— Уверены?
Долговязый уставился на деньги на кровати.
— Ладно. Сколько с меня? — спросил я устало. Он напрягся, положил фото, вытащил из кармашка оба доллара и бросил на кровать.
— Благодарю за выпивку и катитесь к черту, — сказал он и направился к двери.
— Сядьте и прекратите дуться, — рявкнул я. Он сел и холодно посмотрел на меня. Я продолжал: — Чертовы техасцы. Я имею дело с коридорными уже много лет. Наконец-то встретил такого, кто не морочит мне голову. Прекрасно. Но кто же сразу поверит, что ему вот так вот повезло.
Он медленно растянул губы в улыбке и быстро кивнул.
Затем снова поднес карточку к глазам и посмотрел на меня поверх нее.
— Про даму сомневаюсь, а насчет этого пижона уверен, — сказал он. — Я его еще потому запомнил, что она была недовольна, когда он в открытую подошел к ней в вестибюле.
Я поразмышлял над сказанным и решил, что это ничего не значит. Лавери, наверное, опоздал или не явился на предыдущее свидание.
— Для недовольства у нее были причины, — сказал я. — А какие-нибудь украшения на ней не заметили? Кольца, серьги — любое, что бросалось бы в глаза.
Он не помнил.
— А волосы? Длинные, короткие, прямые, вьющиеся, в кудряшках, крашеные, натуральные…
— Последнее никогда не определишь, — засмеялся он. — Если волосы светлые, то им подавай еще светлее. Что до остального, то, насколько я помню, прямые, длинные, как сейчас носят, и немного подвиты на концах. Но могу и ошибаться. — Он снова взглянул на фото: — Тут они зачесаны назад. Поди распознай.
— Все правильно, — сказал я. — Я спросил, чтобы узнать, не слишком ли вы наблюдательны. Тот, кто замечает чересчур много, такой же ненадежный свидетель, как и тот, кто не замечает ничего. Обязательно половину нафантазирует. А с вами все в порядке, если принять в расчет обстоятельства. Большое спасибо.
Я отдал ему назад два доллара и прибавил для компании еще пять. Он поблагодарил, допил свой коктейль и тихо ушел. Я глотнул тоже, еще раз обрызгался водой и решил, что лучше ехать домой, чем ночевать в этой дыре. Надев рубашку и пиджак, я спустился с сумкой вниз.
Из коридорных в вестибюле торчал только крысеныш. Пока я нес сумку к стойке, он даже не шевельнулся, чтобы помочь. Яйцеголовый администратор, не поднимая глаз, отнял у меня еще два доллара.
— Два доллара за ночь в душном чулане! — посетовал я. — Тогда как в мусорном ящике я мог бы переночевать задаром.
Администратор зевнул, но тут до него дошло, что я сказал.
— Около трех утра становится прохладно. И до восьми, а то и до девяти можно жить, — бодро сказал он.
Я вытер платком шею и побрел к машине. Даже сиденье было горячим, и это в полночь!
Домой я доехал без пятнадцати три. Голливуд показался мне холодильником. Даже в Пасадене было прохладно.
13
Мне снилось, что я плыву в глубине холодной зеленоватой воды с мертвой блондинкой в руках. Ее светлые волосы колышутся у меня перед лицом. Рядом, плотоядно скалясь, словно престарелая шлюха, ходит кругами огромная рыбина с выпученными глазами, раздувшимся телом и тусклой от гнили чешуей. Когда меня уже стало распирать от удушья, труп вдруг ожил и вырвался из моих рук. Я начал драться с рыбиной, а труп все переворачивался и переворачивался, покачивая длинными волосами.
Я очнулся. В рот мне влез край простыни, руки крепко вцепились в изголовье. Я их разжал и опустил. Мускулы ныли от напряжения. Я закурил, походил по ковру босиком и, загасив сигарету, вернулся в постель.
Второй раз я проснулся в девять часов. На лицо мне падало солнце. В комнате стояла жара. Я забрался под душ, побрился, кое-что на себя нацепил и приготовил в кухне тосты, яйца и кофе. Когда я заканчивал завтрак, в дверь постучали.
С полным ртом я пошел ее открывать. На пороге стоял худощавый серьезный человек в строгом сером костюме.
— Лейтенант Флойд Грир, центральный уголовный розыск, — представился человек и, пройдя в комнату, протянул мне сухую ладонь.
