Перед уходом я позавтракал. Моя ма верит, что домашняя еда способна уберечь нравственность мальчика (особенно, когда ему приходится торчать дома, помешивая в кастрюльке). Я сообразил маленькую жаровню, способную подогреть оказавшуюся под рукой миску, а сооружение плиты оставил на потом. В августе не было достаточно желания таскать домой украденные на стройке кирпичи, только чтоб заполнить свою изящную квартиру, чадом, жаром и вонью от жареных сардин. С другой стороны, было бы проще покончить с этим разом, чем держать оборону от моей ма, по этому вопросу… Ма никогда не желала понять, что у частного информатора могут быть более важные дела, чем заниматься домашним хозяйством.
Я выпил медовый напиток домашнего приготовления, размышляя о том, что наличие суровых матерей может объяснить, почему большинство информаторов – скрытные одиночки, выглядящие так, будто они сбежали из дома.
Когда я прогуливался по Счетной улице, другие прохожие уже позабыли про завтрак и размышляли о возможности пообедать. Я благородной отрыжкой вспомнил свою собственную недавнюю трапезу, и после этого решил присоединиться к общей тенденции и стал подумывать, а не пора ли мне подкрепиться (тем более, что все затраты на еду здесь я мог отнести на "накладные расходы" в счете Гортензиям).
Появление искательницы золота отвлекло меня от мыслей о харчевне. Свитки у нее под мышкой говорили о том, что усердный школяр снова посетила библиотеку. В сырную лавку, что была перед ее квартирой, завезли товар, и перегородившая улицу ручная тележка с ведрами козьего молока и кругами сыра, завернутыми в ткань заставила ее выйти из портшеза. Когда я подошел, она саркастически отчитывала служащих лавки. Они допустили ошибку, начав оправдываться, мол они всего лишь делают свою работу; это позволило Северине Зотике в красках описать, как надо работать, если бы они имели хоть малейшее понятие о правилах пожарной безопасности, о распоряжениях местных властей насчет движения по улицам, о необходимости соблюдать тишину и порядок и не мешать окрестным жителям и прохожим.
Для Рима это была обычная сценка. Я отступил назад, пока она наслаждалась собственным красноречием. Перевозчики с ручной тележкой, разумеется, слышали все это и прежде, так что они отодвинули испачканное сливками ведро, чтоб она,если подберет свои юбки, смогла протиснуться мимо.
– Снова ты, – бросила она мне через плечо тоном, который многие из моих родственников склонны использовать, общаясь со мной. Я почувствовал, что она снова получает удовольствие играя с огнем.
– Да. Прошу прощения… – кое-что отвлекло меня.
Пока я поджидал в засаде Северину, какой-то мужлан на осле подъехал поговорить с торговцем фруктами из садов Кампаньи, с которым я совсем недавно беседовал. Старик вышел из-за прилавка и, казалось, о чем то умолял. Затем, когда грубиян, казалось, уже уезжал, он резко прижал своего осла к прилавку. Склонность к разрушению была в крови у скотины: он качнул крупом, так, словно его обучали развлекать зрителей на арене, между поединками гладиаторов. Все аккуратно выложенные ряды раннего винограда, абрикосов и ягод просыпались на дорогу. Наездник схватил один нетронутый нектарин, надкусил его, и с презрительным смехом бросил в сточную канаву.
Я уже бежал по дороге. Грубиян приготовился направить зад своего скакуна еще разок на прилавок, когда я вырвал у него уздечку и уперся ногами в землю:
– Осторожней, приятель!
Это был потрепанный наглый тип в вязаной коричневой шапочке, в ширину он был больше чем в высоту. Его руки были столь же толстые, как окорока из Бетики, а плечи застряли бы в триумфальной арке. Несмотря на свои мышцы, он выглядел нездоровым; его глаза были опухшие, а на пальцах были гнойные язвы. Даже в городе, полном прыщавых шей, он был чудом, покрытым фурункулами.
Пока осел пытался зубами ухватиться за уздечку в моих руках, мордоворот наклонился вперед и посмотрел на меня между острыми ушами.
– Ты меня еще узнаешь, – спокойно сказал я, – и я тебя узнаю! Меня зовут Фалько. Любой на Авентине скажет тебе, что я не могу просто стоять и смотреть, как какой-то хулиган портит имущество пожилого человека.
