«Может быть, рано нас на свалку, а? Вон как еще снаряды к передовой подносим!»
Надо Николаичу в Питер звонить. Сообщить о новых обстоятельствах,сказать, что, вероятно, Баранкин и убийца продолжают действовать вместе…
Голова закружилась, Надежда Прохоровна едва успела за край стола вцепиться, не упасть посередь кухни подкошенным кулем…
Когда Софья Тихоновна вернулась из магазина, то нашла свою подругу в постели совершенно больной.
Бледная, с синеватыми губами, Надежда Прохоровна лежала в своей комнате, дверь туда была открыта.
Вначале Софочка обрадовалась — затворничество кончилось! — потом вошла в комнату и обомлела: Надин лежала — краше в гроб кладут.
Буквально тут же вернулся с работы в непривычно раннее время Алеша, услышал «Наденьке так плохо!», и началась обычная родственнаякутерьма.
Софочка отпаивала Надежду Прохоровну сердечными каплями, мерила давление, намекала на вызов неотложки… Совершенно расстроенный Бубенцов истуканом в дверях застыл.
Надежда Прохоровна принимала эту помощь со слабой улыбкой.
Когда отлегли от сердца мысли о страшном, такая кутерьма бальзамом на душу ложится.
Как только и у Софочки немного отлегло, она с пристрастием спросила:
— Надя, что происходит? Почему ты, пока меня не было, выходила куда-то на улицу и вернулась совершенно больная?
— ????
— Не делай удивленные глаза! Я видела — на твоих сапожках еще не высохли капли растаявшего снега!
Надежда Прохоровна мысленно усмехнулась: вот ведь тоже — сыщица.Капельки, видите ли, на сапогах разглядела.
— Это я их мыла, — соврала почти уже привычно.
Софья Тихоновна гневно посмотрела на подругу, в последний раз, показательно, измерила ей давление — молча, с укоризной — и вышла из комнаты.
Ее место на стуле тут же занял рыжий кот. Соболезнование пришел мурлыканьем выражать.
Надежда Прохоровна погладила кота между ушами, устроилась на подушках прямо, посмотрела в потолок: «Поздно уже, братцы, нам тяжелые снаряды подтаскивать. Взялась — надорвалась».
На восьмом десятке перепады от испуга до эйфории бесследно не проходят.
А в Питер Володе Дулину можно и попозже позвонить. Он в Петербург командирован, зачем днем беспокоить, от дел отвлекать?
Попозже, попозже… Надежда Прохоровна закрыла глаза и уснула почти мгновенно.
Приснился ей артиллерийский склад. Длиннющий сводчатый подвал, заполненный поблескивающими в полутьме совсем не пыльными снарядами стотонной тяжести.
Едва проснувшись, баба Надя бросила взгляд на часы: матерь родная, половина шестого! Поди, и Арнольдович из института вернулся, у него, как говорил, три утренние пары…
Надежда Прохоровна тихонько поднялась с кровати, босиком, в одних носочках дошла до стола, взяла с него мобильный телефон и, не включая люстру, пользуясь только подсветкой дисплея, набрала вызов Владимира Николаевича Дулина.
Пока проходило соединение, напилась воды из графина.
— Слушаю вас, Надежда Прохоровна! — раздался бравый голос майора.
Показалось — мощная телефонная мембрана распространила командирский бас по комнате от потолка до двери. Надежда Прохоровна чуть не цыкнула: «Потише, Вова, я тут секретничаю!»
— Привет из Северной столицы!
Настроение у майора, видать, отличным было. Даже жалко стало его портить. Признаваться, что не выполнила обещание — на улицу наведалась.И там чуть железякой по маковке не заработала.
— Володя… у меня тут, видишь ли, такое дело… На улицу я вышла. А в подъезде — ждали. — И затараторила быстро, пока оперативник не опомнился, вопить не начал (горячий Володя — чистый кипяток): — Помнишь, в нашем подъезде дверь двойная? Так между дверями меня мужик в черной одежде и поджидал…
Надежда Прохоровна торопилась, старалась быстрее закончить покаянную вводную часть и перейти к более насущным результатам — к размышлениям, пока упреками не перебили…
Майор таки не удержался, перебил. Но неожиданным вопросом:
— А где в это время находился старший лейтенант Бубенцов?
По голосу чувствовалось — начальство сурово закипает.
