— А так мы можем получить чертеж местности с нанесенной на него боевой обстановкой, — добавил он через минуту, когда собравшиеся посмотрели фотографии. Председатель комиссии вызвал по рации экипаж УТС-12 и приказал им нанести какую-нибудь схему на карту. Не прошло и пяти минут, как этот материал оказался на командном пункте в виде увеличенного снимка. Знакомым почерком Язвиньского было написано: «У нас все в порядке, страшно хочется пить, приготовьте что-нибудь холодное».
Прекрасно удались и испытания на воде и под водой, а также стрельба по наземным и воздушным целям. Поздно вечером комиссия закончила работу, подписав протокол.
— Поздравляем от всего сердца, — члены комиссии пожимали Язвиньскому руку.
Поздравляли и Станиша с успешным окончанием работы.
— А меня хоть бы кто-нибудь поздравил, ведь это я вас вытащил из неприятной истории, — шутя шепнул Бежан Язвиньскому.
Тот крепко сжал его руку.
ГЛАВА 35
Они удобно расселись в креслах. Бася принесла кофе, расставила рюмки. Зентара достал бутылку коньяка из шкафчика, стоящего рядом с письменным столом.
— Та-акой случай! — улыбнулся он. — Коньяк для подозреваемых! Этого еще не бывало! — Он медленно разливал янтарную жидкость по рюмкам. — За УТС-12! За ваш успех! — произнес он.
— За наш общий успех! — поднял свою рюмку Язвиньский. — Благодаря вам УТС-12 пришла к финишу благополучно, а мы очищены от всяких подозрений. Я лично, конечно, очень хотел бы узнать, как это мне удалось попасть в сферу ваших интересов, ну и услышать кое-что обо всем этом деле...
— Предоставляю тебе слово, — обратился Зентара к Бежану.
— Вы, уважаемый изобретатель, привлекли наше внимание своими встречами с Куртом Вернером. Фирма, одним из основателей которой он является, постоянно сотрудничает с разведкой Гелена, — объяснил Бежан. — Только недавно нам удалось выяснить, что инициатором этих встреч был Вернер, действовавший по приказу мюнхенского Центра. Они хотели тем самым скомпрометировать вас. Это было частью их плана. Вернеру удалось уйти. Потеря небольшая. После такого провала в Польшу он не вернется. Да и хозяева вряд ли встретят его с распростертыми объятиями. Поэтому Кон так боится, что его ликвидируют, как Зелиньского.
— Дьявольский план, — пробормотал Гонтарский. — Вы спасли нас. Если бы не вы, мы оказались бы на свалке.
— О чем ты? — Станиш не понял друга.
— Если бы их план удался, — Гонтарский обратился к Зентаре и Бежану, — в лучшем случае, нас отстранили бы от работы. Бесцельное, бесплодное существование хуже смерти! Все заслуги были бы приписаны врагам, и, что еще хуже, они захватили бы руководство Центром! Удар в самое сердце. Дьявольский план, — повторил он, — он страшен именно потому, что был основан на знании наших недостатков, нашей слепой веры в бумажку, в неизвестно кем и когда высказанное «общее мнение».
— Ты прав, — согласился Станиш. — Критерии, методы работы с кадрами давно устарели. Люди переросли их. Но кое-кто еще упрямо цепляется за отжившие догмы. И часто тем, кто не укладывается в привычные рамки, приклеивают ярлык «ненадежного человека». А в эти рамки идеально укладываются только такие посредственности, как Зыбельт, потому что они во имя своих целей старательно приспосабливаются к привычным схемам, прикрываются ими, словно щитом, используют как оружие против тех, кого хотят уничтожить. Надо будет как следует присмотреться к людям круга Зыбельта. Неизвестно...
— Товарищ директор, — прервал его Бежан, — только не спешите с выводами. Не все, кого поддерживал Зыбельт, обязательно должны оказаться предателями, так же, как не все, кто поддерживал его самого, сознательно действовали с дурными намерениями. Схематичность, предвзятость в решениях — и за борт, на свалку, как вы говорите, могут полететь честные люди. Помните, друзья мои, об этих трудных днях, о том горьком опыте, который мы приобрели.
— Я запомнил на всю жизнь, — ответил Гонтарский. — Как можно забыть! Достаточно было всего лишь глупых сплетен, распущенных врагом, чтобы некоторые «друзья» отшатнулись от меня, как от прокаженного, — в голосе его звучала горечь.
— Не преувеличивайте, — обратился к нему Зентара. — Так поступили мелкие, трусливые людишки.
— Вернемся к этому делу, — прервал их Язвиньский, — Каждый из задержанных агентов, как музыкант в оркестре, вел свою партию, согласно палочке дирижера, перед которым лежала партитура. Кто же дирижер?
— Наследники «сверхлюдей», это очевидно, — ответил Зентара.
Бежан достал из портфеля два больших листа бумаги с линиями, начинающимися в разных местах и сходящимися в одну точку.
— Вот посмотрите. Это схема связи между задержанными агентами. — Все головы склонились над листами, а Бежан продолжал: — Вы увидите дирижера, который высоко над толпой разыгрывает симфонию, состоящую из великолепных, магически-притягательных лозунгов. Лживых, пустых лозунгов. Это доказывает подбор как исполнителей, так и нот. Кто они, эти действующие на территории нашей страны «виртуозы»? Зелиньский, Шаронь, Валь — торгаши, каждый тянет в свою сторону штуку красного сукна — так назвал устами Радзивилла Сенкевич Речь Посполитую — чтобы ценой предательства, ценой страданий родины и народа выкроить из этого сукна плащ для себя. Вольский? Наркоман, полное ничтожество, пытающееся утолить жажду мести ценой разрушений и смерти. Зыбельт — ловкий игрок, идейный воспитанник Драбовича, поклонник культа силы и власти «сверхчеловека». Кон — шпион по профессии и призванию, готовый предложить свои услуги каждому, кто купит его.
Их методы работы? Целая гамма. От разжигания самых низменных инстинктов до саботажа, диверсий, убийств.
Ноты и оркестр таковы, каков дирижер и его партитура.
— Партитура преступления, — закончил Язвиньский.
Перевод с польского Н. Плиско
Рисунки В. Будаева