Его слезящиеся глазки метнулись к продавцу фруктов, который испуганно стоял посреди своих уничтоженных груш.
– Несчастный случай, бывает… – пробормотал старик, не глядя на меня. Вмешательство было, вероятно, нежелательным, но такое неприкрытое запугивание приводит меня в ярость.
– Несчастный случай можно было предотвратить! – прорычал я, обращаясь к громиле. Я потянул уздечку, чтоб оттащить осла подальше от прилавка. Он выглядел таким же жалким, как дикий жеребенок, только что пойманный в лесах Фракии91, но если он меня попробует укусить, я был настолько сердит, что тут же сам вопьюсь в него зубами.
– Забери своего четвероногого вредителя на какой-нибудь другой утренний рынок, и не возвращайся сюда больше!
Затем я дал ослу такого пинка, что тот заревел и потрусил легким галопом прочь. Наездник оглянулся в конце улицы, я позволил ему видеть себя, все еще стоящим посреди дороги и наблюдающим за ним.
Небольшая толпа стояла молча. Большинство из них тотчас вспомнило о неотложных делах и поспешно рассеялось. Один ли двое помогли мне собрать фрукты старика. Во всяком случае они сгребли продукты и запихали останки их в ведро позади прилавка, придав уцелевшему вид, что будто ничего не произошло.
Как только прилавок стал выглядеть более опрятно, старик, казалось, расслабился.
– Ты знаешь этого дурня? – спросил я. – Что ему от тебя было нужно?
– Посыльный арендодателей…
Я мог догадаться.
– …Они хотят увеличить арендную плату за все помещения в первом ряду. Некоторые из нас, сезонных торговцев, не могут позволить себе платить больше. Я заплатил по старой ставке в июле, и попросил время… Это был ответом мне.
– Я могу чем-то помочь?
Он покачал головой в испуге. Мы оба знали, что я создал ему больше неприятностей, защитив его сегодня от громилы.
Северина все еще стояла на улице у своего дома. Она ничего не сказала, но выражение ее лица было странным.
– Извини, что убежал, – когда мы вернулись к входу в ее квартиру, я все еще кипел от негодования. – У тебя тот же хозяин дома, что и у лавок?
Она покачала головой.
– Кто владеет ими?
– Паевое общество. Недавно было много неприятностей.
– Действовали силой?
– Думаю, да…
Я не оказал продавцу фруктов никакой услуги. Это засело у меня в мозгу. По крайней мере, пока я шатался по этому району с целью слежки за Севериной, я мог бы присмотреть и за ним.
XXIV
После утренней поездки Северину ждали подкрепляющие силу напитки; я был приглашен присоединиться к ней. Пока нас обслуживали, она сидела нахмурившись; как и я она была озабочена нападением на торговца фруктами.
– Фалько, ты знал о проблемах торговца с арендодателем?
– Когда я увидел его запуганного, это было первое, что я начал подозревать.
Сегодня она надела синее, с глубоким стеклянно-серым отливом. Пояс был более тусклого оттенка, к которому она приплела оранжевую тесьму по краям. Синий придал неожиданную яркость ее глазам. Даже ее жесткие рыжие волосы, казалось, стали более роскошного оттенка.
– Итак, твоя лучшая часть натуры одержала верх.
Казалось, она была восхищена мной за то немногое, что я сделал. Я помешал ложкой свой напиток.
– И давно ты ненавидишь домовладельцев, Фалько?
– С тех пор, как первый начал напоминать мне о моей задолженности.
Северина смотрела на меня поверх своего кубка, недорогого, из красной глины, но удобного в руке.
– Сдача участков в аренду, это как заразная болезнь. Мой двоюродный дед имел на этот счет мнение…
Я запнулся. Она умела слушать: так что раз уж я начал, следовало продолжать.
– Мой двоюродный дед владел садом и торговал фруктами, он разрешил своему соседу держать у него в саду в сарайчике свинью. Двадцать лет они жили в мире и согласии, пока у соседа не завелись кое-какие деньги, и тот не предложил деду ежегодную плату. Мой дед сперва принял эти деньги, а потом задумался, должен ли его старый друг заплатить ему и за замену крыши в сарайчике! Это привело его в такой ужас, что он вернул тому деньги. Мой двоюродный дед Скаро рассказал мне эту историю, когда мне было около семи. Он рассказал, как будто это была просто история, но он предупреждал меня…
– Не становиться арендодателем? – Северина бросила на меня короткий взгляд. Я был одет в свою обычную залатанную тунику, повседневный пояс и не причесан. – Нет большей опасности, чем эта, верно?
– Охотники за приданым не обладают монополией на амбиции!
Она восприняла это с хорошим самообладанием.
– Мне лучше признаться. Причина, по которой владелец помещений под лавки не является моим домовладельцем…
Я догадался, – Эта квартира у тебя в собственности?
– Так получилось, я контролирую все сдаваемые в наем квартиры в этом квартале, но не магазины, я в них никакой доли не имею.
Она говорила смущаясь, так как это признание подводило нас к вопросу о ее быстро приобретенных наследствах. Я знал от резчика гемм в Субуре, что по крайней мере некоторые из арендаторов Северины были ею довольны. Но меня больше интересовало, как она сначала приобрела свою добычу, нежели как она ее после вложила.
Я встал. Мы были в комнате, окрашенной в яркий желто-охристый цвет, в комнате были складывающиеся двери. Я раздвинул их шире, надеясь увидеть зелень, но нашел только замощенный двор без единого деревца.
– А сад у тебя здесь есть?
Северина покачала головой. Я изобразил разочарование, отвернувшись от тоскливого затененного дворика.
– Конечно, ты продвигаешься слишком быстро. Сажать растения удел тех, кто склонен оставаться на месте… Не бери в голову, с Новом ты приобретешь половину Пинция…
– Да, хватит места, чтоб развлекаться фигурной стрижкой кустов… А какое у тебя жилье?
– Всего четыре комнаты, одна под офис. Я недавно снял эту квартиру.
– Нравится?
– Не очень; соседи шумные, мне не хватает балкона. Но там просторно, мне это нравится.
– Ты женат?
– Нет.
– Подружки?
Она заметила, что я колеблюсь.
– Позволь угадать – только одна? У тебя с ней проблемы?
– Почему ты так думаешь?
– Ты похож на человека, что любит переоценивать свои силы.
Она надо мной издевалась, но с пятью сестрами я научился игнорировать чужое чрезмерное любопытство. Северина, которая была умнее моих сестер, сменила тему:
– Когда ты за кем-то следишь, у тебя есть помощник?
– Нет, я работаю один.
Услышав это, она рассмеялась; я чувствовал, что по какой-то причине она все еще дразнит меня. Причину я выяснил много позже.
– Ты выглядишь смущенным, Фалько. Тебе не нравится, когда обсуждают твою личную жизнь?
– Я тоже человек.
– О да! Под личиной крутого мужлана скрывается очаровательная личность.
Это была липкая нить паутины: неприкрытая умелая лесть. Я почувствовал, что у меня по спине побежали мурашки.
– Брось это, Зотика! Если ты намерена продолжать этот приятный диалог, то я попрошу меня извинить.
– Расслабься, Фалько!
Я продолжал сопротивляться.
– Я не нуждаюсь в лести. Я и так знаю, что у меня большие карие глаза, я остроумен…
– Тонко!
– И кроме того, я ненавижу рыжих.
Ее взгляд стал пронзительным.
– Что тебе сделали рыжие?
Я слегка улыбнулся. Некая рыжеволосая девица когда-то сбежала с моим отцом. Но я вряд ли мог обвинить в этом все племя огненноволосых; я знал своего отца, и я знал, что это была его вина. Мое мнение было исключительно делом вкуса: рыжие никогда не притягивали меня.
– Может быть мы поговорим о деле? – предложил я, не позволяя ей продолжить расспросы обо мне.
Северина наклонилась к столу, наполнила свой кубок, затем взяла мой и долила его до края. Так как я подозревал ее в убийстве трех мужей, один из которых был аптекарь, я не исключал возможности, что меня отравят, поэтому я был в растерянности. Зная историю Северины, любой разумный человек отказался бы принять угощение из этих изящных бледных рук. С другой стороны в этом уютном доме, убаюканный приятной беседой, когда тебе предлагают изысканные закуски, казалось было бы плохими манерами отказаться. Был ли и я обезоружен этим так же как все предыдущие жертвы?
– Так что я могу сделать для тебя, Фалько?
Я поставил свой кубок, и водрузил свой подбородок на сплетенные пальцы.
– Я отплачу за комплимент тем, что буду совершенно прям.
Мы разговаривали без резкостей, в открытую, хотя серьезность дела усиливала напряженность. Она смотрела мне прямо в глаза, их расчетливая холодность была смягчена удовольствием, которое она, очевидно, получала от торга.
– Мои клиенты, женщины из дома Гортензиев, попросили меня выяснить, какая сумма потребуется, чтоб ты прекратила отношения с Новом.
Северина так долго молчала, что я начал перебирать свои слова в голове, ища неточность в формулировке. Но, должно быть, именно этого она и ожидала.
– Да, это сказано прямо, Фалько. Ты, видимо, имеешь богатый опыт, в предложении женщинам денег.
– Мой старший брат был светским человеком. Он в свое время удостоверился, чтоб я освоил, как опускать пол-денария в лифчик шлюшки.
– Грубо!
– Разницы никакой.
Я исполнил обязанности того Фалько, которого она назвала крутым мужланом, Северина откинулась назад.
– Что ж, это лестно! Сколько готовы предложить мне эти ужасные Поллия и Атилия?
– Скажи им, сколько ты хочешь получить. Если твое требование будет чрезмерным, я посоветую им отказаться. С другой стороны, мы обсуждаем цену жизни…
– Хотелось бы знать, что это такое! – Северина пробормотала сердито, почти шепотом. Она выпрямилась еще сильнее.
– Фалько, я спросила о предложении из чистого любопытства. Я не собираюсь порывать отношения с Новом. Всякая попытка подкупа будет лишь оскорблением и пустой тратой времени. Я уверяю тебя, то, что меня интересует, это не его деньги!
Последняя часть была произнесена с таким пылом,что я посчитал себя обязанным зааплодировать. Северина Зотика тяжело дышала, но она подавила свое раздражение, потому как нас прервали. Послышалось царапанье. Занавеска дрогнула. На мгновение, я почувствовал себя озадаченным, затем под кромкой занавески показался злой клюв и зловещий глаз с желтым веком, а за ними последовала белая голова и двенадцать дюймов (или около того) серых перьев, оттенка от лунной тени до угольно-черного.
Я заметил, что настроение Северины изменилось.
– Я не думаю, что ты захочешь держать попугая, Фалько? – вздохнула она. По моему мнению, место птицам на деревьях. Экзотических птиц – с их отвратительными болезнями – лучше оставить на их экзотических деревьях. Я покачал головой.
– Все мужики ублюдки! – проверещал попугай.
XXV
Я был столь удивлен, что рассмеялся. Попугай передразнил мой смех, тон в тон. Я почувствовал, что краснею.
– Ублюдки! – повторил попугай одержимо.
– Он очень несправедлив! Кто научил его этим антиобщественным высказываниям?
– Это не он, это она.
– О, какой я глупец!
Птица, которая выглядела как мерзкий комок перьев кусающий насест, с подозрением посмотрела на меня. Она стряхнула с себя дверную занавеску, мелькнув ярко-красным хвостом, а затем вбежала в комнату, таща свой огузок с видом дурного павлина. Она остановилась, чуть дальше досягаемости моего башмака.
Северина окинула взглядом свою любимицу:
– Ее зовут Хлоя. Она была такой, когда я ее получила. Символ любви от Фронтона. Он ввозил диких зверей.
– Да, отлично! Любой, кто проходит мимо мужчин с такой скоростью, как ты, должен скопить гору недооцененных подарков!
Попугаиха распушила передо мной перья; отдельные пушинки полетели в меня. Я попытался удержать себя от чиха.
В это момент занавеска снова отодвинулась, на этот раз это был один из коренастых рабов Северины. Он кивнул ей. Она встала:
– Пришел Нов. Обычно он обедает здесь.
Я был готов незаметно исчезнуть, но она сказала мне, чтоб я остался:
– Я только схожу и поговорю с ним. После этого не хочешь ли присоединиться к нам?
Я был слишком удивлен, чтоб ответить. Северина улыбнулась:
– Я ему рассказал все по тебя, – промурлыкала она, наслаждаясь моей растерянностью. – Останься, Фалько. Мой жених очень хочет встретиться с тобой.