Он уселся на самый край стула, как все они делают, и стал вертеть в руках шляпу, не сводя с меня пристального, как у всех у них, взгляда.
— Нам сообщили из Сан-Бернардино о происшествии на Оленьем озерце. Насколько я понимаю, вы оказались там, когда был обнаружен труп.
Я кивнул и спросил:
— Хотите кофе?
— Спасибо, два часа назад завтракал.
Я принес себе чашку и сел напротив.
— Они просили проверить ваше досье, — сказал он.
— Понятное дело.
— Мы проверили. С нашей точки зрения, все в порядке. Никаких грехов за вами нет. Видимо, простая случайность, что человек вашей профессии оказался на месте происшествия.
— Таким уж счастливчиком я уродился, — сказал я.
— Вот я и решил забежать к вам, познакомиться.
— Ясно. Рад знакомству, лейтенант.
— Конечно, случайность, — повторил он, кивнув. — Вы туда ездили по делу?
— Если и по делу, — сказал я, — то оно, насколько я знаю, с утопленницей не связано.
— Но уверенности у вас нет?
— Какая может быть уверенность до тех пор, пока расследование не закончено?
— Конечно. — Он снова, словно застенчивый ковбой, принялся вертеть в руках шляпу. Но глаза его смотрели далеко не застенчиво. — Могу я надеяться, что если какие-то важные связи все же раскроются, вы поставите нас в известность?
— Надеюсь, можете, — сказал я. Он оттопырил языком нижнюю губу:
— Нам нужно больше, чем просто надежда. А в настоящее время вы могли бы что-то прояснить?
— В настоящее время я знаю столько же, сколько Паттон.
— Кто это?
— Начальник полиции в Пумьей Вершине.
Худощавый серьезный лейтенант терпеливо улыбнулся и хрустнул пальцем.
— Перед дознанием окружной прокурор из Сан-Бернардино захочет с вами побеседовать, — сказал он. — Но это еще не скоро. Пока что они стараются снять отпечатки пальцев. Мы на помощь послали специалиста.
— Будет нелегко. Тело долго находилось в воде.
— Сейчас это не проблема. В Нью-Йорке много утопленников, и там разработали метод. Срезают кожу с подушечек и закрепляют в дубильном растворе. Как правило, отпечатки получаются.
— Думаете, у погибшей какое-то уголовное прошлое?
— Мы всегда снимаем у трупов отпечатки, — сказал он. — Вам-то уж должно быть это известно.
— Кстати, я не был знаком с этой женщиной и ездил туда не из-за нее. Можете мне поверить.
— Но вы ведь не хотите объяснить, зачем ездили, — настаивал он.
— Зря вы считаете, что я что-то скрываю.
Он повертел шляпу на костистом пальце:
— Вы меня не так поняли, мистер Марло. Ничего мы не считаем. Мы просто ведем следствие, ищем. Я задаю обычные вопросы. Вы давно работаете по этой части и должны бы знать. — Он поднялся и надел шляпу. — Если понадобится уехать из города, поставьте меня в известность. Буду очень признателен.
Я пообещал и проводил его до двери. Наклонив голову и одарив меня грустной полуулыбкой, он вышел, не спеша добрел до лифта и нажал кнопку.
Я вернулся на кухню глянуть, не осталось ли кофе. Набралось две трети чашки. Я добавил сахара, сливок и с кофе в руке направился к телефону. Набрав номер полицейского управления, я попросил соединить меня с уголовным отделом, а потом с лейтенантом Флойдом Гриром.
— Лейтенанта Грира сейчас нет на месте, — ответил голос. — Кто-нибудь может его заменить?
— Де Сото там?
— Кто-кто?
Я повторил имя.
— Из какого отдела и какое звание?
— Один из агентов.
— Не бросайте трубку.
Я подождал. Наконец тот же скрипучий голос сказал:
— Что за шуточки? Де Сото в штате не числится. Кто на проводе?
Я положил трубку, допил кофе и позвонил в контору Кингсли. Мисс Фромсет вежливо ответила, что он только что пришел, и без звука соединила меня.
— Ну? — спросил Кингсли. Его голос в начале рабочего дня звучал бодро и напористо. — В гостинице что-нибудь узнали?
— Она туда заезжала. И встречал ее Лавери. Коридорный, которого я расспрашивал, упомянул его сам, безо всяких моих подсказок. Они пообедали и вместе поехали на станцию.
