Кейт засмеялась, но смех сменился слезами.
— О, Лиз… — Она обняла подругу за шею и зарыдала.
Лиз прижимала Кейт к себе, давая выплакаться. Через несколько минут Кейт отстранилась, промокнула салфетками нос и щеки.
— Скажи мне, Лиз, как это у меня тогда получилось? После гибели Элены. Как я это пережила?
— Ты занялась расследованием.
Кейт показалось, что на нее вылили ушат ледяной воды.
— Что? Ты предлагаешь мне участвовать в расследовании убийства Ричарда?
— Кейт, мы знакомы много лет. Кажется, я тебя знаю. Ты не из тех, кто способен пассивно ждать развития событий. Ты человек действия. Вот что всегда давало тебе силы. Ты говорила, что Тейпелл и Флойд Браун просили тебя о консультации по делу этого маньяка. Ну и прекрасно.
— Но это было до… — Кейт проглотила застрявший в горле комок. — До… Ричарда. Сейчас совсем другое дело.
— Понимаю. И поверь мне, я не уговариваю тебя. — Лиз взяла подругу за руку. — Ты задала вопрос, как тебе удалось пережить убийство Элены, я напомнила. Вот и все.
Позднее, стоя под душем, Кейт повторяла про себя слова Лиз и понимала, что просто сама мысль о том, чтобы принять участие в расследовании, заставила ее подняться с постели, пойти в душ, выдавить на ладони шампунь, намылить волосы. И все это без плача и воспоминаний об утрате. В первый раз после гибели Ричарда ее отвлекло какое-то занятие.
Как сказал Уилли после смерти Элены? Превозмочь горе ему помогла его живопись.
Выйдя из душа, Кейт обернула голову мягким белым полотенцем. Подошла к запотевшему зеркалу, вгляделась в свое лицо. Теперь на нее смотрела не та женщина, которая непрерывно плакала несколько дней. Глаза оживились и выражали решительность.
Принять участие в расследовании убийства. Это возможно?
Кейт извлекла из стеклянной банки ватный тампон, погрузила в очищающий гель аквамаринового цвета, провела по лицу, как будто соскабливая налет светскости с крутой женщины, полицейского детектива из Куинса. Теперь это уже не совсем Кейт Ротштайн, жена видного нью-йоркского адвоката, устраивающая у себя в доме роскошные приемы и работающая в благотворительных организациях. В новой Кейт угадывалась крепкая смелая женщина, детектив отдела по расследованию убийств, та, что спокойно осматривала места кошмарных преступлений, успешно разыскивала пропавших детей, уничтожила Живописца смерти.
Кейт кивнула своему отражению, узнавая старую подругу, с которой не виделась много лет.
«Я сделаю это. Снова стану копом».
Видимо, Лиз знала ее лучше, чем она сама. А что здесь удивительного? Двадцать лет дружбы — это кое-что значит. Хотя тогда, при первом знакомстве в полицейском участке Астории они друг другу не очень понравились. Кейт Макиннон, самонадеянная ирландка из семьи копов, и Лиз Джейкобс, башковитая еврейка, от которой почти отказались родители, когда она, получив диплом психолога в Нью-Йоркском университете, поступила в полицейский колледж имени Джона Джея.
Окончательно их сблизила работа по делу об исчезновении миловидного восьмилетнего Денни Клингмана, в результате которой удалось задержать Малколма Гормли, наркодельца, порнографа, педофила и, возможно, убийцу.
Гормли был подозреваемым номер один по делу об исчезновении Клингмана. Ему постоянно удавалось ускользать от полиции в Манхэттене, Бруклине, Бронксе и Стейтен-Айленде. Только почуяв приближение копов, он тут же перебирался в другой округ. До шефа полиции округа Куинс, Клэр Тейпелл, дошли слухи, что Гормли открыл магазин где-то в Лонг-Айленд-Сити.
