Зигмунд рванул дверь нараспашку, и я понял, что, если они сейчас там втроем и он их возьмет, то жить нам останется считанные минуты, потому что тащить нас всех туда, куда указал Зигмунду Беккерат, они, конечно, не могли.
Раздался выстрел, и стену в двух дюймах от моей головы прошила пуля. Зигмунд рявкнул: — Прекратить, или я стреляю!
Его слова не имели ни малейшего отношения к пуле, что осыпала мое лицо мелкой щепой, потому что она вылетела из «Люгера» Отто. Я бросился через комнату к Отто, пока он был еще слишком вне себя, чтобы точно прицелиться. Держа «Люгер» обеими руками, он снова нажал на спуск, но я успел схватить его запястье и рывком направить ствол в потолок. Снаружи кто-то закричал. Крик повторился, и Зигмунд дважды выстрелил. Мы с Отто вальсировали по комнате, и я пытался удержать его кисть с пистолетом таким образом, чтобы ствол оставался направленным поверх наших голов. Отто отчаянно вырывался. Вдруг мы вместе обо что-то споткнулись, и он разразился немецкими и английскими ругательствами. Это был Беккерат.
Мы оба упали, пистолет выстрелил, со стуком отлетел под стол, ударился о стену, отскочил и замер на полу. Я и Отто на четвереньках бросились к нему.
Однако нас опередила Зиглинда. Она нырнула под стол и, как была, согнувшись, развернулась уже с «Люгером» в руке.
Вскочив на ноги, я прыгнул, но не на Зиглинду — против нее шансов у меня не было никаких. Я запрыгнул прямо на столешницу, обрушившись на нее всем весом своего тела. Послышался треск ломавшегося дерева, стол накренился, ножки подломились, и он рухнул. Зиглинда оказалась придавленной тяжелыми досками, из под которых торчал лишь ее голова и кисть руки, продолжавшая сжимать пистолет. Зиглинда повела им во все стороны, и если бы ее рука была на шарнирах, она свободно могла бы в меня попасть. Отто прыгнул на меня, но я уже успел выкрутить пистолет из руки Зиглинды. Под нашим с Отто весом она взвыла. Ухватив Отто за рубашку на груди, я собрал ее в кулак, подтянул к горлу, отвел его в сторону, чтобы высвободить «Люгер», и врезал ему пистолетом по челюсти. Спиной вперед Отто сверзился со столешницы.
Спрыгнув на пол, я сказал Зиглинде, чтобы она выбиралась из-под досок. Это заняло некоторое время, так как к тому моменту из нее уже вышел весь воздух. Я повернулся к двери. В нее просунулась было голова Зигмунда, но, когда я выстрелил в его направлении, тут же скрылась.
— Драм, — окликнул он через некоторое время. — Подойдите к окну.
Зиглинда помогала Отто подняться на ноги. В домике было темно, темнее, чем на улице. Я сказал Отто, чтобы он подошел к окну и посмотрел наружу. Ему это не понравилось, но я сделал знак пистолетом, и он побрел к окну. Не знаю, была ли его фигура видна сквозь одеяло, но выстрела не последовало. Я подошел, кивком отослал Отто к сидевшей Зиглинде, быстро выглянул в окно и понял все с первого взгляда. Не было видно ни Зигмунда, ни Фреда Сиверинга, зато ярдах в десяти прямо перед окном с поднятыми вверх руками стояли Ильзе и Пэтти. На лице Пэтти застыло выражение ужаса. Лицо Ильзе было лишено абсолютно всякого выражения и походило на маску смерти.
— Драм, — голос Зигмунда доносился откуда-то слева от меня. — Ровно через десять секунд я пристрелю блондинку, и еще через десять — брюнетку, если вы не передадите пистолет сестре, и она это не подтвердит. Вы меня слышите, Драм?
— Он тебя слышит, — ответила за меня Зиглинда.
И Зигмунд начал отсчет секунд. При счете «три» Зиглинда встала, на «пять» приблизилась ко мне. Когда голос Зигмунда отсчитывал «шесть» и «семь», мы с ней стояли, уставившись друг на друга. На «восемь» она протянула руку вперед, и на «девять» я опустил в нее «Люгер». До того, как Зигмунд сказал «десять», она крикнула:
— Все в порядке, пушка у меня.
Вся эта возня заставила Беккерата очнуться. Он поднялся и сел. Его лицо выражало крайнее изумление, сдобренное густым слоем запекшейся крови.