— Так… на работе… — невнятно отчиталась за Алешу баба Надя.
— На какой, мать его за ногу, работе?! Я ему приказывал сидеть дома с табельным оружием!!!
Взорвался. Побулькал что-то (явно нецензурное) подольше от трубки и рявкнул:
— Сейчасон дома?1
— Так… вроде… да… — совсем смутилась баба Надя.
— Зовите его к телефону!
Надежда Прохоровна промямлила «счас» и, как была босиком, вышла из комнаты.
Старший лейтенант Бубенцов на кухне чай гонял. Вприкуску. Разложил красивенько по тарелочке любимые бутерброды с докторской колбасой, Марк Аврелий с подоконника ласково на эти бутерброды поглядывал…
Надежде Прохоровне было жалко нарушать предвечернюю кухонную идиллию. Она тактично подкралась в носочках к Алеше, положила руку ему на плечо — тот вздрогнул, чаем подавился…
— Алеша, тут тебя майор… — протянула трубочку, — Владимир Николаевич из Питера, — зачем-то уточнила.
Участковый судорожно пропихнул в пищевод застрявший кусок бутерброда.
— Старший лейтенант Бубенцов слушает! — ответил тем не менее невнятно.
— Это чем же слушает лейтенантБубенцов? — язвительно приступил к разгону шеф убойщиков. — Я спрашиваю: чем ты, мать твою, слушаешь?! — Голос все более наполнялся начальственным гневом: — Я где тебе приказывал сегодня быть?!
— Так это… Варенцов позвонил… приказал явиться на…
— Кто твой начальник — я или Варенцов?!?!
— Вы, товарищ майор! — вскочил с табуретки перепуганный старлей.
Благодаря сильнейшей телефонной мембране баба Надя слышала каждое слово, доносящееся из Питера.
Некоторые из оборотов речи майора заставили бы Софью Тихоновну грохнуться в обморок, но бывшая заводская крановщица сдюжила. Только ушки чуточку заполыхали. Да Алешу жальче жалкого стало.
По гневным репликам майора выходило так: участковый Бубенцов давно просил о переводе в дулинский отдел. (Баба Надя об этом еще раньше краем уха слышала.) Но «кадры» что-то тормозили, и почему-то именно сейчас майор «нажал» на кадровиков и попросил ускорить перевод.
Бубенцова «оформили» конкретно (почему-то) с сегодняшнего дня.
И сейчас Дулин припоминал старлею свои старания, намекал, что поторопился, и грозился устроить «обратный обмен»…
— Так, товарищ майор, — уже почти плаксиво оправдывался Алеша, — на моем участке два убоя…
— На твоем бывшемучастке, — жестко перебил майор. — Почему я узнаю от Надежды Прохоровны о нападении в подъезде? Где ты был в это время? Почему не доложил?!
Надежда Прохоровна вырвала из рук едва не расплакавшегося воспитанника своютелефонную трубку и разродилась не менее грозным басистым рыком:
— Ты чего вопишь, а?! Много власти дали, да?! Алешку твои же приятели — коллеги! — помочь попросили! Не разорваться же им на два убоя с одним новым участковым! Алеша меня спросил утром: «Вы, баба Надя, сегодня никуда выходить не собираетесь?» Я ему ответила: «Нет, температурю, буду дома сидеть!» — Это была чистейшая правда. Прежде чем улизнуть утром на работу, Алеша действительно заходил в комнату Надежды Прохоровны и спрашивал о планах на утро. Та никуда не собиралась, сказала, дома остается.
О том, что Дулин приказал ему строжайше в охранниках у бабушки Губкиной побыть, не обмолвился, правда. Но видать, на это отдельное указание было — не пугать лишний раз бабушку. Старенькая она.
Гнев майора постепенно затух.
— Вы преступника запомнили? — устало поинтересовался Дулин. (А ведь какое хорошее настроение у мужика пять минут назад было!)
— Рост выше среднего, одет во все темное, лица не видела. Ах да — на голове, наверное, плотная вязаная шапка. По точно не скажу: выскочила из темноты на свет — ослепла.
— Жалко.
Дулин помолчал, и баба Надя отважилась возвернуться к прежней тематике. Причине нагоняя.
— Володь, а почему ты попросил Алешу меня с пистолетом охранять, а?