Тейпелл решила подключить к расследованию двух девушек. Кейт уже имела опыт в розыске пропавших детей, а Лиз считали серьезным аналитиком. Вскоре Кейт посетила тюрьму, где поговорила по душам с бывшим сокамерником Гормли и пообещала ему скостить на пять лет двадцатилетний срок, который он отбывал за вооруженное ограбление. Тот согласился сотрудничать, сообщил о пристрастии Гормли к белокурым мальчикам (Денни Клингман был именно таким) и номер телефона подельника Малколма Гормли, того ФБР разыскивало за детскую порнографию. Между тем Лиз перепроверила все материалы на детей, пропавших в последние десять лет, особенно тщательно, если метод похищения хотя бы отдаленно напоминал тот, каким пользовался Гормли. Он похищал детей в супермаркете, когда их мамы или бабушки выбирали продукты.
В результате удалось кое-кого вычислить. Кейт под видом покупательницы вошла в контакт с детским порнографом, надела на него наручники и угрожала отрезать яйца, если он не скажет, где находится новое логово Гормли. После чего она и Лиз много часов без замены вели наблюдение за заброшенной швейной фабрикой в Лонг-Айленд-Сити. Дождались, когда Малколм Гормли уйдет, подобрали ключи и проникли в здание, где обнаружили Денни Клингмана и еще одного восьмилетнего мальчика. Оба белокурые херувимчики, голые, в шоке. Измождены настолько, что едва говорили. Лиз повезла детей в участок, а Кейт упаковала фотоаппаратуру и пачки детской порнографии, от которой ее чуть не вырвало, а затем, закурив сигарету, начала ждать Малколма Гормли.
Три часа спустя, когда на место прибыл наряд полиции, им пришлось вызвать для Гормли «скорую помощь». «При аресте он оказал сопротивление», — пояснила Кейт.
Денни Клингман вернулся к уже потерявшим надежду родителям, а об исчезновении второго мальчика никто не заявлял. Через некоторое время Гормли признался, что ребенка ему продала мать-наркоманка за двухдневную дозу героина.
Только два крепких копа помешали Кейт расправиться с этой женщиной, когда ее наконец выследили и задержали. Потом дело передали в отдел по защите детей, и Кейт жалела, что не убила эту дрянь, хотя имела возможность. Этот мальчик являлся к ней во сне в течение нескольких месяцев. Очередной ребенок, которого не удалось спасти.
По факту увечий, нанесенных Малколму Гормли, Служба внутренней безопасности провела быстрое расследование. Лиз подтвердила, что при задержании подозреваемый действительно оказал отчаянное сопротивление и Кейт пришлось применить силу. Комиссия не обратила внимания на то, что сама Кейт никак при этом не пострадала, только содрала на кулаках костяшки, а у педофила были сломаны челюсть, коленная чашечка, выбито несколько зубов, вывернуто три пальца и вдобавок поставлено по фонарю под каждым глазом. Все это признали мерами «необходимой обороны». В конце концов, Кейт ведь могла пристрелить подозреваемого.
После этого дела Кейт и Лиз прославились на весь округ и подружились навсегда. Правда, Малколма Гормли больше никогда не вспоминали.
* * *
Кейт зашла в спальню, прошлепала босиком по бархатному ковру и открыла просторный платяной шкаф, продолжая вспоминать прежнюю работу.
Астория, Малколм Гормли. Казалось, все это осталось в той жизни, когда Кейт была совсем другой.
Но если подумать, не такой уж другой. Даже сейчас, едва она вспомнила этого негодяя, в ней закипела ярость.
Кейт заставила себя сосредоточиться на выборе одежды. Все модельное она отодвинула в сторону, облачилась в джинсы, а на ноги надела туфли на крепкой подошве.
Ее пистолет, «глок», автомат сорок пятого калибра, лежал там, куда она его положила год назад. На верхней полке, за стопкой шарфов, которые Кейт редко надевала.
Зачем она хранила его? Кейт подумывала избавиться от пистолета раз десять, но не решилась.
Это оружие она получила за год до ухода из полиции. Ей пистолет понравился. Корпус из полимерного пластика, легкий, красивый, надежный.
Рукоятка приятно охлаждала ладонь. Проверив спусковой механизм, Кейт вставила обойму. Тринадцать патронов. Несчастливое число, ну и пусть. Какие еще несчастья ждут ее впереди?
Теперь она была почти готова к тому, чтобы вернуться к работе копа. Уже больше недели как вдова. Вдова.
«Какое страшное слово! Разве оно имеет ко мне отношение? Другие женщины могут быть вдовами. Но я…»
Кейт обвела взглядом спальню, словно что-то вспоминая.