На пороге показались Пэтти и Ильзе, сзади с «Люгером» шел Зигмунд.
— Он мертв, — монотонно произнесла Ильзе. — Фред. Они застрелили Фреда. Он умер.
Беккерат, пошатываясь, встал на ноги.
— Ну? — проговорила Зиглинда. — Так ты нас ведешь?
— Я же сказал твоему брату, — проскулил Беккерат.
— И тем не менее. Ты нас ведешь?
— Да, — ответил Беккерат. — Да. О, да.
Ноги Ильзе подкосились, и она начала падать в мою сторону. Я успел ее подхватить, и никто по мне при этом даже не выстрелил. Я подумал, с какой радостью они исправят этот промах, как только Беккерат очухается до такой степени, что будет в состоянии вести их в горы.
Наконец Ильзе пришла в себя. Ее глаза были широко раскрыты и казались пустыми голубыми провалами. Пэтти присела рядом и что-то ей тихо говорила. Ильзе сделала несколько глубоких судорожных вздохов и после этого как будто совсем прекратила дышать. Ее била сильная дрожь. Я наклонился и накинул ей на плечи свой пиджак, сказав Пэтти, что будет, наверное, лучше, если ее уложить. В доме было довольно прохладно, но не настолько, чтобы стучать зубами, однако Ильзе начала невольно ими клацать.
Мы с Пэтти постарались поудобнее устроить ее на полу. Тело Ильзе было обмякшим и безвольным.
— У женщины шок, — обратился я к Отто. — Можно развести огонь?
Отто передал мои слова Зигмунду, но тот, засмеявшись, ответил:
— Мы все отсюда уходим.
Я сказал:
— Это может ее убить.
Зигмунд, с безразличным видом пожав плечами, подтвердил:
— Ja.
Беккерат, шатаясь, вышел вместе с Отто на улицу. Потом вышла Пэтти, и следом за ней Зиглинда.
— Возьмите ее на руки, — сказал мне Зигмунд.
Просунув одну руку под спину и вторую под колени Ильзе, я поднял ее. Юбка задралась, ноги были холодными и влажными. Ее широко открытые глаза со смутным страхом смотрели на что-то, чего никто, в том числе и она, до сих пор не видел.
Снаружи было туманно, холодно и сыро. Мы поднялись по склону к машине Штрейхеров, которая стояла в паре дюжин ярдов от домика. Примерно на полпути возле покрытой лишайником скалы, согнувшись, лежал Фред Сиверинг. Его голова была повернута в сторону, раскрытые глаза обращены к пику Цугшпитце, рот был открыт и наполнился алой кровью. Я старался отвернуть лицо Ильзе, но она уставилась невидящим взором мимо него.
У Штрейхеров был большой серый «Мерседес». Мне было сказано, чтобы я вместе с двумя женщинами занял заднее сиденье. С нами сзади уселся еще и Зигмунд с «Люгером». Беккерат сел впереди между Зиглиндой, которая вела машину, и Отто, вооружившегося вторым «Люгером». Если бы «Мерседес» был выкрашен не в серый, а более подходящий цвет, то вполне мог бы сойти за катафалк.
Две или три мили мы ехали по извилистой горной дороге. Несколько раз она разветвлялась, и Беккерат указывал, куда нам ехать. У беспорядочного нагромождения окутанных туманом голых скал дорога оборвалась, и нам приказали выйти. Зигмунд внимательно следил за нашими движениями, и я с какой-то странной отрешенностью подумал, что это, может быть, и есть то место, где нам суждено завершить свой земной путь. Пейзаж смахивал на кладбищенский, и лучшего места для этого подобрать было нельзя.
За Беккератом присматривал Отто. Открыв ключом багажник, Зиглинда извлекла оттуда большой моток веревки и снова закрыла багажник. Ее глаза торжествующе сияли. Отто явно чувствовал себя не в своей тарелке, а по лицу Зигмунда было заметно, что он предпочел бы сейчас сидеть в своей любимой пивной с бутылочкой доброго «Вюрцбургера». Все пошли к скалам вслед за Зиглиндой. Ильзе была легкой, словно ребенок.
— Как вы? — спросил я ее, и хотя наши лица находились менее, чем в футе друг от друга, мне пришлось повторить вопрос дважды, прежде чем она меня услышала. Мы двигались гуськом по узкой расщелине между скалами. Я передвигался немного боком, стараясь уберечь голову Ильзе от ударов о скалы. Шел я очень медленно, и Отто нетерпеливо подталкивал меня в спину «Люгером». Совершенно неожиданно расщелина кончилась, скал по сторонам больше не было. Прямо перед нами в бело-голубых летучих клубах тумана разверзлась пропасть. Будь земля плоской, это место идеально подходило бы для того, чтобы быть ее краем.