— Я мог бы и сообразить, что он врет, — медленно произнес Кингсли. — Но мне показалось, что он удивился, когда я сказал о телеграмме из Эль-Пасо. На этот раз интуиция подвела. Есть что-нибудь еще?
— В Сан-Бернардино нет. Только что приходил полицейский — обычные вопросы и предупреждения не покидать город. Пытался выяснить, зачем я ездил в Пумью Вершину. Я не сказал и, судя по тому, что Джим Паттон ему неизвестен, тот тоже о вас не проговорился.
— Джим чертовски порядочный человек, — сказал Кингсли. — Да, к чему вы спрашивали вчера о какой-то Милдред… как там дальше? Фамилию не помню.
Я коротко рассказал всю историю, а заодно сообщил о том, где нашлась машина Мьюриел с вещами.
— Дела Билла плохи, — сказал он. — Я бывал на Енотовом озере, но дровяной сарай мне бы и в голову не пришел… я вообще про него не знаю. Похоже на преднамеренное убийство.
— Да нет, не обязательно преднамеренное. Билл хорошо знал местность И ему ничего не стоило прямо на ходу сообразить, где чего спрятать. Да и расстояние играло роль. С его ногой далеко не поедешь.
— Может быть. Что вы собираетесь делать дальше?
— Снова навещу Лавери.
Он согласился, что это логично, и добавил:
— А эта… ну, погибшая… к нашему делу никакого отношения не имеет?
— Ваша жена могла кое-что про нее знать. Тогда полицию это заинтересует.
— Послушайте, Марло, — голос звучал резко. — Я могу понять склонность сыщика связывать все происходящее в один тугой узел. Но все же не давайте этой склонности воли. Жизнь, как я ее понимаю, совсем не такая. Поэтому оставьте полиции семью Чесса, а сами сосредоточьтесь на семье Кингсли.
— Хорошо, — сказал я.
— Не подумайте только, что я хочу вам навязывать…
Я от души рассмеялся и повесил трубку. Потом оделся, сходил в гараж за «крайслером» и поехал в Бей-Сити.
14
Миновав перекресток у поворота на Альтаир-стрит, я доехал до площадки с полукруглой стоянкой у самого края каньона, и белыми деревянными перилами над обрывом. Не вылезая из машины, я сидел, любуясь видами океана, серо-голубыми склонами предгорий, и думал. Я хотел решить, как лучше вести себя с Лавери: говорить мягко или резко, махать оливковой ветвью или кулаками. Пришел к выводу, что лучше попробовать мягкий подход. Если же я не добьюсь результатов — а скорее всего, не добьюсь, — тогда пусть берет свое природа и страдает мебель.
На той стороне каньона по склону вилась безлюдная мощеная улочка. Чуть ниже, на следующей улице, двое парнишек кидали бумеранг и, пихаясь локтями, переругиваясь, бегали за ним. Еще ниже, за красной кирпичной стеной, стоял среди деревьев дом. На заднем дворе сушилось на веревке белье, а по крыше, покачивая головками, ходили два голубя. Мимо дома прогромыхал голубой с коричневым автобус. Когда он остановился, из него осторожно вылез старик, утвердился на земле и, постукивая тяжелой тростью, потащился по склону вверх.
Воздух был еще прозрачнее, чем вчера. Вся округа нежилась в утреннем покое. Я оставил машину и пошел на Альтаир-стрит к дому 623. Окна на улицу плотно прикрывали жалюзи. Дом, казалось, спит. Я спустился по тропинке с корейским мхом и, уже надавив на звонок, заметил, что дверь чуть отходит. Она осела, как оседают все двери в наших местах, и язычок замка оказался чуть ниже прорези. Мне вспомнилось, что ее заедало еще вчера, когда я уходил. Я слегка нажал, и она с легким щелчком подалась. Комната была во тьме, только из окон на западе пробивался тусклый свет. Никто на звонок не ответил, а еще раз звонить мне не хотелось. Я распахнул дверь чуть шире и вошел.
От комнаты веяло теплой тишиной закрытого, несмотря на позднее утро, помещения. На круглом столике у дивана стояли два грязных бокала, полупустой сифон и почти совсем пустая бутылка «Ват 69». Рядом ждала своей очереди полная. На дне медного ведерка для льда поблескивала талая вода.
Я прикрыл за собой дверь и прислушался. Если хозяина нет, можно рискнуть сделать обыск. Ничего особо инкриминирующего на Лавери у меня не было, но тем не менее он вряд ли станет звонить в полицию.