На покрывале лежали пижамные штаны Ричарда. Она не снимала их все эти дни, что провела в постели. Запретила Лусилл стирать их. Хотя остальную одежду Ричарда в первый же день отдала в Армию спасения и спрятала подальше от глаз все фотографии. Думала, что это поможет избавиться от воспоминаний. Все существо Кейт восставало против мысли, что того, кого она любила и с кем прожила многие годы, больше нет.
Но теперь, возродившись в новом качестве, Кейт достала из ящика любимую фотографию, много лет стоявшую на ее ночном столике. Пальцы легонько пробежали по изящной серебряной рамке, погладили Ричарда. Он улыбался, заслонившись рукой от солнца. Порывшись в ящике, Кейт вытащила коробочку, где лежали его обручальное кольцо, золотые часы «Ролекс» и зажим для банкнот из монетного серебра с выгравированными инициалами «RR». Это был ее подарок на сороковой день рождения Ричарда. Она смутно помнила, как, придя из морга, засунула коробочку глубоко в ящик.
Кейт потрогала рельефные инициалы. Довольно странный подарок, зажим для банкнот, но Ричард полюбил его. Ему нравилось демонстрировать зажим, когда он расплачивался в ресторане или за такси, давал на чай гардеробщице. Щедрый Ричард тратил деньги легко и весело.
Кейт снова поставила фотографию улыбающегося Ричарда на туалетный столик, рядом положила зажим для банкнот и, надевая обручальное кольцо на тонкую золотую цепочку на шее, прошептала:
— Я отомщу за тебя.
Кольцо скользнуло вниз и остановилось во впадинке между ключицами.
Она посмотрела на фотографию и зажим. Этих двух предметов плюс кольцо достаточно, чтобы возродить его присутствие. Это необходимо для нее, чтобы заниматься расследованием убийства и вообще… жить дальше.
«Дальше? Ну хорошо, мы найдем убийцу, а что дальше?»
Кейт прокрутила эту мысль в голове и отбросила как ненужную. Сейчас не время строить планы на будущее. Все, больше никаких эмоций. «Стоит только встать на эту дорожку, и мне не удастся помочь никому. Ни копам, ни себе. Стисни зубы, Кейт, и вперед».
В ванной комнате она придирчиво осмотрела себя в зеркале. Макияж? Правильно. Нужно, чтобы все было как прежде. Нельзя выходить на улицу в таком виде, чтобы тебя жалели окружающие.
Кейт поработала над лицом, откинула волосы назад и тщательно закрепила заколками. Такая прическа Ричарду не нравилась. И правильно, это простило ее. Но сейчас в самый раз.
Кейт посмотрела в зеркало и удовлетворенно кивнула. От светской дамы почти ничего не осталось.
Забавно. Казалось, что крутая женщина-полицейский из Куинса осталась в далеком прошлом. А она, видно, всегда была рядом, ждала. Как и «глок» за стопкой шарфов.
Кейт пристроила через плечо кобуру и сунула туда пистолет.
Лиз права. Нужно заняться делом.
А горевать потом.
Глава 5
За окнами темнеет. На стенах обозначились тонкие светящиеся линии. Обычному наблюдателю, наверное, было бы трудно при таком тусклом свете разглядеть комнату. Но он все видит прекрасно. Длинный стол, заваленный тюбиками с краской, пастельными мелками и цветными карандашами, потертый диван, пришпиленные к серым стенам холсты без подрамников.
Порой ему чудятся здесь даже мигающие цветные огни, красный, зеленый, синий, которые она подвешивала в своем каждом очередном жилище. Но разумеется, это только иллюзия. Этот сукин сын закрыл для него дорогу в мир цвета.
На пальце у него висят овальные темные очки. Покачивая их, он медленно приближается к холстам.
Ну конечно, это пустая трата времени. Абсолютно ничего нельзя различить. Полосы засохшей серовато-черной крови, посередине приклеен клок бесцветных волос. И все. А ведь там было столько ярких красок. Фиолетовая, пурпурная, земляника, малина.
В голове тут же начинает звучать песенка: «На ней был малиновый берет…»
Он пытается вспомнить краски, но ничего не получается. Мешает песенка. Плохо. Очень плохо.