Зиглинда провела языком по губам и возвратила Беккерату его ремень. Я даже забыл, что он оставался у нее. Беккерат вдел ремень в брюки, и Зиглинда обвязала высовывавшийся из мотка конец веревки вокруг его пряжки. С округлившимися от страха глазами Беккерат вглядывался в кипящий над пропастью туман.
— Nein, nein, фроляйн, — жалобно захныкал он и вдруг заявил, что от побоев у него кружится голова, и поэтому спускаться он не может. Зиглинда на него прикрикнула, но он с неким подобием достоинства приблизился к самому краю пропасти, стоя спиной к нам, отвязан веревку и произнес:
— Тогда уж лучше столкните меня, и закончим с этим.
— Я знал, что этим все кончится, — разочарованно протянул Отто, но Зигмунд, усмехнувшись, сказал:
— У нас есть еще Драм. Положите женщину на землю, Драм.
Я бережно уложил Ильзе на каменистый грунт и прикрыл ее пиджаком. Она смотрела на меня снизу, но меня не видела.
Зиглинда обвязала веревку вокруг ремня у меня на животе.
— Беккерат говорит, что в тридцати футах ниже края пропасти в стене скалы есть пещера, — объяснила она.
— Ясно, — кивнул я.
— Золото там, — закончила она, глядя на меня горящим взором.
— А как быть с другим концом веревки? — поинтересовался я.
— О том, чтобы спуститься до конца, а там перетереть веревку о камень, и не думайте, — предупредила она. — Здесь две тысячи футов.
— Очень мило, — заметил я.
Зиглинда размотала веревку. Ильзе вновь принялась глубоко, со всхлипами вздыхать. Зигмунд взял из рук сестры второй конец веревки, вручил его Отто и приказал:
— Привяжись.
— Я?! — переспросил тот.
— Ты, ты, — подтвердил Зигмунд. — Привяжись. Если хочешь, ложись на живот. Будешь для Драма якорем.
Брезгливо держа веревку на расстоянии вытянутой руки, Отто внимательно ее осмотрел.
— Оставьте его, — проговорил я, поправляя веревочный узел у себя на поясе. — Этот ублюдок желает моей смерти.
— Убрать руки от веревки! — рявкнул Зигмунд, а его сестра сказала:
— Отто нужно это золото. Ведь правда, Отто?
Отто подтвердил, что правда.
— В таком случае, пусть он сам за ним туда и лезет, — заявил я. — Но если он будет противовесом, я спускаться отказываюсь. Так и так вы нас убьете.
Не говоря ни слова, Зигмунд направился к Пэтти.
— Встаньте-ка, — сказал он, и Пэтти встала. Зигмунд взял ее за руку и подвел к нам. А с того места, где стояли мы, можно было запросто плюнуть на две тысячи футов вниз.
Зигмунд отпустил руку Пэтти.
— Линда, — окликнул он сестру, — столкни-ка ее.
Зиглинда двинулась к Пэтти. На востоке в лучах восходящего солнца ослепительно сиял туман, и я сдался:
— Хорошо, я согласен.
Отто привязал веревку к своему ремню.
— Чет, — позвала Пэтти.
Я промолчал, да и что я мог сказать? Отто растянулся на животе у края пропасти, при этом его подошвы смотрели прямо на «Мерседес Бенц».
— Минуту, — произнесла Зиглинда. Она сходила к машине и вернулась с моими ботинками. Она никогда ничего не забывала. Я надел ботинки, Зиглинда проверила крепление веревки на моем поясе и на ремне Отто. На краю пропасти дул холодный ветер, которого до этого я почему-то не замечал. Хотел бы я знать, дует ли такой же ветер на протяжении всех этих двух тысяч футов.
Я взглянул на Зигмунда, тот кивнул. Повернувшись спиной к пропасти, я сделал глубокий вдох, будто собирался нырнуть в воду. Зигмунд махнул «Люгером». Я свесил ноги с края пропасти и поболтал ими. Стена спускалась совершенно отвесно.
Подняв ослабнувшую веревку, Зиглинда подала се мне:
— Держите.
