Е.В. Артамонова
(Шла дорога темным лесом)
Часть первая. Старый дневник
Уже третий день Женя болеет. За окном падает пушистый снег, белые хлопья одели яблони в праздничный наряд, но девочке не до зимнего великолепия – ее замучил насморк и вынужденное ничегонеделанье. Миша в школе, Костя – тоже. Дома она вдвоем с бабушкой. Скучно! И хотя температура у нее спала, Жене пока не разрешили вставать с постели. Чтобы внучка не скучала, Марья Васильевна принесла ей стопку старых журналов – обычное развлечение во время болезни, но только в этот раз они показались девочке совсем неинтересными. Женя лениво перелистывала желтоватые страницы, как вдруг ее внимание привлек броский заголовок: «Тайна исчезнувших картин из галереи княгини Кенешевой». Название статьи было дважды жирно подчеркнуто синим карандашом. «Надо показать Мишке, - подумала девочка, - это по его части, он же у нас без пяти минут Шерлок Холмс».
Ее старший брат Миша получил свое прозвище за то, что любил разгадывать загадочные истории, используя, как и герой Конан Дойла, пресловутый дедуктивный метод, сути которого, правда, четко сформулировать не мог. Как бы там ни было, ему удавалось распутывать необычные происшествия, а этим летом он даже раскрыл самое настоящее преступление и спас похищенную злоумышленниками маленькую чернокожую принцессу. После такого события Миша «Шерлок Холмс» стал настоящей знаменитостью и, пожалуй, немного зазнался, уверовав, что действительно ни в чем не уступает великому сыщику.
Подумав, что Миша обрадуется возможности вновь применить свои способности сыщика, Женя углубилась в чтение. В журнале рассказывалось об исчезновении коллекции картин знаменитых русских художников из галереи известной меценатки княгини Кенешевой, сгинувших в смутное время гражданской войны. К статье прилагались черно-белые репродукции нескольких пропавших картин. Они были скверного качества и не произвели на девочку особого впечатления. Да и сама история исчезновения этих шедевров оказалась, хотя и трагической, однако довольно банальной: летом 1918 года княгиня пыталась бежать из своего имения, но по дороге ее убили вместе с сыном и несколькими слугами. С тех пор о собранной княгиней коллекции картин больше никто не слышал. Возможно, они оказались в руках грабителей, не знавших их истинную ценность, возможно, сгорели в барском доме, во время произошедшего вскоре после трагедии пожара. Автор статьи придерживался мнения о том, что бесценная коллекция погибла в огне. Иначе, пропавшие картины, ко всему прочему имевшие немалую материальную ценность, рано или поздно всплыли бы на каком-нибудь зарубежном аукционе. «Куда исчезли эти шедевры русской живописи девятнадцатого века? Сгинули в огненном вихре гражданской? Были распроданы за бесценок или выменяны на кусок хлеба? Занимают почетное место в частных коллекциях ценителей искусства? Вот тайна, которую, вероятно, уже никто не сумеет раскрыть…» - такими словами заканчивалась статья в пожелтевшем от времени журнале.
«Что же тут таинственного? – размышляла Женя, всматриваясь в отпечатанные на плохой бумаге черно-белые пейзажи средней полосы. – В то смутное время многое пропало, сгорело, было украдено или уничтожено. К тому же все произошло так давно… Нет, пожалуй, Мишка в этом деле не найдет ничего интересного». Она уже собиралась захлопнуть журнал и включить телевизор, когда к ней подошла бабушка с чашкой горячего молока приправленного медом и маслом.
- Выпей, внученька, это лучше всякого лекарства помогает.
- Нет… Пожалуйста…
- Пей, пей, все лучше, чем глотать антибиотики.
Женя больше не сопротивлялась. Она покорно выпила обжигающее приторно-сладкое молоко, но при этом зажмурилась и состроила такую несчастную рожицу, что на нее жалко было смотреть, а когда открыла глаза, то увидела, что бабушка внимательно изучает лежавший на кровати журнал:
- Эти картины не сгорели. Моя мама – твоя прабабушка, видела их уже после пожара в усадьбе Кенешевых. Она не раз рассказывала мне эту историю. Мама вообще любила рассказывать, а я – слушать. Кстати, тебя назвали Женей в ее честь. Ты очень похожа на мою маму и внешне, и по характеру.