Песенку перебивает тревожный голос ведущего новостей. «По предварительным данным, погибли сто двадцать три человека. Самолет упал на кукурузное поле в…»
— Заткнись!
Он устало опускается на потрепанный диван. Раздраженно вытирает со щек слезы. Его переполняет жалость к себе. Он шепчет:
— Какой я несчастный…
И следом сразу же слышит: «Я такой несчастный, детка. Зачем ты меня покинула?» Старая песенка, одна из его любимых.
— Хватит!
Мелодия стихает. На время.
Его охватывает дикий голод, как всегда, внезапно. Он перебирает наваленные на диване упаковки. Печенье «Орео», «Претцелы с ароматом горчицы», коробка с надписью «Мистер Арахис — роскошное ассорти для вечеринок». После непродолжительных колебаний срывает крышку с цилиндрической банки картофельных чипсов «Принглс» и начинает совать их пригоршнями в рот. Шумно хрустит, чуть ли не давится. Голод очень жестокий, мучительный и, главное, неутолимый.
Вообще-то если бы его спросили, чем ему хочется заниматься, он ответил бы, что только живописью. А выходить, общаться с внешним миром его заставляет нужда, необходимость. Он предпочел бы не иметь ничего общего с этим серым миром, так не похожим на тот, какой старается создать на своих картинах. Но время от времени приходится бросать работу, потому что постепенно внутри поднимается и растет острая необходимость увидеть, как это все выглядит на самом деле. Наконец он не выдерживает, отбрасывает в сторону кисти, оставляет незаконченными картины и выходит на охоту. Не уйти невозможно, это выше его сил. Им движет жажда получить удовлетворение, в том числе и сексуальное.
Во время охоты голод отступает. Он проводит по несколько дней без еды, обуреваемый лишь этой непреодолимой тягой, не моется и не спит. Затем, настигнув жертву, сделав с ней то, что нужно, чтобы увидеть и почувствовать, он успокаивается. И снова возвращаются банальные потребности в пище, питье и сне.
Это просто процесс, как и любой другой. Только в его случае связанный со смертью.
Он выпрямляется, стряхивает крошки чипсов с колен. Задумывается.
«Я искатель правды».
Затем снова разочарованно оглядывает свои творения. Те, что сделал недавно. Там.
Ну почему это так быстро кончается? Почему он, один из всех, так жестоко наказан?
«Это здор-р-р-рово!»
— Так ты считаешь, Тони? — шепчет он.
«Здор-р-р-рово!»
— Спасибо.
Как хорошо иметь такого друга, как Тони. [11]Который всегда поддержит тебя.
После реплики Тони он чувствует себя гораздо лучше. Поднимается с дивана, принимается за работу.
Выдавливает на палитру краску, берет лупу и, сильно моргая, смотрит на начатую картину. Хватит киснуть. Пора творить.
Голод на время притупляется.
Нола Дэвис с трудом поднялась с постели. Казалось, всего несколько месяцев назад не было ничего проще, а сейчас, с ее огромным животом, похожим на надувной пляжный мяч, на девятом месяце беременности, это напоминало попытку преодолеть земную гравитацию.
«Боже мой, какая неслыханная глупость! Подзалететь в такое время. Когда пришла пора начинать учебу в университете. Идиотка!»
Нола встряхнула головой, длинные до плеч дредлоксы [12]погладили гладкую темно-коричневую кожу на щеках.
«Ладно, теперь уже поздно ругать и жалеть себя. Что случилось, то случилось. Нужно с этим жить. „Я вырос в асфальтовых джунглях и выживу где угодно“ — так поет старый мудрый Боб Марли на моем любимом CD. Это ведь и обо мне тоже».
Нола вздохнула. Эту небольшую квартирку Кейт собиралась оплачивать до тех пор, пока она не кончит колледж. Но теперь, когда до появления ребенка осталось меньше месяца, все откладывалось на год. Жаль, конечно.
«А Кейт, она такая замечательная. Даже бровью не повела, когда я сказала ей, что брюхата, хотя наверняка была разочарована».
Нола медленно побрела на кухню. Достала с полки коробку с чаем «Липтон». Это потребовало невероятных усилий. Пришлось встать на цыпочки, потянуться и так далее.