочтя, что глупо изображать человека осведомленного, если она на самом деле ничего не знает.
— Есть два главных состояния у людей. — Нино говорила мерно, неторопливо, словно преподаватель, излагавший новый материал ученикам начальных классов. — Это здоровье и болезнь. Больные относят деньги в аптеку, платят врачам. Несут добровольно. Надеются на исцеление. Точно так же, но с надеждой получить удовольствие, здоровые люди идут к нам, в казино. И охотно отдают деньги. Тоже вполне добровольно. Поэтому мы, — Нино проницательно посмотрела на Леночку, — входим в империю…
Под гипнотизирующим взглядом мадам Леночка чуть было не закончила её фразу словами: «в империю развлечений», но сдержалась и лишь шевельнула губами.
— Мы входим в империю радостей, милочка. — Нино улыбнулась. — Это очень важно понимать, когда берешься за дело под нашей крышей. Люди с постными лицами, без улыбок, без блеска в глазах нам не подходят. Они поступают в больницы, куда больные несут деньги за умение сочувствовать несчастным.
— Я… я улыбаюсь… — Леночка заторопилась и тут же изобразила улыбку.
— Так лучше. Теперь встань и разденься. — Нино махнула расслабленной кистью от себя. — Быстренько, милочка.
— Как?! — Леночка опешила.
— Совсем. — Дора Михайловна поощряюще кивнула. — Нино взглянет на твои пропорции. Или это трудно? Тогда не надо.
Леночка, отвернувшись, быстро разделась до лифчика и трусов.
— Милая стеснительность! — Нино укоризненно качнула головой. — Детка, я никогда не выбираю товар в упаковке.
Довольная своим остроумием, засмеялась.
Леночку царапнуло слово «товар», но она сняла с себя все. Мадам подошла к ней, потрогала грудь, слегка сжимая пальцами. Потом приподняла её на ладони, будто взвешивая. Провела пальцем по талии, бедрам. Коснулась волос на животе. Негромко прокомментировала наблюдения: «Ничего. Нормально. Неплохо», — и вдруг резко изменила тон: — Спик инглиш?
Отвечать на такой вопрос, да ещё в голом виде, не очень легко. Ко всему Леночка поняла: ответить утвердительно, имея в виду школьные знания, просто несерьезно. Она мотала головой и смущенно сообщила:
— В школьном объеме.
— Плохо. — Мадам задумалась. — Мы сейчас подбираем сотрудников на должности эскорт-консультантов. Это постоянное и близкое общение с иностранцами. И понятно — требуется знание языка. Лучше, конечно, двух. Еще способности гида. Надо иметь хотя бы элементарные представления о правилах этики, о «Кама-сутре»…
Леночка поняла, что удовлетворить эти требования не сможет. Ни языка, ни правил светского этикета она не знала, а о «Кама-сутре» и вообще ничего не слыхала. И оттого сразу сникла, померкла.
Мадам укоризненно покачала головой. Только «ай-я-яй», которое в подобных случаях говорят детям, не произнесла.
— Что же будем делать с тобой, детка? С одной стороны, Дора Михайловна за тебя так просила. С другой — я плачу эскорт-консультантам по пятьдесят долларов в день и могу требовать от них высокой отдачи. Разве не так? Если такие деньги не отрабатывать, я разорюсь в два счета.
— Я понимаю…
Леночка окончательно померкла. Все, что ещё недавно согревало сердце надеждой, — возможности сбросить с себя зависимость от родителей, приобрести материальную обеспеченность, интересное дело — все вдруг испарилось, развеялось, как туман на сильном ветру. Впервые за кои-то годы у Леночки возникло сожаление о том, что училась она языку без старания, не заставляла себя преодолевать трудности чужой речи.
— Так что будем делать, детка? — Нино смотрела на Леночку с любопытством и вниманием. Та уловила в голосе мадам нотки некоторого сочувствия.
«Неужели остался хоть один шанс?» Сердце Леночки екнуло. Глаза с мольбой и выражением беспредельной преданности уставились на женщину, от которой зависела её судьба.
— Ты будешь стараться? — Мадам вьглядела предельно строго.
— Да. — Леночка с трудом сдержалась, чтобы не заерзать на месте от радости.
— Тогда придется подписать контракт. Условия будут нелегкие.
— Я согласна.
— Завтра зайдешь ко мне. Прямо в казино. Буду ждать.
До дому Леночку довезли на машине Доры Михайловны. Сама она осталась с гостьей обсудить только им двоим известные дела. Дора Михайловна была мила с Нино уже по одной причине — она знала, что управительница казино стала любовницей Гулливера, едва тот перевел заведение на свое имя. Верочка, конечно, об этом тоже догадывалась, но переживала мало: в светской жизни у неё появились свои собственные интересы.
— Кто эта шлюшка? — спросила Нино о Леночке, когда та уехала.
Дора Михайловна засмеялась.
— Хотела сказать: моя ученица, но ты бы не так поняла. Этому она училась сама. И мало верю, что учителя были хорошие.
— Мои её быстро обучат.
— Нино, не спеши. Дай ей хотя бы полгодика щадящий режим. Хороших клиентов. Приличный заработок. И никаких субботников. Потом можешь воткнуть в задницу. Главное, чтобы не поняла — это идет от меня. Она мне сделала больно. Ты понимаешь?
Нино склонила голову.
— Сделаем, Дорочка, что за разговор. Будет ей на орехи.
…Кот Тишка появился в доме сразу, едва уехала Нино. Следил, должно быть.
Дора Михайловна, проводив гостью, переоделась в дорогой японский халат настоящего шелка с драконами на груди и спине, взяла томик любовного романа, которые издательства выбрасывали на прилавки один за другим, и уселась в спальне под торшером. В глубине души, в самых её неведомых тайниках она сохранила надежду, что Тишка, пес шелудивый, приползет к ней. Тогда она его помурыжит немного, даст понять, какое он дерьмо, и простит. Прощают же котов, которые слизывают у хозяйки сметану. Так уж устроены коты, чтобы шкодничать. К тому же всех, кого любишь, прощать приятнее, чем наказывать, хотя и наказание, если оно жестокое, доставляет возбуждающее чувство своей силы и власти. Это приятно.
Роман не читался. Она проглядывала страницу, потом вдруг замечала, что ровным счетом ничего не поняла, не смогла бы пересказать. Возвращалась к началу, и снова собственные мысли не позволяли ей понять суть.
Дверь в комнату тихо отворилась, и в её проеме возник Тихон Антонович. Смиренный, с низко опущенной головой. Остановился на пороге.