Время тянулось в тишине под стрекот электрических часов на каминной доске, под отдаленные гудки автомобильных клаксонов на Астер-драйв, под басистое жужжание аэроплана над склонами за каньоном и урчание внезапно включившегося на кухне холодильника.
Я прошел в комнату, осмотрелся и снова прислушался — ничего, кроме тех же мирных домашних звуков, даже не намекающих на присутствие человека. Я направился по ковру к сводчатому проходу в конце.
На белых металлических перилах ведущей вниз лестницы внезапно появилась рука в перчатке. Появилась, замерла, снова потянулась вверх. Затем показалась шляпка, наконец — лицо. По лестнице медленно поднималась женщина. Она поднялась и, все еще, видимо, не замечая меня, повернула под арку в комнату. Тоненькая дама неопределенного возраста, с неопрятными волосами, испачканным яркой помадой ртом и толстым слоем румян на щеках. Голубой твидовый костюм совершенно не шел к ее лиловой шляпке, которая сбилась набок и прикрывала глаза.
Увидев меня, она не остановилась, даже не моргнула глазом, а медленно пошла к центру комнаты, выставив вперед правую руку. Как и левая рука, которую я видел на перилах, правая тоже была в коричневой перчатке, только с одним отличием — пальцы сжимали рукоятку небольшого пистолета.
Дама наконец остановилась, чуть качнулась назад, и с ее губ сорвался стон. Потом вдруг хихикнула, тонко, нервно, и, не опуская пистолета, снова двинулась вперед.
Я стоял, не спуская с оружия глаз.
Теперь она подошла достаточно близко для доверительного разговора и, направив дуло мне в живот, сказала:
— Хотела получить с него квартирную плату. Дом, кстати, содержится в порядке. Ничего не сломано. Нет, он всегда казался мне человеком аккуратным и надежным. Вот только задержал оплату.
— И много задолжал? — довольно вежливо спросил я, но голос у меня был срывающимся и жалким.
— За три месяца. Двести сорок долларов. Восемьдесят в месяц — не так уж и много за хорошо обставленный дом. Он и раньше, бывало, задерживал, но в конце концов отдавал. И сегодня утром обещал. По телефону. Я имею в виду, обещал отдать деньги.
— По телефону, — повторил я. — Сегодня утром.
Я незаметно передвинул ноги. Мне пришло в голову подвинуться ближе, отбить руку с пистолетом в сторону и схватить даму, пока она не успеет снова прицелиться. Этот прием мне никогда особенно не удавался, но надо же время от времени тренироваться. Сейчас время как раз настало.
Я умудрился приблизиться дюймов на шесть, но дама была все еще далековато.
— Вы хозяйка этого дома? — спросил я, не глядя на пистолет. Во мне теплилась слабая, очень слабая надежда, что она целится в меня неосознанно.
— Конечно. А кто же еще? Меня зовут миссис Фолбрук.
— Я так и подумал, что вы хозяйка, — сказал я. — Кто еще стал бы говорить об оплате. Но вот вашего имени я не знал.
Еще восемь дюймов. Отличная работа! Жаль, если она пойдет коту под хвост.
— А можно узнать, кто вы? — спросила она.
— Я тут по поводу платы за машину, — сказал я. — Дверь была чуть приоткрыта, вот и вошел. Зачем — сам не знаю.
Я скорчил физиономию, какая, по моему мнению, должна быть у агента кредитной фирмы, собирающего взносы, — чуть жестковатую, но всегда готовую расплыться в улыбке.
— Мистер Лавери вам тоже задолжал? — встревоженно спросила она.
— Слегка. Самую малость, — успокоил я ее.
Я был уже готов к броску. Расстояние до нее теперь нормальное. Нужна лишь скорость. Быстро, резко сделать шаг вбок и, отбив руку с пистолетом в сторону… Я оторвал ногу от ковра…
— А знаете, — сказала она, — странно получилось с этим пистолетом. Нашла его на лестнице. Гадость, весь в масле. А дорожка на лестнице из серой шенили. Обошлась в копеечку.
И она протянула мне пистолет.
Моя рука, онемевшая от напряжения, какая-то вся ломкая, приняла дар. Ноги расслабились. А дама тем временем с отвращением понюхала перчатку и продолжала с той же шизофреничной рассудительностью: