Кейт удивленно вскинула брови:
— Я не знала, что ее до сих пор применяют.
— Почему же? ЭШТ — довольно распространенный метод лечения тяжелобольных. С ее помощью удалось излечить уже свыше ста тысяч пациентов. Я понимаю, после фильма «Пролетая над гнездом кукушки» в обществе сформировалось представление об ЭШТ как о каком-то варварском методе лечения. Уверяю вас, после сестры Ретчет методика применения электрошоковой терапии существенно изменилась. Пациентов не приковывают к каталкам. Сеансы ЭШТ проходят под наблюдением анестезиолога, кардиолога и других специалистов. — Доктор Шиллер вздохнула. — Считается, что ЭШТ весьма эффективна для лечения больных, страдающих тяжелыми формами депрессии или суицидными устремлениями. Когда медикаменты не действуют.
— И как отреагировал на эту терапию Тони?
— Кажется, он перестал слышать голоса, успокоился. Но только на время. К сожалению, лечение продолжить не удалось, потому что он исчез.
— Что, просто взял и ушел?
— Миссис Макиннон, он содержался у нас не как преступник. Его собирались перевести в другую клинику, с более строгим режимом, но не успели. Его, конечно, искала полиция, но безуспешно. Ведь у них не было абсолютно никаких данных. Кроме, возможно, состояния зубов, но это не помогло. Тут следует упомянуть одно тяжелое обстоятельство. За день до его исчезновения у нас погибла сестра. Убита, зверски изувечена. Преступника так и не нашли. Доказательств, что это сделал Тони, не было. Но подозрение осталось.
— Вы не запомнили имя сестры?
Шиллер задумалась.
— Кажется, Линда или нет… Белинда. Фамилию не помню. Ведь это случилось десять лет назад.
— Вы и так довольно много вспомнили.
Доктор посмотрела на Кейт:
— Некоторых пациентов забыть не удается никогда.
— Доктор Шиллер, я уже упоминала, почему меня заинтересовала ваша статья. Серийный убийца, которого мы разыскиваем, скорее всего, дальтоник. Мне хотелось бы услышать ваше профессиональное мнение об одном предложении.
— Пожалуйста.
— Я задумала устроить выставку его картин. Тех, что он оставил на месте преступления. Как, по-вашему, он может отреагировать?
Доктор Шиллер задумалась.
— Если бы речь шла об обычном пациенте, то я полагала бы, что такая выставка будет для него огромным искушением, которому трудно противостоять. Но, — она внимательно посмотрела на Кейт, — такой параноидальный тип, как Тони Т., думаю, отнесется к этому мероприятию с подозрением, усматривая в нем опасность для себя.
— Понимаю. — Кейт слегка постучала ручкой по блокноту. — Как вы считаете, этот Тони до сих пор жив? Ведь ему, должно быть, года двадцать четыре.
— Трудно сказать. Но подобного рода типы очень живучи. Они способны существовать в самых невероятных условиях.
— Вы упомянули, что он пытался угадывать цвет.
— Да. Но обычно ошибался. И использовал странные названия. Вроде… — Доктор Шиллер прикрыла глаза. — Волшебная мята, шелковица или…
— Ослепительный? — спросила Кейт.
— Да, точно. Ослепительный.
* * *
Доктор Уоррен Вайнберг снял с белого халата кусочек тунца.
— Расплата за разговор во время еды. — Он посмотрел на Кейт и улыбнулся.
Она тоже улыбнулась.
— Извините, доктор, что отнимаю у вас время, но это очень важно.
— У меня совсем нет времени, так что вам нечего отнять. — Он положил сандвич на стол и вздохнул. — Двадцать пациентов в день, а вечером еще дежурства в госпитале Рузвельта.
— Именно там вы и лечили его?
— Да, я помню его. Необычный случай. Церебральная ахроматопсия. Полная потеря цветового восприятия. Больше мне такие пациенты не попадались. — Доктор на пару секунд прикрыл глаза. — В тот вечер я дежурил в приемном покое. Мальчик лет тринадцати поступил в ужасном состоянии. То ли после какой-то жуткой аварии, то ли после драки. Черепно-мозговая травма средней тяжести. Как ни странно, но он довольно быстро оправился. Никто ни о какой ахроматопсии не догадывался, его уже собирались выписывать, но тут произошел неприятный инцидент. Мальчик неожиданно набросился на девушку, добровольно выполнявшую у нас обязанности медсестры, очень милую. Она пыталась развлечь его во время осмотра. Сказала что-то насчет моей голубой рубашки, а он вдруг взбесился и начал твердить, что она серая. Девушка вздумала спорить, и он накинулся на нее как сумасшедший.