Я выдохнул, услышал, как Пэтти снова тихо позвала меня по имени, и ухватился за веревку. Она сразу же туго натянулась. Отклонившись корпусом от края пропасти, я уперся в него подошвами. Зиглинда начала понемногу стравливать веревку. Через пару секунд перед моими глазами были лишь скальная стена и клубы утреннего тумана. Бросив взгляд вниз, я тоже увидел рассеивавшийся туман. Падать было высоко.
Я спускался короткими и неровными рывками. Очень скоро мои икроножные мышцы онемели от постоянного усилия, с которым я упирался в стену подошвами ботинок. По моим расчетам, на тридцать футов я уже спустился, но мне они показались тридцатью тысячами футов. Я опять посмотрел вниз. Через разрывы в тумане проглядывали серо-коричневые камни скал. До того, как все опять затянуло мглой, я успел разглядеть далеко внизу яркую и свежую зелень долины. Я поднял голову и пообещал себе больше вниз не смотреть.
И тут мои подошвы соскользнули со стены и зависли в воздухе. Я судорожно подтянулся на веревке и попытался поставить ноги в прежнее положение. Веревка немного ослабла, и ноги обо что-то ударились. Под ними была уже не гладкая стена, а нависавший над мглистой бездной карниз шириной от силы дюймов в шесть. Ступив на карниз, я начал медленно, дюйм за дюймом по нему передвигаться.
В пещеру я чуть было не свалился. Входом в нее служило отверстие в скальной стене. Я влез внутрь и осмотрелся. Веревка, обвиснув снаружи, тащилась за мной. Зиглинда по отсутствию усилия на веревке, должно быть, уже поняла, что я обнаружил пещеру.
Пещера имела футов десять в длину и около двенадцати в ширину. В ней было лишь немногим темнее, чем снаружи. И я увидел в ней несколько совсем маленьких золотых слитков. Пересчитывать их я не стал. По их виду было невозможно поверить в то, что эти металлические кирпичики стоили целое состояние и принесли столько бед. У меня даже пульс не участился, хотя у Зиглинды на моем месте глаза бы на лоб вылезли.
Вдруг захлопали крылья, и неведомое существо с шуршанием вылетело из пещеры. Я наблюдал за его полетом сквозь туман. Забравшись поглубже в пещеру, я разглядел то, что служило ему насестом.
Это был человеческий скелет, прислоненный в сидячем положении к внутренней стене пещеры. Время полностью очистило кости от плоти, и он находился в идеальном состоянии. Он выглядел не страшнее, чем те скелеты, что выставлены в музеях естественной истории. С костей свисали остатки одежды, а в черепе над правым глазом чернела дырка. Я тронул череп, и внутри него что-то перекатилось. Это была пуля.
Еще одна пуля застряла в тазовой кости. Третья пуля напрочь вышибла одно из ребер с левой стороны, и я нашел ее на полу рядом с левой бедренной костью вместе с осколками ребра. Это был майор Киог. И это было объяснение тому, что с ним произошло. Хотя, конечно, я еще не знал, как это случилось, каким образом он сюда попал, и кто его убил. Интересно, подумал я, узнаю ли я это когда-нибудь, и тут же осознал, что скорее всего, я вообще ничего и никогда не смогу узнать уже через несколько минут после того, как поднимусь наверх.
Я подумал, что было бы неплохо прихватить с собой один из слитков. Соорудив из веревки петлю, я хорошенько его закрепил и попробовал на вес. Он оказался на удивление тяжелым. Взяв слиток и даже не обернувшись на майора Киога, я снова выбрался на карниз.
— Все в порядке! — крикнул я и услышал голос Зиглинды:
— Нашли?
— Вытаскивайте меня, — ответил я.
— Отвяжите веревку. Давайте сначала золото, но не больше одного слитка за подъем.
Ее голос, казалось, звучал совсем рядом. В конце концов, до нее и было-то всего тридцать футов.
— Ну конечно, — отозвался я. — Чтобы потом помереть здесь с голоду.
— Ага, значит золото вы все-таки нашли!
— Тащите сначала меня, — настаивал я. До меня донесся смех, и голос Зиглинды поинтересовался:
— А вы не боитесь, что мы бросим вас, когда будем вытаскивать?
— Ну хорошо, — произнес я, надеясь, что на моей интонации не отразилось то, что я ощущал в коленках. А они у меня были, словно резиновые. — А вы не боитесь, что я взял золото с собой?
— Все вам его не унести.
— Не все, но кое-что.
Последовало довольно долгое молчание. Мое сердце колотилось так часто, будто отсчитывало последние мгновения моей жизни. Я снова услышал голос Зиглинды:
— Можете подниматься.