Женя с непроизвольным кокетством поправила свои растрепанные золотистые локоны, в ее больших глазах вспыхнул огонек любопытства:
- Расскажи…
- Что рассказать? – улыбнулась бабушка.
- О своей маме. И о том, как она увидела пропавшие картины.
- Она сама обо всем тебе расскажет. У меня сохранился ее дневник. Я дам тебе его почитать, только будь, пожалуйста, аккуратной – он мне очень дорог.
Марья Васильевна вышла из комнаты, но вскоре вернулась, держа в руках обернутую в пожелтелую бумагу толстую тетрадь.
- Вот возьми, - она протянула ее внучке. – Это целая жизнь.
Женя с трепетом открыла прабабушкин дневник. Первые страницы были исписаны крупным детским почерком фиолетовыми чернилами и разрисованы изящными, хотя и не всегда ровными виньетками.
- Бабушка, смотри, почерк похож на мой! – воскликнула она. – Говорят, что по почерку можно узнать характер.
- Скорее уж твой почерк напоминает этот, - засмеялась Марья Васильевна.
Девочка хотела читать все подряд, но бабушка вновь забрала у нее бесценную реликвию и раскрыла дневник примерно в середине.
- История с картинами начинается здесь, - сказала она, указав на дату: 6 мая 1918 года. – Ты пока читай, а я пойду готовить – скоро Миша придет из школы.
«Почему бабушка никогда не рассказывала о дневнике?» - подумала девочка и начала читать:
Из дневника Жени Орловой. 6 мая 1918 года.
«Ах, как хорошо! Теперь мы будем жить на природе, как настоящие дачники – папе предложили место в лечебнице, расположенной в очень живописном месте верстах в двадцати от города. Там что-то случилось с доктором: то ли он ушел, то ли умер, и начальник лечебницы, который знал и ценил отца предложил занять ему это место. Папа с мамой вчера весь вечер обсуждали его возможное назначение. Нам с Ниной полагалось спать, но мы не утерпели, притаились возле прикрытой двери гостиной, подслушивая этот важный разговор.
- А как же дети? – тревожно спрашивала мама. – Ведь им надо ходит в школу.
- Ничего, - отвечал отец, - зимой они могут жить у твоей сестры. У помещиков тоже есть дети, и они тоже учатся в городе, но зато, какое раздолье ждет их летом!
- Какие уж мы помещики… Мы почти голодаем.
- Да, сейчас многие недоедают, и это еще один аргумент, чтобы перебраться в Дубовку. Там рядом деревня, молоко и все такое… В смутные времена легче выжить в сельской местности. За последний месяц в городе дважды менялась власть – сначала пришли белые, потом анархисты. Ты можешь сказать, что нас ждет завтра?!
Я чувствовала, что мама колеблется, и доводы отца кажутся ей очень убедительными, но она все никак не решалась дать свое согласие на переезд. А папа продолжал ее уговаривать:
- И потом, Соня, я же не один там буду работать, в лечебнице большой штат сотрудников и у многих из них есть дети. Вот и у нашего начальника господина Стодольского две дочери и сын. Кстати, младшая, Лёля, ровесница нашей Жени, возможно, они подружатся. В конце концов, пойми, я – психиатр и там для меня великолепная практика, большие возможности!
Мама с папой еще долго говорили и спорили в гостиной, и Нина начала на ходу клевать носом. Она бы так и уснула под дверью, но я отвела ее в спальню, не дождавшись конца этого разговора. Мне ужасно хотелось узнать, чем все кончилось, я ворочалась, ворочалась, представляя то чудесное раздолье, о котором говорил отец, и незаметно уснула. Мне так хотелось, чтобы он уговорил маму! А за утренним чаем нам объявили, что мы переезжаем. Потом папа рассказал, какой великолепный песок на речке в Дубовке, какие замечательные холмы и леса окружают территорию лечебницы, какой там большой фруктовый сад. Он рассказал также, что это большая больница с множеством корпусов для больных, а сотрудники живут в отдельном доме, где у нас будет хорошая квартира на третьем этаже с видом на лесные дали…
******************
Женя так увлеклась чтением, что не заметила, как вернулся из школы Миша.
- Ну как она? – спросил он у бабушки, стряхивая с ботинок не успевшие растаять сверкающие снежинки.
- Ничего. Главное – температура спала.
Немного нескладный тощий паренек устремился в комнату сестры, ухитрившись при этом задеть спокойно стоявший в сторонке журнальный столик.
- Привет! – поздоровался «Шерлок Холмс» с Женей, заставив ее оторваться от дневника. – Я слышал, что ты уже поправилась. Хочешь, пойдем на лыжах, там такая погода!
- С удовольствием, - живо откликнулась девочка, понимая, что брат шутит, - только бабушка не пустит. А я, пока ты грыз гранит науки, тоже времени даром не теряла и нашла одно интересное дело для великого сыщика. Правда, оно очень старое, но Шерлок Холмс наверняка бы его раскрыл. Не хочешь попробовать?
- Что за дело? - посерьезнел Миша и поправил сползшие на кончик носа очки с толстыми стеклами.
- О таинственном исчезновении коллекции картин княгини Кенешевой. Все произошло более восьмидесяти лет назад, однако у нас имеются свидетельски показания очевидцев. Один из членов нашей семьи оказался вовлечен в эту историю. Но, сначала прочитай журнал, в нем подробно говорится о картинах.
- Интересно-интересно… Знаешь, однажды Шерлок Холмс сумел отыскать, точнее – опознать, корону английского короля Карла Первого, которая исчезла много столетий назад. У великого сыщика был только один документ, но он при помощи своего знаменитого дедуктивного метода сумел построить цепочку логических умозаключений и… – неожиданно Миша умолк на полуслове, а потом, сообразив, что не выяснил у сестренки самого важного, спросил: - Это кто же? Кто был свидетелем?
- Наша прабабушка. Сейчас я читаю ее дневник. Он очень интересный. Хочешь, будем читать вместе?
- Конечно! С журналом мы позже разберемся… Такой документ, а я о нем ничего не знал! Давай я буду читать вслух. Где ты остановилась?
******************
Из дневника Жени Орловой. 15 июня 1918 года.
Сегодня состоялось наше великое переселение в Дубовку. Мы с Ниной накануне разбили копилку, и на все сбережения купили двух белых крольчат с красными глазами. Дома нам досталось, но крольчат все же оставили. Папа сказал, что куда-нибудь их пристроит. Когда мы приехали и обосновались в нашей новой квартире, папа предложил выпустить их на чердак. Чердак в доме просторный и теплый, так как там проходят трубы парового отопления, а значит, нашим питомцам будет привольно и хорошо на новом месте. Мы с Ниной собираемся кормить их свежей травой. Ну, да хватит о крольчатах! Я отвлеклась и забыла написать о маленьком приключении, которое случилось, едва мы переступили порог нашего нового дома. Расположенная на третьем этаже квартира пустовала до нашего приезда, но когда мы поднимались по лестнице, то застали возле нее мальчика лет десяти. Он так испуганно на нас посмотрел, словно я и Нина были разбойниками с большой дороги. Я хотела узнать, что случилось, но мальчик уже проворно побежал вниз по ступеням. Странно! Впрочем, так даже интересней. А вообще в Дубовке великолепно, и я просто не могу найти слов, чтобы описать, как здесь хорошо! И еще я познакомилась с Лёлей Стодольской. Она очень красивая: у нее огромные карие глаза и длинная коса, а пальцы на руках тонкие-тонкие. Я слышала, что она хорошо играет на фортепьяно.
****************
16 июня 1918 года.
Кажется, никогда еще не спала так сладко! Окна всю ночь были открыты, а воздух здесь пропитан запахом леса, травы, мяты. Утро тоже началось прекрасно. Мы с Ниной взяли корзинку и отправились за травой для кроликов. Потом поднялись на чердак. Крольчата куда-то спрятались и не шли на наш зов. Тогда я предложила оставить траву у входа – признаюсь, мне не очень нравился этот мрачный, заставленный старыми вещами чердак. Однако Нина считала, что малышей надо обязательно разыскать. К тому же она хотела обследовать казавшееся ей таинственным помещение. Хотя моя сестра на год моложе, надо признать, что она смелее и увереннее меня.
- А вдруг здесь живет домовой? – попыталась я ее остановить. – И вообще – мало ли что?
Нина решительно шагнула вперед:
- Домовых не существует. И здесь никого не может быть, потому что никто из посторонних не осмелится проникнуть на территорию психиатрической лечебницы!
- А вдруг какой-нибудь больной сбежал и прячется на чердаке?
- Если бы кто-нибудь сбежал, то это сразу же стало бы известно, но пока таких сообщений не поступало. Так что бояться нечего, пойдем! Впрочем, можешь подождать меня здесь. Если трусишь…
У Нины на все имелся ответ, а потому спорить с ней было непросто. Она протянула мне руку, предлагая следовать за собой. Свет пробивался лишь через слуховые оконца, а мы не захватили с собой керосиновую лампу, и потому нам предстояло блуждать по чердаку в полутьме. Мое сердце забилось часто-часто, но я привыкла опекать младшую сестренку и потому все же пошла следом за ней. Не успели мы сделать несколько шагов, как послышался какой-то подозрительный шорох. Я остановилась, как вкопанная:
- Ты слышала?
- Это, наверное, крольчата, - спокойно ответила Нина и пошла дальше.
Под скатами крыши проходили обернутые войлоком трубы отопления. Мы шли вдоль них, опасаясь заблудиться – ведь помещение чердака больше напоминало лабиринт, построенный из больничной мебели: коек, стульев, тумбочек. Они загораживала обзор, и мне казалось, что за каждой такой преградой кто-то прячется. Мне было страшно, но я не могла остановить Нину, заставить ее вернуться. Испугавший меня шорох повторился – теперь он звучал громче и отчетливее. Крольчата просто не могли так шуметь. Значит, на чердаке кроме нас находился кто-то еще, что бы ни думала по этому поводу Нина. Я уже намеревалась схватить строптивую сестренку за руку и попробовать силой вытянуть ее из этого зловещего места, но не успела – она проворно скрылась за штабелем старых тумбочек, а вскоре послышался ее голос:
- Посмотри, что я нашла!
Делать было нечего, я последовала за сестрой и оказалась в довольно чистом светлом закутке, свет в который проникал через слуховое окно. Там стояла застеленная койка, какой-то столик, но самым удивительным оказалось то, что повсюду были расставлены или развешены картины! В основном это были пейзажи, казавшиеся окошками в прекрасный мир, совсем не похожий на пропахший пылью чердак. Мы с сестрой замерли завороженные, как вдруг услышали голос:
- Что вам тут надо?!
Прямо перед нами неизвестно откуда возник юноша с направленным на сестру револьвером. Говорят, что от испуга люди теряют дар речи, а я, наоборот, закричала, что есть силы:
- Не трогай ее, она же маленькая!
Юноша так и не опустил оружие, просто отвел его ствол немного в сторону и, испуганно озираясь, цыкнул на меня:
- Тише, тише, какая же ты горластая! Я никого не собираюсь убивать. Просто ответь, что вы тут делаете?
Я поняла, что незнакомец испуган не меньше нашего и очень боится быть обнаруженным, а потому постаралась успокоить его:
- Мы ищем крольчат, которых сюда вчера выпустили, а про вас и про все, что здесь видели, никому не скажем.
Нина молча смотрела на сжимавшего пистолет юношу своими большими круглыми глазами, и лицо у нее в этот момент было совсем детское. Похоже, что она наконец-то по-настоящему испугалась и растерялась, сообразив, в какую скверную историю мы попали. Наши жизни висели на волоске, но, вероятно, мои слова успокоили незнакомца, и, опустив револьвер, он неожиданно галантно склонился в полупоклоне:
- Орест.
Я протянула руку:
- Женя, а это моя сестра Нина.
Юноше было лет пятнадцать-шестнадцать, и я заметила, что у него такие же длинные и тонкие пальцы, как у Лёли. «Наверное, тоже дворянин» - мелькнуло у меня в голове. Кажется, Орест был красив, но я все еще оставалась слишком напуганной, чтобы в полной мере оценить это.
- Вы приехали вчера?
- Да, наш папа будет лечить больных.