— Не попросил, а приказал, —уточнил майор язвительно. — Появились некоторые интересные факты… — Дулин замялся. — Не телефонный разговор, Надежда Прохоровна… Вы и вообще-то сейчас со мной поговорите и батарейку из трубочки выньте… Мало ли, — сказал многозначительно.
— Подслушивают, что ли?! — испуганно, но с крохотной долей восторга уточнила баба Надя. Не только богатейку Генриетту, понимаешь ли, через мобильники-компьютеры наблюдают — пенсионерку Губкину подобной чести удостоили. Стараются.
Выходит, значит, тоже не лыком шита Надя Губкина. Серьезный интерес у серьезных преступников еще вызывать умеет.
Майор Дулин, кажется, эту мизерную радость уловил. Фыркнул, крякнул, но ответил по теме:
— Пока наши технари за вашими телефонами присматривают, вроде бы все в порядке. Но… Ничего лишнего по телефону лучше не говорить, а из сотового вообще батарейку вынуть. Понятно?
— Угу. Сделаю.
— И сидите дома. Вместе с Бубенцовым. Приеду — поговорим.
— Посижу, посижу. А ты когда, Володя, вернешься?
— Та-а-ак… Завтра у меня два допроса и очная ставка в «Крестах»… Надеюсь до вечера управлюсь и ночью домой. Утром буду в Москве.
— Ко мне придешь?
— Как дело сложится, — замялся Дулин. — Тут, Надежда Прохоровна, с вами один человек познакомиться хочет… — Не стал продолжать, оборвал намек. — Но об этом после. До свидания. Дайте, пожалуйста, еще раз трубочку Алексею…
На этот раз Алеша отошел к батарее, и ничего Надежда Прохоровна не расслышала. Увидела только, как щеки старшего лейтенанта малиновыми шлепками покрылись, и только тот закончил разговор, спросила, сидя на табурете, глядя снизу вверх:
— Что происходит, а, Алеша?
— Не знаю, — задумчиво, смотря куда-то в сторону, ответил тот. — Хотел вас об этом же спросить… Вы снова куда-то вляпались? — Глянул пристально на хорошо знакомую бабушку.
— Что значит — вляпалась?! — возмутилась та. — Я следствию помогаю!
— В чем? — пытливо прищурился бывший участковый.
— Много будешь знать, скоро состаришься, — важно ответила пенсионерка и поднялась с табурета.
— Да уж… — задумчиво пробормотал Алеша. — Если Терминатор так разбушевался…
— Какой Терминатор?
— Дулин. Его так на нашей «земле» зовут — Володя Терминатор.
Для Шварценеггера росточком Вова не вышел, но по сути — похоже, подумала Надежда Прохоровна. Стальной мужик.
Весь следующий день Надежда Прохоровна просидела в квартире.
Но, честно говоря, скучать ей не пришлось.
Вначале заявилась седая и важная медицинская дама с квадратным чемоданом.
Ее приход предварил смущенный монолог Алеши: «Тут утром, Надежда Прохоровна, Дулин позвонил — спрашивал, как на вас неудачное нападение отразилось… Я врать не стал, ответил — весь день в кровати пролежали. Он сказал — днем врач придет, кардиограмму сделает. Вы не возражаете?..»
Против лишней заботы не будет возражать ни одна нормальная бабушка.
Кроме, наверное, железобетонной крепости Надежды Губкиной. Надежда Прохоровна попробовала поворчать — вот еще удумали, к здоровой бабке занятых людей таскать. Но глаза у воспитанника сделались такими несчастными, а на щеках вновь обозначились шлепки недавнего нагоняя, что баба Надя смирилась: Алеша человек подневольный, ему приказ из Питера поступил — он выполняет: обеспечивает бабушке медицинское обследование.
Пришлось содействовать. Принять седовласую, по виду жутко опытную медичку и получить от нее вполне ожидаемый диагноз:
— Давление как у космонавта. С таким сердцем еще лет пятьдесят без всяких таблеток проживете, Надежда Прохоровна.
Баба Надя оправила сбитый осмотром домашний костюм, вышла в коридор и победно посмотрела на замершего под дверью воспитанника: «Можешь звонить своему Терминатору, сообщать: задание выполнено, товарищ майор, бабушка здорова!»
И кто бы сомневался. Денек капельки Сонины попила, в постельке полежала — и будет с бабушки.