— А ваша рубашка была действительно голубая?
— Ярко-голубая, — сказал Вайнберг. — Его потом обследовали и обнаружили полный дальтонизм. Хотя он это отрицал. Впал в тяжелейшую депрессию. Даже пытался покончить с собой. Вскрыл вены на запястье.
— Значит, у него остался шрам.
— О да, и широкий. Потому что он орудовал ножницами. — Доктор потянулся за сандвичем, но передумал. — У него на теле были еще шрамы от многократных избиений. Обследование показало, что мальчика также часто насиловали. Вероятно, с очень раннего возраста.
Кейт поморщилась.
— У вас были какие-то данные о родителях и отношении к нему в семье?
— Никаких. Он заявил, что ничего не помнит. Ни родителей, ни своего имени, ни о том, как получил травму, — ничего. Полная амнезия. Возможно, это результат сильного удара по голове. Не знаю. Пришлось переправить в клинику «Пилигрим-стейт». — Доктор задумался. — Очень странный мальчик. То дитя, а то… совсем как взрослый. Понимаете, что я имею в виду? Внешне ребенок, но хитрый и коварный. Я бы сказал, даже мудрый. — Примерно то же самое говорила и доктор Шиллер. — Не все отклонения в его поведении я связал бы с ударом по голове, — заметил доктор Вайнберг.
— Вы могли бы описать его?
— Это было давно, но… — Вайнберг снова прикрыл глаза. — Рослый, худой. Светлые волосы. Большие голубые глаза. Красивый, но как-то по-женски. По-моему, у тинейджеров такой типаж сейчас пользуется успехом. Не знаю, удалось ли ему выжить.
Кейт раздала присутствующим экземпляры статьи из психиатрического журнала, затем кратко изложила содержание своих встреч с докторами Бриллштайном, Шиллер и Вайнбергом.
— Относительно медсестры, убитой за день до исчезновения Тони Т., удалось выяснить следующее. Белинда Маконнелл, дипломированная медсестра, убита тем же способом, каким расправляется со своими жертвами маньяк из Бронкса.
— Но как найти человека, о котором нет никаких данных? — Браун развел руками.
— И в ФБР — тоже, — добавил Грейндж.
— Давайте попробуем заставить его раскрыться, — ответила Кейт, выдержав паузу.
— Как? — спросил Грейндж.
Она разложила фотографии с аккуратно расставленными картинами маньяка в мастерской Бойда Уэртера.
— Думаю, он намекает на то, что хочет устроить персональную выставку. И мы предоставим ему эту возможность. У нас есть его картины. В противном случае придется ждать очередного трупа.
— А если он не клюнет? — спросил Грейндж.
— Тогда мы ничего не потеряем.
— Кроме долларов налогоплательщиков, — заметила Тейпелл.
— Я поддерживаю предложение о выставке, — подал голос до сих пор молчавший Фримен. — Едва ли он устоит перед искушением.
— Так же считает и доктор Шиллер, — сказала Кейт. — Позвольте показать вам двухминутную запись, которую я сдала на телевидение. — Она поставила кассету, и через секунду появилась на экране с кратким сообщением о месте и дате проведения выставки. В качестве иллюстрации были показаны несколько картин преступника.
— Вы сделали это без разрешения, — недовольно заметил Грейндж.
— Агент Грейндж, я сделала запись. А использовать ее или нет, зависит не от меня.
— И где, вы сказали, это можно устроить? — спросил Браун.
— Я переговорила с Хербертом Блумом, владельцем небольшой галереи в Челси. Он согласен предоставить ее в наше распоряжение на два-три дня. Там только один вход, он же выход. С улицы.
— В любом случае это будет полномасштабная операция, — сказал Браун. — Потребуется десяток человек внутри галереи, столько же снаружи.
— Плюс агенты, — добавил Грейндж. — Но это еще не значит, что я согласен.
