Я ополоснул в реке руки, взял из тайника в трюме деньги и направился к дому. Некоторые гости спали в гостиной прямо на креслах, а самые стойкие, должно быть, поднялись наверх, но никто еще не проснулся. Я сварил себе на кухне кофе и взял ключи от одной из запасных машин Беннистера. У него был «лендровер», который он специально не мыл, чтобы туристы думали, что у него здесь своя ферма, и вторая машина — «пежо». Я выбрал «пежо».
Я не водил уже почти два года, и поначалу моя правая нога чувствовала себя неуютно. Один раз я промахнулся мимо педали тормоза и чуть не угодил в кювет, но все обошлось. Я ехал на север, потом свернул на восток и к завтраку был в поселке. Между унылых кирпичных домов вилась серая бетонка. Я оставил машину у автобусной остановки и погулял с часок, чтобы не перебудить весь дом.
Мне открыла Салли Фебровер в нейлоновом халате. На руках у нее был ребенок, и еще один цеплялся за ногу. Увидев меня, она скорее удивилась, чем обрадовалась. Наверняка она решила, что я попал в крупную неприятность — такой у меня был заброшенный вид в грязных джинсах, заляпанном свитере и старых башмаках. Надо сказать, что и сама Салли выглядела не лучше. За то время, пока мы не виделись, она превратилась в бесформенную неряшливую женщину, обремененную детьми и обиженную на весь свет. В ее крашеных волосах болтались бигуди, а лицо покрывала нездоровая бледность.
— Капитан?
— Привет, Салли. Терри дома?
Она покачала головой:
— Он на учениях.
— Я не знал. Извини. — Неловко было видеть ее в таком безрадостном состоянии. Помнится, еще у них на свадьбе я подумал, что у хорошенькой невесты, которой Терри так гордится, чересчур тоскливый взгляд девушки, недовольной тем, что ее лишили возможности проводить время в диско-клубах и на улице. Но Терри, как и я, не умел выбирать жен. — Я ведь оставил здесь свой рюкзак, — неуклюже объяснил я. — Терри сказал, что сохранит его.
— Он в комнате Трейси. — У Терри была куча детей, и я не мог упомнить, каким по счету является этот Трейси. Салли широко распахнула входную дверь, приглашая меня в дом.
— Ты уверена, что мне стоит входить? — Я знал, с какой скоростью распространяются слухи по военным поселкам.
Но Салли было на это наплевать.
— Наверху, — сказала она, — налево. — Расчищая для меня дорогу, она отфутболила какие-то сломанные пластмассовые игрушки. — Теперь у меня хоть место в шкафу освободится.
— Прости, если потревожил тебя.
— Ничего. — Она с интересом наблюдала, как я, хромая, взбираюсь по лестнице. — Ну как ты? В порядке?
— Только когда смеюсь. — Весь дом пропах детскими подгузниками. — А как Терри?
— Его хотят сделать инструктором по обращению с оружием.
В голосе Салли не слышалось радости по этому поводу. Она вечно ворчала на Терри и хотела, чтобы тот ушел в отставку, и тогда бы они переехали к ней домой в Лидс.
— У него это хорошо получится, — попытался я приободрить ее. Вот наконец и второй этаж. — Сюда?
— Да, в шкафу.
Внизу заплакал ребенок, и Салли немедленно отреагировала, прикрикнув на него, чтобы он замолчал и доедал наконец свой чертов завтрак. Дом был дешевый, с тонкими стенками — как раз для женатых.
Я нашел свой рюкзак под сломанным детским велосипедом и, вытащив его, понес вниз.
— Передавай Терри привет.
— Жаль, что вы не встретились.
— Я свяжусь с ним. Спасибо за рюкзак.
— Не стоит. — Дверь за мной захлопнулась. В соседнем доме колыхнулась занавеска.
Я вернулся в Девон как раз к ленчу. В качестве платы за пользование автомобилем я заполнил бак «пежо» бензином, но, казалось, никто и не заметил отсутствия старой машины, которую Беннистер держал исключительно для местных поездок. В доме раздавались голоса. Я спустился по тропинке через лес к причалу, где стояла «Сикоракс».
В каюте я вытряхнул содержимое рюкзака на пол. Там были свитера, хранившие на себе грязь темных фолклендских торфяников, бритвенный прибор, фляга, монокуляр, две рубашки и камера, в которой еще осталась пленка. Кроме того, карта, зажигалка, так и не вскрытое письмо из банка и план палубы «Канберри». Такие мешки мы все оставили на базе, перед тем как пойти в наступление. Там же я нашел письмо от адвоката Мелиссы с требованием передать ей права на мою пенсию, банковские счета, наши совместные сбережения и тому подобное. И я, как дурак, на все согласился. Правда, тогда мне было не до писем, я получил их как раз перед готовящимся броском на высоты Порт-Стэнли. Было там еще одно письмо, оставшееся без ответа, две фотографии моих детей, три пары нестиранных кальсон, полотенце, пара перчаток и банка маскировочной краски, и только одному Богу известно, как туда попала схема лондонской подземки. Я извлек свой армейский берет, и меня охватила былая гордость. Все-таки это не был дурной сон!
А на самом дне лежало то, ради чего я и совершил свое путешествие: небольшой сувенир, завернутый в грязное полотенце. Я снял его с тела аргентинского офицера — он лежал среди сгоревшей травы на Дарвин-Хилл. Я развернул полотенце — внутри был кожаный пояс, на котором висели кисет и кобура, из которой я вынул револьвер сорок пятого калибра американского производства — кольт, уродливый, черный и тяжелый. Повертев его в руках, я вытащил магазин и высыпал все патроны. Пружина, я заметил, была в хорошем состоянии, несмотря на то что в течение многих месяцев она находилась в сжатом положении. Я взвел курок и нажал собачку. Щелчок оказался очень громким. На боковой стороне ствола было выгравировано: «Ejercito Argentino»[3].
Я открыл сумку и вынул оттуда запасные магазины и патроны. Мне не хотелось пускать револьвер в ход, и я надеялся, что до этого не дойдет. Только предупреждение Джилл-Бет помнить о том, с какой легкостью Фанни хватается за оружие, убедило меня привезти сюда этот идиотский трофей, и сейчас при виде оружия мне стало стыдно за себя. Я держал в руке тяжелый кольт, и меня трясло от бессильной ярости и отвращения ко всем моим делишкам с Беннистером, которые довели меня до такого. Надо немедленно все бросать, подумал я, нет смысла оставаться там, где приходится хвататься за оружие!
В результате своих рассуждений я чуть было не выкинул револьвер в реку, но вовремя вспомнил, что в открытом море он мог и пригодиться. Я смазал его, зарядил и завернул в два водонепроницаемых мешка, а затем спрятал в самый дальний угол на «Сикоракс», где ему и было место.
Снаружи кто-то постучал по корпусу яхты. Я вскочил так стремительно, словно чувствовал за собой вину.
— Господин Сендмен? — Это был один из членов команды Мульдера. — Господин Беннистер хочет немедленно видеть вас.
Это была не просьба, а приказ. Но я тоже хотел нашей встречи, оттого и подчинился.
Беннистер ожидал меня в кабинете. Он позаботился о поддержке: по одну сторону стола, заваленного диаграммами и погодными картами, стоял Мульдер, а в углу комнаты в глубоком кресле устроилась Анжела. Все трое выглядели усталыми.
— А, Ник! — Беннистер, казалось, удивился моему приходу. Чувствовалось, что моему появлению предшествовала перепалка. Мульдер молчал, а Беннистер явно нервничал. Он подошел к столу и выбил из пачки сигарету. — Спасибо, что пришел.
— В любом случае я хотел повидать тебя.
Он закурил и выпустил дым.
— Анжела сказала, что сегодня утром ты брал машину?
— Я заправил ее, — ответил я, — но, конечно, я должен был тебя предупредить. Извини.
— Да ничего. — Его ответ был слишком торопливым. Очевидно, Беннистеру не хватало духу пойти на прямую конфронтацию, в то время как Анжела с Мульдером с нетерпением ожидали битвы, и я догадывался почему. Им не терпелось напасть на меня, а Беннистер все хотел уладить по-хорошему. Вопреки своему имиджу крутого парня, он рассыпался после первого же натиска.
— Это все? — поинтересовался я. — Потому что мне тоже нужно кое-что тебе сказать.
— Куда ты ездил на машине? — спросил Мульдер ровным голосом.
Я оставил его вопрос без внимания.
— Я пришел сообщить тебе, что ты можешь считать меня выбывшим из игры, — обратился я к Беннистеру. — Не только из-за Сен-Пьера, а из-за всего. Я больше не хочу участвовать в этом вашем фильме и сыт по горло вашим обществом.
— Куда ты ездил? — повторил Мульдер.
— Ответь ему, — проговорила Анжела.
— Мне нечего сказать тебе! Нечего! — Я в ярости повернулся к ней, ошеломив всех присутствующих своим выпадом. — Прости, — сказал я Беннистеру, — я не хотел злиться. Я просто хочу уйти. После того, что произошло вчера вечером, — я взглянул на Анжелу, потом опять на Беннистера, — я считаю неприличным оставаться. Насколько я помню, ты обещал восстановить мою яхту, поэтому выпиши мне чек на тысячу фунтов, и я сам доделаю «Сикоракс», да и тебя оставлю в покое.
Беннистер не любил скоропалительных решений.
— Мне кажется, нам надо все обсудить.
— Нет. Выпиши мне чек.
Мульдер явно презирал Беннистера за малодушие. Он подошел ко мне и, глядя на меня сверху вниз, повторил:
— Парень, куда ты ездил на машине?
— Уйди с дороги.
— Куда ты...
— Отойди к черту от меня или я сломаю тебе шею! — Я сам удивился своей жестокости, и Мульдер, хотя ему и нечего было опасаться, невольно отступил. Анжела задыхалась от ярости, а Беннистер стоял как вкопанный.
Немного успокоившись, я продолжил:
— Пожалуйста, чек.
На какое-то мгновение к Беннистеру вернулась решительность:
— Ник, ты ездил повидаться с мисс Киров?
— Нет. Чек, пожалуйста.
— Но ведь это ты пригласил ее на банкет, — не отступал он.
— Да, но я не знал, что Фанни собирается ее насиловать. Так ты дашь мне чек?
— Я не... — начал было Фанни.
— Заткнись! — рявкнул я. Они были покорны, как ягнята. Меня позвали, чтобы отшлепать, как маленького школьника, но сейчас они замолкли. Мульдер отошел к стене, а Анжела рылась в сумочке в поисках сигареты. Снизу, с террасы, доносились голоса — гости собирались за поздним завтраком. — Мне нужен чек, — снова повторил я.
Мне казалось, что победа уже близка, потому что Беннистер подошел к столу и открыл ящик. Я ожидал увидеть чековую книжку, но вместо этого он выложил на стол стопку папок.
— Ник, пожалуйста, взгляни.
Я не двинулся с места. Тогда он поднял верхнюю папку, открыл ее и протянул мне.
В глаза мне бросилась моя фотография, и мною овладело любопытство. Я взял папку из рук Беннистера.
— Почитай, — спокойно сказал он.
В папке было только две страницы, и на каждой стоял штамп «Страховой фонд Кассули (морской)». Моя фотография была наклеена на первой из них, а ниже шла аккуратно напечатанная информация о моем жизненном пути. Документ о награждении меня орденом Крест Виктории был воспроизведен полностью. Другой лист был заполнен от руки, и я посчитал, что это рука Джилл-Бет Киров. «Присутствие капитана Сендмена в доме Э. Б. неожиданно, но нам это может пригодиться. Капитан Сендмен, как и многие другие солдаты, отличается романтичностью. По многим признакам, он живет в ла-ла мире, то есть закончил частную школу и не прочь стать Джошуа Слокумом, но, без сомнения, имеет высокое понятие о чести и долге, и думаю, его можно привлечь на нашу сторону». Я попробовал догадаться, где эта самая ла-ла земля и захочет ли Джилл-Бет жить там.
— Вот, — мягко сказал Беннистер, — книга лоций твоей мисс Киров. Мы нашли эти папки у нее на яхте. — Он протянул мне еще одну открытую папку, где красовалась фотография Фанни Мульдера, делающего утреннюю зарядку на корме «Уайлдтре-ка-2». В краткой биографической справке говорилось, что Френсис Мульдер родился в Уитсенд, Кейп-Провинс, 3 августа 1949 года. Учился он мало. Служил в военно-морском флоте ЮАР. Там на него было заведено уголовное дело по обвинению в вооруженном грабеже, но доказать ничего не удалось. Далее сообщалось, что он купил парусное судно на Сейшелах, где и занимался чартерными перевозками, пока Надежна Беннистер не обнаружила его несомненный талант.
Потом опять шел комментарий, написанный от руки: «Несмотря на то что он протеже вашей дочери, нет сомнений, что Мульдер лоялен по отношению к Э. Б., который продвинул его, хорошо ему платит и постоянно подчеркивает, что доверяет ему». Нижняя часть страницы была небрежно оторвана. Видимо, Беннистер уничтожил эту часть комментариев, потому что там говорилось, что Мульдер, вероятно, замешан в убийстве его жены.
Меня так и подмывало спросить, по какому праву Беннистер обыскивал «Мистику», но, учитывая факты, изложенные в папке, мой вопрос был бы лишним. Беннистер забрал у меня обе папки.
— Теперь тебе ясно, почему мы думаем, что ты можешь быть близким другом мисс Киров? — Повернувшись, он внимательно посмотрел на портрет своей погибшей жены, стоявший на книжной полке. — Ты знаешь, кто владелец Страхового фонда Кассули?
— Полагаю, отец твоей жены.
— Да, — сказал он уныло, с безнадежностью в голосе, затем сел в большое кожаное кресло у стола и потер обеими руками лицо. — Анжела, скажи ему.
Анжела начала говорить монотонным голосом:
— Яссир Кассули убежден, что Тони мог предотвратить гибель Надежны, и никогда не простит его. Он также считает, хоть это и противоречит здравому смыслу, что, участвуя в нынешних гонках, Тони поступает бессердечно по отношению к погибшей. Яссир Кассули сделает все, что в его силах, чтобы не дать Тони выиграть. Вчера вечером мисс Киров пыталась уговорить Фанни саботировать наше участие в гонках. Фанни отказался и, в свою очередь, обвинил мисс Киров в том, что та пыталась испортить мачту на «Уайлдтреке». Они поспорили, и в этот момент она инсценировала нападение на себя, и именно тогда ты вышел на сцену в роли галантного спасителя. — Анжела не могла удержаться, чтобы не выпустить коготки: — Это правда, господин Сендмен, на страже которой вы так твердо стоите.
Я ничего не сказал. Все звучало довольно убедительно, хотя и противоречило тому, что рассказывала Джилл-Бет, и тому, что видел я сам. Я был смущен, как любой человек, оказавшийся на перепутье. Джилл-Бет говорила об убийстве и о требовании страховки в миллион долларов, в то время как Анжела только что изложила другую версию — о богаче, одержимом навязчивой идеей оберегать память своей дочери. Мне пришло в голову, что правда заключается в том, что правды в этом деле нет вовсе. Да и к тому же меня все это совершенно не касалось. Я пришел сюда, чтобы заявить о своем уходе, и все дела.
Беннистер развернул кресло так, чтобы ему был виден портрет. Если он действительно причастен к убийству, то играет он свою роль превосходно.
— Мое горе не выразить словами, Ник, — заявил он. — Но Яссир никогда не простит мне этой смерти. Что я должен был делать? Оставить ее на берегу? Единственное, что я знаю точно, — так это то, что, пока Кассули жив, он будет ненавидеть меня. Он не в состоянии рассуждать разумно, он ослеплен навязчивой идеей, и мне приходится защищаться. — Он пожал плечами, как бы говоря, что его объяснение, может, и неполно, но это самое лучшее, самое честное объяснение, которое он может дать. Беннистер постучал по папкам: — Как видишь, мисс Киров рассчитывает на тебя.
— Ничем не могу помочь, — ответил я, — потому что я ухожу. Никаких фильмов, никаких Сен-Пьеров. Я просто хочу получить от тебя чек. Тысячи фунтов будет достаточно, и я обещаю отчитаться за каждый пенс.
— А как ты отчитаешься за те деньги, которые уже потрачены? — резко поинтересовалась Анжела, которая после вчерашнего пребывала в наиболее «медузном» настроении. — Знаешь ли ты, сколько вложено в этом фильм? Фильм, в котором ты обязался участвовать. Или ты забыл, что подписывал контракты?
Я по-прежнему не смотрел на нее и не отвечал ей. Я обращался только к Беннистеру:
— Мне нужен чек.
— Ты просто печешься о своем удобстве! — Анжела потихоньку заводилась. — Но я хочу сделать фильм, который поможет людям, и если ты все-таки бросишь его, Ник Сендмен, то нарушишь контракт, на который мы рассчитывали и уже угрохали тысячи фунтов на его реализацию. И если сейчас ты его расторгнешь, то я сделаю все, чтобы вернуть истраченные деньги. Единственное, что у тебя есть и что суд сочтет возможным конфисковать — это твой «Сикоракс», и, клянусь тебе, я этого добьюсь! — Голос ее звучал уверенно и безжалостно, судя по всему, она уже получила юридическую консультацию. — Так что выбирай, Ник Сендмен: или ты выполняешь свои обязательства по контракту, или теряешь свою яхту.