После ухода серьезной врачихи развлекать сидящую взаперти пожилую сыщицу взялся уже сам Бубенцов.
Надежда Прохоровна и Софья Тихоновна сидели в гостиной перед телевизором, смотрели новости по НТВ. (Надежда Прохоровна вообще предпочитала «мужские» телеканалы — НТВ и РЕН. Всякую сладенькую сериальную чепуху для рыдающих над сказками домохозяек ставила пониже крутых боевиков и мордобойных ужасов.)
В гостиную зашел Алеша и незаметно сделал бабе Наде круглые глаза, намекая выйти.
Надежда Прохоровна тихонько встала с дивана, мол, пойду чайку поставлю, зевая, сказала Софе и выскользнула за дверь.
Алеша поманил ее дальше в свою с Настенькой спальню. Провел бабушку в комнату, плотно закрыл дверь — у бабушки от такой секретности брови наверх уползли, сказал почти шепотом:
— Звонил Дулин. Просил вас вставить обратно в мобильный телефон батарейку, — и многозначительно выпучил глаза. Сделал паузу.
— Поня-а-атно, — задумчиво прошептала баба Надя. — Подслушивать меня, Алеша, начали?
— Да, — впервые четко, зная о том, что происходит вокруг, ответил Бубенцов. — Владимир Николаевич попросил еще вам передать: как только вставите батарейку, побормочите что-то о поломке телефона, который якобы только что починили. Понятно?
— Да.
— Потом скажите, что перестали болеть, почти выздоровели…
— Сразу тоже, что ль, сказать? — попадая под таинственно напряженный тон старшего лейтенанта, поинтересовалась баба Надя.
— Нет. Дулин сказал — так, между делом на нездоровье посетуйте. Мол, болела, но уже поправилась. Ни о каких делах, связанных с расследованием, ни гугу. Забыли. Ясно?
Надежда Прохоровна допятилась до краешка широкой постели молодых, села на уголок…
— Алеш… а что… выяснить, кто меня подслушивает, и поймать его за руку нельзя?
— Не знаю, Надежда Прохоровна, — чистосердечно признался новоиспеченный оперативник. — Может быть, нельзя. Может быть, у Дулина какие-то основания так поступать есть… Но вирус в ваш мобильник уже пытаются пропихнуть. Это Владимир Николаевич ясно сказал: «Никаких разговоров о деле, как только вставите батарейку в телефон».
— Господи, Твоя воля, — прошептала баба Надя. — Что делается-то, а, Алеша?! Чего ж они этого преступника поймать-то не могут?!
Огромный черный силуэт, скрывающийся за углом дома, донимал воображение пожилой любительницы мордобойных сериалов и не давал покоя. Баба Надя уже была не рада, что залезла в такую круто заваренную кашу, вляпалась, как говорил Алеша. Встряла.
По телевизору смотреть на приключения молодцеватых сыщиков и крепкоголовых спецназовцев — одно. Они руками-ногами ловко машут, от пуль уворачиваются…
Другое дело, когда тебе за семьдесят, колено ноет, позвоночник на всякий чих отзывается, и все происходит совсем не на экране, а очень даже наяву.
Совсем другое дело. Родная шкура ужас чувствует, твое лицо испариной покрыто…
Алеша сел возле бабушки, положил теплую руку на скукоженное плечо, шепнул:
— Я рядом, баба Надя. Я — тут.
— Я знаю, Алеша, знаю.
— Страшно?
— А ты как думаешь?
Оперативник не ответил. Только плечо длинными сильными пальцами покрепче сжал.
Вот ведь жизнь-зараза. Зачем груздем называться, если в кузов лезть не хочешь?!
Утром, часов в одиннадцать, Надежда Прохоровна мыла на кухне посуду. Софья Тихоновна курицу для бульона на огонь поставила, пену снимала.
Зашел Алеша. Нашел глазами бабы-Надин мобильный телефон на столике и громко сказал:
— Софья Тихоновна, вам из домоуправления звонили. Просили пенсионное удостоверение принести. Какой-то у них к вам вопрос есть.
— Ох, — сказала Софа. Очень супруга профессора Савельева не любила с официальными лицами в их кабинетах общаться, бумажки разбирать. — Только мое удостоверение просили?
— Да. Что-то они там с льготами мудрят, переоформляют. Просили прямо сейчас зайти.