— Придется задействовать по крайней мере два десятка копов на три дня. — Тейпелл задумалась. — А почему так надолго?
— Нужно дать ему время на размышления, — ответила Кейт, извлекая кассету из видеомагнитофона. — Если нам повезет, он появится в первый день.
— Вот именно, если, — заметила Тейпелл.
— Такого в полицейской практике еще не было, — проговорил Браун. — И если об этом узнают репортеры…
— Нам незачем делать сообщения для печати, — отозвалась Кейт.
— С каких это пор им нужны пресс-релизы? — осведомился Браун.
Тейпелл поднялась, заходила по комнате.
— Я еще не решила, но… Флойд, сколько времени вам понадобится на подготовку?
— Достаточно одного дня. — Он повернулся к Кейт: — А как с галереей?
— Картины развесят за два часа.
Все засуетились. Грейндж говорил по мобильному, Браун делал заметки в блокноте.
— Мне нужно побеседовать с мэром. — Тейпелл быстро направилась к выходу.
— Возможно, это сработает, — сказал ей вслед Браун.
Она обернулась:
— Будем надеяться.
Глава 30
Лиз откинулась на спинку дивана. Обвела взглядом гостиную Кейт.
— В общем, я неплохо провела здесь время. Повидалась с сестрой, понянчилась с ребенком, пообщалась с тобой. Хотя, конечно, недостаточно.
Кейт грустно улыбнулась:
— Извини, дела. С утра до вечера. Сейчас только что с совещания.
— Теперь уже ясно, что он дальтоник?
— Да. Возможно, это тот самый подросток, которого госпитализировали в «Пилигрим-стейт». Он сбежал после того, как прирезал там медсестру. Таким же способом, как маньяк из Бронкса.
— Думаешь, это он?
— Почти уверена. — Кейт встала, села, снова встала. — Через полтора часа я встречаюсь с Уилли. Есть время. Может, прогуляемся?
Над городом, как обычно, висели низкие серые облака.
Лиз взяла Кейт под руку.
— Тут где-то неподалеку мемориал Леннона, «Земляничная поляна». Хотелось бы посмотреть.
— Это там. Рядом с домом, где он жил с Йоко. — Кейт показала на особняк в псевдоготическом стиле на углу Семьдесят второй улицы. — Пошли.
Извилистая дорожка в парке привела их к окаймленной деревьями «Земляничной поляне».
— Вот! — Кейт показала на большой мозаичный круг, в центре которого было выложено слово ТВОРИ. — Здесь вначале действительно нечто творилось. После того как Йоко Оно поместила в «Таймс» объявление о создании мемориала, со всего мира начали приходить подарки. Присылали скамейки, даже фонтаны. Но администрация парка воспротивилась, так что в конце концов пришлось ограничиться этим.
В качестве элементов мозаики были использованы монеты и фотографии. Повсюду лежали букеты цветов, большей частью увядшие.
Они постояли.
— А теперь, — сказала Кейт, — я покажу тебе самую тихую часть парка.
Это что, видение или на самом деле?
Он снимает темные очки, трет глаза.
Невероятно. Исто-рич-ка искусств. В цвете. Легкий ветерок колышет каштановые волосы.
После такого и умереть не страшно.
Он уже столько времени продежурил у ее дома, а она все не появлялась. Ему уже казалось, что он придумал ее. Что она плод его воображения. Так нет же. Вот она, во плоти!
Его сердце бешено колотится.
— Видишь, Тони, это она, — шепчет он, наблюдая, как Кейт входит в парк под руку с какой-то женщиной.
Кейт выбрала дорожку, ведущую вдоль пруда. Вокруг никого, лишь вдалеке на темно-зеленой поверхности покачивались несколько лодок.
— Никогда не придет в голову, что находишься в центре Манхэттена, — сказала Лиз.
— Да, Олмстед — гений, — согласилась Кейт, имея в виду устроителя Центрального парка, Фредерика Лоу Олмстеда.
— А как отнеслась группа к твоей идее устроить выставку картин убийцы?
— Положительно, — ответила Кейт. — Все-таки действие лучше, чем бездействие.
Они дошли до середины мостика и остановились, чтобы полюбоваться пейзажем.
— Просто фантастика! — воскликнула Лиз, глядя на покрытую ряской воду.
Кейт повела подругу дальше, за мост, где дорожка терялась в деревьях.
— Вот место, которое я хотела тебе показать.
Этот район знаком ему с детства. У него здесь даже есть любимые деревья.
Скрытый кустами, он наблюдает сверху за исто-рич-кой искусств и ее спутницей. Она что-то говорит, жестикулирует. Он улавливает лишь интонации и мгновенно узнает их. Они такие же, как в телевизионной передаче. Ему хочется выйти на дорожку, приблизиться, коснуться ее, обнять хотя бы на секунду, объяснить, что она для него значит. Сказать, что благодаря ей он обрел способность видеть цвет, а следовательно, стимул к жизни.
Боже, как он любит ее!
Перед глазами вспыхивает лицо той, другой. Это тоже она. Что он чувствует к ней? Любовь? Ненависть?
«Обними ее. Ласкай. Сделай больно. Трахни. Убей!»
«Нет. Не ее. А кого же? Какую „ее“? Которую?»
В голове все начинает путаться.
Они медленно двинулись по дорожке мимо огромных замшелых камней.
— Я записала на телевидении анонс выставки, — сказала Кейт. — По нашему сигналу его будут передавать в эфир каждый час.
— Думаешь, он смотрит телевизор?
Кейт помедлила с ответом. Ей показалось, что в листве мелькнуло что-то похожее на человеческую руку. Вглядевшись, она сунула в рот пластинку «Никоретт».
— А как же он узнал о Бойде Уэртере? Полагаю, только из моей передачи. Так что скорее всего смотрит.
Лиз улыбнулась:
— Забавно видеть, что ты жуешь резинку. Ты не баловалась этим даже в старые времена, до того как стала леди.
— Что поделаешь. — Кейт пожала плечами. — Это «Никоретт». Понимаю, что выгляжу глупо, но он помогает.
— Знаешь, а здесь немного жутковато. — Лиз поежилась. — Перейдя мост, мы не встретили ни одного человека.
Кейт улыбнулась:
— Так ведь именно в этом и прелесть. Хотя я не рекомендовала бы молодым девушкам гулять здесь по вечерам. — Она посмотрела на подругу. — Давай прибавим шагу. Там, впереди, Бельведерский замок, где всегда полно людей.
«Нет. Она не может вот так взять и уйти. Не надо. А что, если мне… заговорить с ней? Задать какой-нибудь вопрос? Например: „Это вы недавно ехали на „форде“ и чуть не задавили меня?“ Или рассказать что-нибудь?»
Оттягивайся! Смотри свое Эм-ти-ви! Политика страховой компании «Оллстейт» — сделать все и даже больше!
«Не обращай внимания. Сосредоточься. Куда они идут? К Бельведерскому замку? Наверное».
Забор не проблема. Через него легко перелезть. А вот и каменные ступени. Он знает, что их пятнадцать. А внизу заколоченная пещера. Сколько раз он побывал в этом аду? Десять? Сто? Превосходное место для свиданий за двадцать долларов.
У пещеры он замирает. Перед глазами проносится множество лиц — Кейт, она, лица тех, кого он убил. На долю секунды он видит яркие ослепительные цвета, потом все меркнет.
«Ладно. Давай, двигай к замку».
Они поднялись на каменную террасу, нависшую над Черепаховым прудом. Внизу темно-зеленый тростник, зеленоватая вода. Неподалеку от них человек двадцать туристов. Двое детей бросают в воду камешки.
— Здесь мило, — сказала Лиз, — но как-то одиноко.
«Вот именно одиноко, — подумала Кейт. — Но мое главное одиночество еще впереди».
Она повернулась к подруге:
— Мне пора.
Детей он ненавидит. Особенно тех, в ком души не чают родители. Их веселый пронзительный смех приводит его в ярость.
Он стоит рядом с двумя супружескими парами, говорящими на непонятном языке. А может, это пришельцы объясняются друг с другом с помощью специального кода? Похожи на людей, но это камуфляж. Исто-рич-ка искусств не видит его, а он видит ее прекрасно. И другую женщину, которая тоже кажется ему знакомой. Почему? Сейчас не время гадать. Он слишком возбужден.